Над рынком висело напряжение — оно было во всем — в угрюмых взглядах, украдкой брошенных на нас, в прерванных разговорах, в какой-то особой, наэлектризованной атмосфере, висящей над этими местами. Все словно ждали какого-то сигнала…
— Если хочешь пулю в зад — поезжай в Джелалабад… — пробормотал Седой, перепрыгивая через кучу ослиного, а может и чьего-то другого дерьма, лежащего прямо посреди дороги.
— Чего?
— Присказка такая. Старая.
— Хреновая присказка…
— Оно так…
Как я понял — шли мы по направлению к стоянке такси, что уже радовало. Если хотят ограбить — заманивают в безлюдное место, а там куда мы шли — народа как раз много. Не будут же грабить прямо при всем народе…
Внезапно афганец свернул — нырнул в какой-то дворик так быстро, что мы едва успели заметить, куда именно. Узкий проулок, ведущий, судя по всему, в какой-то двор. Мы переглянулись. Отступать было некуда…
Переулок был короткий, всего несколько метров — и вел он в небольшой дворик, образованный двумя зданиями. Резкий контраст — в паре метрах шумная, крикливая, торгующаяся восточная улица — а тут тихо и даже света меньше…
— Ты смотришь машину, я — окрестности… — едва слышно сказал я
Оружия нет — но нож в умелых руках это тоже оружие…
Афганец нападать на нас совсем не собирался — вместо этого, он усиленно что-то откапывал. Куча походила на что-то, оставшееся от небольшого здания после прямого попадания в него авиабомбы…
— А выезжать отсюда как?
— Похоже, с той стороны можно выехать…
Мало ли что он может вот так вот откопать. Автомат, к примеру…
Это было то, что надо. Просто как по заказу…
ЛэндРовер Дефендер, простой и надежный, используемый, наверное, всеми армиями мира. Даже в американской армии состоят на вооружении штурмовые машины, выполненные на базе этого неубиваемого проходимца. Простой и неубиваемый двигатель, пусть не самый мощный. Но с хорошим крутящим моментом и способный поглощать самое дрянное топливо. Кузов — тоже простой и крепкий, не гниющий и не ржавеющий. Вместительный, семь человек входят с комфортом, а если потесниться — войдут и все девять. Двое на переднее сидение, трое на заднее, еще четверо — на лавки в багажнике — вот тебе и девять…
А машинка то и в самом деле краденая. Перекрашена из белой, причем небрежно, из краскопульта. Пусть и старались — но краскопульт это все равно не заводская покрасочная камера. Теперь этот сто десятый Лэнд щеголял в наряде цвета "хаки" — уступающем по популярности белому в этой стране…
Лучше все равно ничего не найти…
Вспышка!
Задумавшись о достоинствах машины, я чуть не пропустил противника — на втором этаже, в одном из выбитых окон солнечным зайчиком мелькнул какой-то блик. Кто как — а я в такие случайности не верю…
— Снайпер!!! Второй этаж!
Заорал по-русски — притворяться уже смысла не было. Карты на столе — и у нас отнюдь не козыри…
Схватив афганца за плечо, Седой моментально упал ничком рядом с машиной, прикрылся им. Мне было сложнее — единственным выходом было максимально сократить расстояние между мной и снайпером и надеяться на то, что у него нет гранат или пистолета. В дом, тот самый, где я заметил солнечный блик, вела одна дверь — старая, ржавая, обшарпанная. Бросившись вперед, я с размаху ударился об нее всем телом — таким ударом можно было свалить и нападающего американского футбола — и с ужасом понял, что дверь изнутри заперта на засов. Она даже не пошевелилась…
Выстрелов не было….
Выстрелов не было! Я ждал их, я уже смирился — что так тупо и глупо подставился в этом гребаном Джелалабаде, повелся на дешевое бандитское разводилово, позволял себя заманить в этот гребаный двор, в котором мы — как в тире мишени. Я ждал этих вычстрелов — а их не было…
— Рафик Сергей!
Крикнули на скверном русском откуда-то сверху, примерно оттуда, где по моим прикидкам находился снайпер. Я аж вздрогнул, глаза метнулись к выходу со двора — нет, пока не успею, не добегу. Может, позже — когда начинают говорить, стрелять, скорее всего не будут…
— Рафик Сергей!
— Какого…?! — непечатно отозвался Седой
— Рафик Сергей, не стреляй! Выхожу я! Не стреляй, обознались!
Голос хриплый, прокуренный. По-русски говорит достаточно чисто. Что за ерунда здесь происходит?
— Рафик Сергей — приглушенно донеслось из-за двери — скажи, пусть твой человек от двери отойдет! Я стрелять не буду и ты не стреляй!
Упрашивать меня долго не пришлось — уже через пару секунд я был у входа во двор, того самого проулка, которым мы и прошли сюда. Теперь, если начнется стрельба — достать меня будет очень непросто…
— Лейтенант Сергей, выхожу я!
Несмазанный засов ржавой двери глухо лязгнул, заскрипели несмазанные петли. Я напрягся…
— Майк, не надо! — резко крикнул Седой, дверь открывалась так, что он увидел того, кто выходил к нам — от меня же его закрывало как раз полотно двери.
