Он встал с кресла и поднял руку, призывая всех присутствующих к вниманию.
- Господа! Я рад сообщить вам приятную для меня и, возможно, небезынтересную для вас новость. После продолжительных консультаций с достопочтенным герцогом Аквитанским мы, наконец, пришли к обоюдному согласию по всем принципиальным моментам, и с чувством глубокого удовлетворения я сообщаю, что отдаю дочь мою Анну в жены высокородному принцу Филиппу, сыну герцога и наследнику Гаскони.
Вельможи в зале одобрительно зашумели - правда, не все. Король Наварры обалдело взглянул на герцога и императора, расточавших в ответ на поздравления лучезарные улыбки: потом украдкой ущипнул себя за руку и, убедившись, что не бредит, мысленно выругался. Дурные предчувствия, овладевшие им, когда Филипп избрал королевой любви и красоты Анну Юлию Римскую, оказались не напрасными. А ведь еще накануне дочь уверяла его, что ее брак с Филиппом Аквитанским дело решенное, - и на тебе!.. А он-то так надеялся...
"Ну, все! - злобно подумал король, не в силах сдержать зубовный скрежет. - Хватит мне панькаться с нею! Терпение мое лопнуло... Да, да, лопнуло! - в бессильной ярости храбрился он.
Остались Оска, Шампань, племянники Педро и Рикард - и вот с одним из них она непременно поженится. Если надо будет, силой приволоку ее к алтарю..."
А тем временем император, усаживаясь в свое кресло, сказал герцогу:
- Мне кажется, достопочтенный, что такая гарантия удовлетворит всех нас - и тебя, и меня, и твоего сына.
- Безусловно, - кивнул тот.
16. МАРГАРИТА ИЗБАВЛЯЕТСЯ ОТ НАВАЖДЕНИЯ,
А ФИЛИПП ВИДИТ СЛАДКИЕ СНЫ
Теперь, после этого небольшого, но крайне важного отступления, вернемся к Филиппу и Маргарите. Как мы уже знаем, Филипп, оставшись наедине с принцессой, сказал:
- Итак, сударыня, не соблаговолите ли объяснить, что привело вас ко мне в столь поздний час?
Маргарита резко вскочила на ноги.
- Извольте хотя бы не лежать в присутствии дамы! - в голосе ее прозвучали истерические нотки. - Ишь как развалились! Как... как ленивая свинья - вот как!
Филипп вздохнул и принял сидячее положение.
- Это даму удовлетворит? Или дама желает, чтобы я упал перед ней на колени? - утомленно, а потому со злостью произнес он.
Лицо Маргариты вспыхнуло ярким румянцем негодования.
- Что за тон, милостивый государь?! Нет, каков нахал, подумать только! А вырядился - тоже мне римский сенатор!
- Галльский, - машинально уточнил Филипп. - Вы меня поражаете, любезная кузина. Я не понимаю, что вам от меня надо.
Вдруг Маргарита вся как-то сникла, опустилась рядом с ним на диван, положила голову на его плечо и тихонько заплакала.
- Ну, это уже никуда не годится, - растерянно пробормотал Филипп. Прекрати, слышишь!
- Помолчи, Филипп, - сквозь слезы взмолилась Маргарита. - Прошу тебя, молчи... Жестокий ты, бездушный!..
Так они и сидели: она плакала, а Филипп, превозмогая сон, думал о том, сможет ли он когда-нибудь постичь иррациональную сущность этих удивительных и загадочных созданий - женщин.
Наконец Филипп поднял тяжелые, точно налитые свинцом веки.
- Хочешь остаться со мной? - вяло спросил он.
Маргарита вытерла влажное от слез лицо о его тогу и утвердительно кивнула:
- Да, милый, хочу.
- Ну, так пойдем. Только прихвати свечу, не то споткнемся.
- Умгу.
В спальне Филипп скинул с себя тогу и нижнее белье и забрался в постель.
- Раздевайся сама, - сказал он Маргарите. - У меня нет сил помогать тебе.
Маргарита быстренько разделась донага и спросила:
- Свечу гасить?
- Нет, пожалуй, не надо, - ответил Филипп, восхищенно глядя на нее. Боже, ты такая хорошенькая! Я никак не могу налюбоваться тобой... Иди ко мне, милочка. Скорее!
Маргарита юркнула под одеяло, крепко прижалась к Филиппу и покрыла его лицо жаркими поцелуями. Ее поцелуи были столь страстны, что Филипп, мигом позабыв об усталости, с таким пылом принялся осыпать ласками ее тело, будто бы в нем через края расплескивалась энергия и, вдобавок, он не занимался любовью, по меньшей мере, месяца два.
