* * *
Нестеренко и Котов за двое суток добыли имена, фамилии и клички лидеров уличных группировок. Данные на Толика Агеева и его ближайшее окружение оперативники занесли на отдельную страницу, сложили все бумажки в папочку, положили ее на стол Гурова.
Он изучал материалы долго, словно фамилии, клички, адреса могли ему чем-то помочь.
Станислав привык к манере Гурова часами беседовать со свидетелем, который в момент преступления пошел из дома в магазин за молоком и чего-то видел, а возможно, и не видел, только слышал, или, как сейчас, перечитывать рапорт, который можно протереть до дыр, а нового из него извлечь не удастся. Крячко раздражала неторопливая, часто занудная методичность Гурова, но Станислав признавал, что выводы друга порой бывали парадоксальны и он из пустой руды добывал золотые крупинки доказательств.
Котов и Нестеренко дремали, сидя за ничейным столом, который стоял слева у стены. Порой оперативники открывали глаза, смотрели на Гурова, читающего и вновь изучающего их рапорты, словно в них было нечто новое и интересное. Наконец Гуров закрыл папку, положил на нее сцепленные в замок ладони, сказал:
– Хвалить вас, коллеги, не за что, работа нормальная, не более того. Картина удручающая. Количество фигурантов пугает даже меня. Мы обязаны выполнить приказ, попытаемся разложить группировку Агеева, иного пути не вижу. Сомневаюсь, что даже в случае успеха мы сумеем повлиять на такую массу отморозков и беспредельщиков.
Группировки обособлены, связи между ними чуть проглядывают, но иного пути у нас нет, будем работать, надеяться, что жизнь нам подскажет интересное решение.
Котов и Нестеренко переглянулись, начальник сказал: «связи проглядывают», а вот они, опытные опера, никаких связей не видели.
– Занимайтесь Агеевым и его ближайшим окружением, – продолжал Гуров. – Нужных свидетелей вы не добудете, но, возможно, какую-то слабину найдете. Наркоман, игрок, запутавшийся в долгах, серьезная любовь – меня интересует буквально все. В группировке работает Георгий Тулин, к нему не приближаться, но вопросы о нем можно и нужно задавать, иначе ваше поведение его расшифрует.
– Лев Иванович, он киллер, то есть наемный профессиональный убийца, и вы ему верите? – спросил Нестеренко.
– Валентин, ты некогда в школу ходил, сейчас не ходишь, жизнь течет, все меняется, – ответил Гуров.
– Но я хотел обратить ваше внимание… – Нестеренко неожиданно умолк, так как получил ощутимый толчок в бок. Острый локоть Котова воткнулся ему между ребер.
Казалось, Гуров смотрит в окно и не может видеть, что происходит за спиной, однако сыщик укоризненно сказал:
– Григорий, зачем же драться? Валентин и слова понимает.
– Человек их национальности любит ударить исподтишка. – Нестеренко поднялся. – Разрешите выполнять?
– Отправляйтесь по домам, поспите, отобедайте, примите душ. На полудохлых лошадях не ездят. – Гуров поднялся. – К вечеру начинайте, пацаны меня не знают, однако пару раз оброните, что деятельностью «мальчиков» заинтересовался полковник Гуров. Возможно, они обеспокоятся, и кто-нибудь из старших их просветит, мол, заинтересованность Гурова грозит тюрьмой.
Глава 3
Георгий Тулин продолжал жить у Анны. Девчонка, как говорится, расцвела на глазах. Она в пятнадцать лет рассталась с девственностью, жила в группировке, мальчишки приходили и уходили. Георгий был первым в ее жизни настоящим мужчиной. Сильный, спокойный, опытный, изредка даже ласковый.
Толик, перед которым она буквально благоговела, мгновенно превратился в щенка-двортерьера, точнее, растаял, скрылся за горизонтом.
Утром Георгий встал рано, когда Анна проснулась, он принес ей поднос с кофе, стаканом сока и бутербродом с копченой севрюгой, сел в кресло рядом, смотрел, как девчонка, смахнув слезу, пьет сок, и сказал:
– Ты, Анна, ко мне не привыкай. Я холостой, свободный, но не твоего романа. Я слегка обогрел тебя, так я и себя согревал. Ты сейчас на плаву, но я скоро уйду. У меня другая жизнь, я совсем не такой хороший, как тебе кажется. Конечно, после слюнявых щенков, торопливого траханья на мокрой скамейке я и кажусь тебе невесть кем. Я обыкновенный взрослый мужик и не более того. Положение у меня для семейной жизни не годящееся, могут посадить либо убить.
– Георгий! – Анна смотрела влюбленно.
– Да знаю я, знаю! – он махнул рукой, снисходительно улыбнулся. – Гамлет я, принц Датский. Проходили… На то она и жизнь, чтобы проходить и меняться.
– Я никогда, никогда, – произнесла девушка. Раздался звонок в дверь, пришел Толик.
Хмурый и собранный, казалось, явился не в гости, а ссориться, он увел Георгия на кухню, закрыл дверь и спросил:
– Вы знаете, кто такой полковник Гуров?
– Возможно.
– Вчера у нас объявились два сыскаря, ходят, вынюхивают, вопросы задают. Вроде они люди этого полковника. Интересно, что ему нужно? Скажите, вы с ним встречались?
– Не доводилось, однако слышал. – Тулин пожал плечами. – Он служит в Главке угро, занимается особо опасными, по моему представлению, пацанами интересоваться не должен. Но если ты поймал не пустой слух, то ваши дела хреновые.
– А где мне о нем узнать поточнее?
– В зоне или в крытой, – усмехнулся Тулин. – Хотя… Ты Хромого, что в подвале у рынка, знаешь?
– Свой человек, – хвастанул Толик.
– И что с вами, пацанами, делать? Хромой никому не свой человек, тем более пацану. Он точно знает полковника Гурова, если захочет с тобой разговаривать, прояснит.
– Да куда же он денется? – самоуверенно заявил Толик.
– Огреет палкой по хребту да выгонит. И ты никуда не денешься. Ты знаешь, какие люди за ним стоят? Не ты, малолетка. Капитан со своей артиллерией против Хромого не пикнет. По-хорошему, возможно, хотя вряд ли, он не любит язык распускать…
* * *
Толик сидел в подвале Хромого, пил кока-колу, молчал, ждал, пока мастер освободится. Он точил зажатую в тиски какую-то хитрую железку. Наконец он закончил, утерся полотенцем, вытер руки о фартук, повернулся к гостю, спросил усмешливо:
– Что тебе Гуров, какое у тебя к нему дело?
– Да он мне сто лет не нужен. Вчера у нас появились два старых сыскаря, вынюхивают. Так мне шепнули, мол, сыскные люди Гурова.
– Плюнь и забудь. Полковник-важняк Главка ерундой не занимается. До меня слушок дошел, он два года назад Президента спас. Вот такой у Гурова уровень. – Хромой махнул на Толика рукой. – Иди, спи спокойно.
– Ну, а если? Коли действительно сыскари от этого важняка?
– Тоже иди и спи спокойно. Когда гроза надвигается, ты не мечись, как мышь перед родами. Гроза от тебя не зависит, ты ее отвести не могешь. Но я тебе повторяю, не станет Гуров тобой заниматься. Для тебя замотделения по розыску – уже вершина, а начальник розыска райуправления, так двадцать два. А полковник-важняк Главка, считай, сорок восемь.
– Получается, я для серьезных ментов никто? – Толик зло прищурился.
– И слава Богу, сынок. Живи и радуйся, станешь для них фигурой, считай, жизнь кончилась, началось ожидание. А когда наконец придут, возьмут, в камере запрут, когда прокурорский чин закончит бесконечные бумаги писать, затем суд приговор вынесет, ты вздохнешь свободно, что все кончилось. Ты мне верь, я знаю.
Правильные слова сказал Хромой, но Толик их не слышал, под горлом бился комок, не проглотить. В мозгу, как дятел, долбила мысль: «Ты для серьезного мента никто».
Хромой на парня внимательно посмотрел, криво улыбнулся.
– Жизнь твоя, ты ей хозяин. Желаешь мою дорожку пройти, топай, тебе мало не покажется.
– Спасибо, что вразумил. – Толик дрожащей рукой сунул пустую бутылку в карман. – Так я пойду.
– Иди, – равнодушно ответил Хромой и вновь повернулся к тискам и взял напильник.