Впрочем, хватило его ненадолго. Вскоре Филипп вконец выдохся и бессильно уронил голову на ее прелестный животик.
- Что с тобой, милый? - обеспокоено спросила Маргарита.
- Прости, дорогая, не могу. Я слишком устал... Как собака устал... Прости.
Маргарита удрученно вздохнула:
- Что ж, на нет и суда нет... Только вот так и лежи.
- Нравится?
- Очень.
- Хорошо. Я усну у тебя на коленях, - сонно пробормотал Филипп и умолк.
Спустя некоторое время Маргарита прошептала:
- Ты еще не спишь, Филипп?
- Нет.
- Почему?
- Думаю.
- О чем?
- О турнирах. О том, что они делают с людьми. Ведь это противоестественно - лежать в постели с такой аппетитной крошкой и ничего с ней не делать.
- Пожалуй, ты прав, - согласилась Маргарита. - Ненавижу турниры!
В спальне опять воцарилось молчание, и вновь первой его нарушила Маргарита:
- Филипп.
- Да?
- Вот что я тебе скажу...
- Что?
- Ничего у нас не выйдет, милый.
- О чем ты?
- О нашем браке.
Филипп подтянулся к подушке и изумленно спросил:
- Как! Ты уже знаешь?
- Знаю, давно знаю. Просто до сих пор я боялась посмотреть правде в глаза.
- Не понял.
- Мы не созданы друг для друга, Филипп. Более того, мы несовместимы.
- Несовместимы, говоришь? А мне казалось, что напротив - у нас много общего.
- Да, слишком уж много. И как раз поэтому мы несовместимы. Между нами нет настоящей любви, есть только безумная страсть; мы способны заниматься любовью дни и ночи напролет, но никогда не станем друзьями, соратниками, единомышленниками. С самого начала каждый из нас стремился подавить другого подчинить его своей воле - ты оказался сильнее и победил. Я не могу, не хочу мириться с этим.
- Стало быть, та даешь мне отставку?
Этот невинный вопрос вызвал совершенно неожиданную реакцию. Маргарита уткнулась лицом в подушку и горько зарыдала. Филипп поднялся на локте и тронул ее за плечо.
- Что с тобой, любимая?.. Прекрати реветь-то... Ч-черт! - Он всхлипнул: плач Маргариты был очень заразителен. - Хоть скажи, почему плачешь - быть может, я тоже всплакну.
- Н-не м-могу... Н-не м-могу...
- Что ты не можешь?
- Дать тебе отставку не могу. Я... я хочу тебя, хочу всегда быть с тобой... Это какое-то наваждение. Ведь я не люблю тебя, ведь я... я... я... О-о, как я тебя ненавижу!!!
Маргарита подхватилась, опрокинула Филиппа навзничь и уселась на него сверху, стиснув коленями его бока.
- Прошу тебя, умоляю, откажись от меня. Будь великодушным, дорогой... Будь безжалостным, непреклонным, ни за что не женись на мне. Даже если я на коленях буду пресмыкаться перед тобой - не соглашайся, не губи меня, дай мне жить по-человечески... Ну! Ну! Ну! - и в исступлении она принялась наотмашь хлестать его по щекам.
Налицо были явные признаки истерического состояния, поэтому Филипп, не долго думая, влепил ей две сильные пощечины и резко оттолкнул ее от себя. Упав на бок, Маргарита мигом успокоилась и, свернувшись калачиком, тихонько захныкала.
- Я буду великодушным, жестоким и непреклонным, - заявил он. - Я не позволю тебе губить свою жизнь. Ты свободна.
Маргарита перестала хныкать и недоверчиво посмотрела на него.
- Правда?
- Клянусь хвостом Вельзевула, как говаривает Эрнан. Теперь уже ничто не заставит меня жениться на тебе.
- Ты в самом деле отказываешься от меня? - с робкой надеждой и немалой долей горечи в голосе переспросила она.
- Наотрез. Я не хочу прослыть деспотом и эгоистом, единолично присвоившим себе такое бесценное сокровище, как ты. Ведь никто в здравом уме не поверит, что ты не изменяешь мне по собственной воле, и обо мне будут рассказывать ужасные истории, что якобы я регулярно подвергаю тебя жесточайшим пыткам, чтобы принудить к супружеской верности. Постепенно вокруг тебя возникнет ореол мученицы... Черт возьми! Снова плачешь?
- Это я от радости, дорогой... И самую чуточку - от грусти. Когда ты уедешь, мне будет очень не хватать тебя. А ты? Ты будешь хоть изредка вспоминать обо мне?
- Ах, милочка, - сонно пробормотал Филипп. - Я никогда не забуду тебя. У тебя такое прекрасное тело, ты такая страстная, такая нежная, такая сладкая...