Толик поднялся по узкой лестнице, вышел на улицу. Значит, я лишь сопляк, и мне противника выше участкового и опера из отделения не положено, думал он, шагая между цветочницами. Ну, жизнь покажет, кто есть кто.
* * *
Григорий Котов сегодня пришел домой рано, около девяти. Жена, полногрудая и румяная, в глазах Гриши красавица Настя, всплеснула руками и метнулась на кухню. Два года они смотрят друг на друга влюбленными глазами. Гриша не может привыкнуть, что такая красавица (Настя на самом деле была лишь хорошенькой и в меру простоватой) вышла за него, немолодого, длинноносого, костлявого, замуж, родила ему такую прелесть и ждет его каждый день, час, минуту, встречая сияющим взглядом. Настя не обращала внимания на внешность мужа, чувствовала его внутреннюю силу и любовь, отогрелась душой, поверила: настоящие мужики на Руси не перевелись, Пока жена хлопотала на кухне, Гриша постоял у детской кроватки, любуясь крохотным существом, которое мастью, главное, формой носа пошло в папу.
От существа изумительно пахло, никакая «Шанель» не могла сравниться с чистым сладковатым запахом новой, недавно родившейся жизни.
Потом они ужинали, любили друг друга, заснули одновременно, как и положено влюбленным.
Многоопытный опер не знал, что привел за собой из района «хвост». Два худосочных парня с нездоровой кожей на лице, узкими блеклыми глазами, которые выдавали в них наркоманов или токсикоманов, оставшихся с утра без дозы, пошатались у дома, взглянули на два окна на третьем этаже, вычислили квартиру, поднялись на площадку, взглянули на замки и, довольные, вышли в сквер, где с чистой совестью приняли столь им необходимое.
* * *
…Утром, как обычно, оперативники положили рапорты на стол Гурова. Сыщик начал их изучать, походил на археолога, которому принесли нечто удивительно интересное с раскопок гробницы Тутанхамона. Гуров перечитал дважды, уставился в окно, покурил, тяжело вздохнул и сказал:
– Мы вроде работаем, а в районе за сутки вновь пять грабежей и изнасилование. Столько удалось обнаружить. Сколько потерпевших в отделение не обратилось? Сколько заявлений опера спрятали? – Он сделал небольшую паузу, продолжил: – Двоих взять. Этого и этого, – сыщик подчеркнул фамилии и клички двух парней из группировки Агеева. – Станислав берет и крутит парня на вербовку, на короткую связь. Парень наркоман, свою болезнь от Толика скрывает, серьезного давления не выдержит. Станислав, из парня не получится приличный агент, используем, словно разовый шприц. Валентин и Григорий, берете второго, привозите сюда завтра поутру, мне нужно иметь целый день, хочу с парнем потолковать. Все понятно? С Богом!
Оперативники вышли. Станислав вышел из-за стола, лениво пристегнул кобуру, собрал и разобрал пистолет, молчал, но был явно недоволен заданием.
– Ничего, господин полковник, потопаешь ножками, понюхаешь запахи отделения милиции, – весело произнес Гуров.
– Не дождетесь, ключи от конспиративной квартиры. – Станислав присел на край стола.
– Ты понимаешь, на такой вербовке нельзя засвечивать квартиру, – Гуров протянул ключи.
Станислав положил ключи в карман, достал из шкафа ветровку, открыл дверь, через плечо обронил:
– Куда нам с суконным рылом в калашный ряд?
Только за ним хлопнула дверь, ожил телефон, звонил Тулин.
– Георгий, ты там любовью занимаешься или работаешь?
– Совмещаю, Лев Иванович. Я с отморозками не хожу, у меня на тюрьму аллергия. О грабежах знаю, свидетелей не имею, живу тихо, не дергаюсь, мой час придет.
– Надеюсь, – сухо ответил Гуров и положил трубку.
Тулин тоже положил трубку, усмехнулся.
Он решил, что убьет Гурова, еще в прошлом году. Когда они схватились в пустом доме в рукопашной, афганец почти придушил распятого на полу сыщика, но Гуров каким-то чудом дотянулся до наручников, неизвестно откуда раздобыл силы и шарахнул Тулина по затылку. Тогда оглушенный, в наручниках афганец поклялся убить сыщика.
И чем больше благородства проявлял Гуров, тем тверже становилось решение афганца. Дважды ему представлялась возможность покончить с ненавистным сыщиком, но опытный боец выжидал.
Он понимал, какие силы стоят за полковником-важняком. Убийцу найдут из-под земли и на дне морском тоже разыщут.
Он постоянно думал о Гурове и, не склонный к самокопанию, отчетливо понял причины своей ненависти. Полковник был таким, каким он, Тулин, мечтал стать, но не стал. Афганистан научил его ждать, один год не имел значения. Сыщик был обречен, главное, не торопиться.
Когда Гуров позвонил и пригласил к участию в операции, Тулин понял, ситуация складывается. Столкновение отморозков с полковником неминуемо, произойдет огневой контакт, а уж чью пулю схватит знаменитый и благородный сыщик, никто никогда не определит. Сейчас следует аккуратно выполнять полученное задание, вести себя последовательно, чтобы у Гурова не появилось опасных мыслей. Он умен и осторожен, чертовски умен и чертовски осторожен. Ничего, маленький глупый фюрер Толик Агеев доведет сыщика до белого каления, и сыщик сделает шаг вперед. Последний шаг, дальнейшее зависит от самообладания, которого Тулину не занимать.
Станислав выловил своего парня у рынка. О конспирации разговора не было, полковник двинул мальца по тонкой шее, на глазах изумленной публики швырнул в свой «Мерседес», набросил наручники и уехал из района. Ошарашенный парень молчал; когда Станислав приблизился к центру, то припарковал машину, завязал задержанному глаза, уложил на заднее сиденье, шепнул:
– Будешь дергаться, сделаю больно.
– Не буду, – лаконично ответил парень.
Когда они закрыли за собой дверь конспиративной квартиры, Станислав снял с задержанного повязку и наручники, сказал:
– Присядь, Гена, я приготовлю кофе, – и ушел на кухню.
Гена, долговязый и белобрысый, казалось, мухи не обидит (Станислав располагал о нем несколько другими сведениями), оглядел огромную комнату, обставленную шикарной мебелью. А в прежние времена, которые хорошо помнил полковник Крячко, о подобной квартире оперативники и мечтать не могли. Розыскники растут в званиях и стареют, жизнь летит вприпрыжку, все меняется. Квартира принадлежала не бедной пенсионерке, как в былые времена, а крупному коммерсанту, который предпочитал жить в краях более теплых и спокойных. Сдавать квартиру и получать за нее деньги хозяину и в голову не приходило. Но в сохранности квартиры коммерсант был заинтересован, поэтому предоставил ее в распоряжение МВД. Это всех устраивало. Менты получили квартиру, экономили деньги, не колупались с оформлением вербовки, обходились без лишних бумаг. Хозяин написал одну, заверил ее, где следует, и Гуров получил ключи.
Гена, по кличке Блондин, оглядывал антикварную мебель и, хотя в вопросе не разбирался, сразу понял: ну очень богато. Ничего себе живут менты. Гена о существовании конспиративных квартир знал, представлял их несколько иначе, вроде КПЗ, может, без решеток, но с глазком в двери и вертухаем в коридоре.
Станислав принес кофе, поставил на мраморный столик, открыл коробку шоколадных конфет, опустился в атласное кресло и сказал:
– Начнем не торопясь. Расскажи, Гена, где родился, с кем живешь, чем занимаешься. Старайся меньше врать, знаю я о тебе предостаточно, знаю такое, о чем ты, возможно, и забыл.
– Как мне вас называть? – спросил Блондин.
– Господин полковник, – Станислав откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. Он невольно старался походить на Гурова. Предыстория и жизнь парня Станислава абсолютно не интересовали, но он знал, подобный вопрос Гуров обязательно задал бы.
– Коли вы все знаете, господин полковник, чего зря время терять? – Парень пытался держаться независимо.
Станислав приоткрыл глаза, глянул безразлично, включил магнитофон и не ответил. Геннадий облизнул пересохшие губы, скрывая дрожь, сцепил пальцы, несколько раз кашлянул и поведал о своей короткой девятнадцатилетней жизни. Он не врал, о криминале умалчивал.
– Почему ты не в армии? – спросил Крячко.
– Белый билет, здоровье подорвал.
– Когда ты с Толиком Агеевым познакомился и бандитом стал?
– Наговаривают, такое доказать требуется.