- А как же галльская корона? - всполошилась Маргарита. - Ведь мы с тобой... Впрочем, мне это ни к чему, с тобой я не буду даже правительницей Наварры - лишь номинальной королевой, женой короля. Но ты... Неужели ты откажешься от своих претензий? Не верю. Не могу поверить. Нет, определенно, ты что-то затеваешь - но что?
Филипп не ответил. Усталость, наконец, одолела его, и он уснул мертвым сном. Маргарита нежно коснулась губами его лба, затем осторожно, стараясь не производить лишнего шума, сосклользнула с кровати и не спеша оделась. Вынув из подсвечника зажженную свечу, она в последний раз взглянула на спящего Филиппа - и в тот же момент лицо его озарила счастливая и безмятежная улыбка.
"Интересно, что ему снится? - думала Маргарита, направляясь к двери. - Или кто?.. Может быть, Бланка?.. Теперь это неважно. Между нами все кончено. Навсегда. Бесповоротно... Да, да, да! - убеждала она себя. Бесповоротно! Он мой злой гений. Я не могу его любить... Я не должна любить его! Благодарю тебя, Господи, что ты избавил меня от этого чудовища. Ты дал мне силы, дал мне мужество, и это я, я отвергла его! И пусть теперь ему снится кто угодно - но только не я..."
А Филиппу снились Перигор, Руэрг и Готия. В его вещем сне они представлялись ему в виде трех ступеней к возвышению перед главным алтарем собора святого Павла в Тулузе, где по традиции происходит коронация королей Галлии. И видел он усыпанную драгоценными камнями золотую корону королевства Галльского, которую возлагает на его чело Марк де Филипп, архиепископ Тулузский, милостью божьей венчая своего побочного брата на царство в одном из могущественнейших европейских государств...
17. БРАТ И СЕСТРА
Дверь тихо отворилась, и в спальню, освещенную двумя коптящими огарками свечей, вошла стройная рыжеволосая девушка, одетая в платье из темно-коричневого бархата, схваченное вокруг талии широким, шитым серебряными нитями поясом.
Она осмотрелась вокруг и удрученно покачала головой. В комнате царил полнейший бардак; на полу была беспорядочно разбросана одежды, а ее владелец, юноша лет двадцати со всклокоченными светло-русыми волосами, лежал в разобранной постели, уткнувшись лицом в подушку. Он даже не шелохнулся на звук открывшейся и закрывшейся двери, по-видимому, не расслышав ее тихого скрипа.
- Ты еще не спишь, Рикард? - шепотом спросила девушка.
Юноша повернул голову и уставился на нее отсутствующим взглядом. Темные круги под глазами - то ли от недосыпания, то ли от частых попоек, делали его похожим на енота.
- Привет, сестренка, - вымученно улыбнулся он. - Как видишь, бодрствую.
Тяжело вздохнув, Елена присела на край кровати и взяла брата за руку.
- Да уж, вижу. Чего-чего, а бодрости и жизнелюбия тебе в последнее время не занимать.
- Все насмехаешься?
- Отнюдь. Я лишь пытаюсь вразумить тебя, непутевого, но, боюсь, только попусту время трачу. А вот другие впрямь над тобой смеются. И громче всех Маргарита... Кстати, ты разговаривал с отцом?
- Когда?
- Та-ак, понятно. Стало быть, он не захотел даже повидаться с тобой перед отъездом. Про маму я уж и не говорю, она...
Рикард мигом спохватился, сел в постели и растерянно заморгал:
- Как?! Они уехали?
- Да, - кивнула Елена. - В Калаорру.
- Когда?
- Сегодня утром. Они решили не оставаться на празднества. Забрали обеих сестренок и уехали.
- Но почему, черт возьми?
- А ты не догадываешься?
- Неужели из-за меня?
- Из-за кого же еще! Пойми, наконец, что им стыдно за тебя, за твое поведение. Мама ужасно злится, а отец... Да что и говорить! Ты всегда был его любимцем, он так гордился тобой, но теперь... Теперь ему так стыдно!
- Ну так пусть он отречется от меня, если стыдится. Пусть лишит меня наследства - тогда и по моим долгам будет вправе не платить.
- Да что ты такое несешь?! - в отчаянии воскликнула Елена. - Ты в своем уме? Опомнись, братишка!
Какое-то мгновение Рикард непонимающе глядел на сестру, затем резко привлек ее к себе и уткнулся лицом в ее плечо.
- Прости, родная, прости. Я сам не знаю, что говорю... Это безумие! Я спятил, я сумасшедший...
Елена нежно терлась щекой о его волосы. Красивое лицо ее расплылось в гримасе мучительного наслаждения, а глаза томно блестели.