Шутит, что ли? Черт…
Седой начал подниматься, отпустил второго афганца — тот не мог подняться с земли, хрипел и надсадно кашлял — видимо, Седой его неслабо придавил. Наконец, стрелка увидел и я — невысокий, худой, средних лет афганец в чалме и в такой же одежде как и у нас — камисах и куртке. В руках у него был АКМ с русским оптическим прицелом и прикладом как у СВД — видимо румынский…
— Ахмедулло, ты?
— Я, Рафик Сергей, я…
Черт…
— Нормально все… — махнул рукой Седой — свои люди…
И тут афганец бросил автомат — и жутко, навзрыд заплакал…
Уселись прямо тут же, во дворе. Втроем — афганец этот оказался старшим и отослал продавца обратно на базар. А мы сидели… просто сидели…
Ахмедулло Мамад. Бывший старший офицер ХАД, работал в пятом, самом опасном и наиболее ненавидимом вооруженной оппозицией управлении ХАД. Нынешний бандит и контрабандист. Его историю — то, что он знал — Седой рассказал мне позже, в лагере. Имя у него было другое — это он придумал себе сам, после того, как вернулся из банды. В восемьдесят четвертом он, всего в двадцать два года, в результате операции русского КГБ ушел в банду. Такие агенты обычно не возвращались — все дело было в том, что русские постоянно пытались координировать своим действия с афганцами, вместо того чтобы заниматься ими самим. Поэтому постоянно проходила утечка информации а таких агентов ждала виселица или сабля палача. Избавлением была сабля — виселица среди мусульман считалась позорной смертью. Здесь русские провели операцию сами от начала и до конца — и результаты она дала, такие каких не ожидали и закоренелые оптимисты. У душманов он дослужился до командующего небольшой, в семьдесят человек бандой, неоднократно виделся и разговаривал и с Халесом и с Хекматиаром — наиболее жестокими и непримиримыми вождями оппозиции. Информация, которая шла от Мамада, поводила спасти не одну сотню солдатских жизней…
Но все когда-нибудь заканчивается. Закончилась и карьера Мамада у моджахедов — на том, что ему стала известна информация о готовящемся подрыве колонны с командованием советской, сороковой армии. Адская машина, нагруженная больше чем тонной взрывчатки должна была быть припаркована в самом центре Кабула, ее взрыв унес бы не сотни — тысячи жизней. Информацией этой владел ограниченный круг лиц и Мамад понял: не передать эту информацию он не имеет права. Но и оставаться в среде моджахедов после провала теракта он не сможет. Слишком мало людей владели этой информацией, проверка безусловно вывела бы на него. Поставив на прощание радиомаяк, он сбежал к русским, при переходе был тяжело ранен — но выжил. А по этому радиомаяку артиллерия нанесла удар — редко когда бывавший столь результативным как в этот раз…
Русские тоже выполнили свои обязательства перед афганцем до конца. Не только сами, не доверяя афганцам, снабдили его новыми документами — но и сделали сложную пластическую операцию, полностью изменившую лицо Мамада. Без этого было нельзя — Шура приговорила Мамада к мучительной смерти — обычно тех, кого приговаривали к такой смерти, казнили через снятие кожи заживо. Но смерти этот афганец оказался не по зубам
Пройдя курс подготовки бойца специального назначения, он начал снова работать с русскими — но уже как Ахмедулло Мамад, офицер ХАД. Знали его и в Каскаде и в Кобальте и во многих других специальных группах, в изобилии созданных русскими после того, как общевойсковые операции показали свою полную неэффективность. Его знали и уважали, он один из немногих афганцев, кто наравне с русскими ходили на боевые задания. Обычно русские афганцам не доверяли…
Когда русские, в феврале восемьдесят девятого завершили вывод своей группировки войск — многие наши аналитики давали просоветскому режиму Наджибуллы от силы три месяца жизни. Все знали — афганцы, служащие коммунистам как бойцы ничего из себя не представляют. Впрочем, и душманы тоже хорошими бойцами не были — воевали только из-под палки инструкторов, в роли которых выступали арабы — фанатики. Всю войну, все восемь лет, с моджахедами воевали преимущественно русские — поэтому все и ждали что как только они уйдут, режим рухнет, рассыплется как карточный домик…
Не получилось. Странно — при выводе войск такого не мог предсказать никто — но режим Наджибуллы пережил даже своего родителя — Советский Союз. Больше двух лет подготовленные русскими афганцы отбивали атаки моджахедов — в то время как сами главари моджахедов стоило только русским уйти, большую часть времени начали посвящать грызне между собой. А режим держался. Его даже не поколебал мятеж министра обороны Шах Наваза Танаи в девяностом году, непонятно кем и зачем инспирированный — и блестяще, почти без потер подавленный боевиками пятого управления ХАД. Потом, Шах Наваз Танаи фактически станет главным военным советником движения Талибан — но это будет потом. А пока… пока режим сражался…
Силы оставили коммунистов только в начале девяносто второго года. Страны, породившей коммунизм уже не было, она распалась на пятнадцать кусков, там делили власть и никому не было дела до созданных ею детищ. Так, зимой девяносто второго года, преданный и проданный. Прекратил свое существование афганский коммунизм — в столицу страны Кабул вошли вооруженные банды моджахедов…
Нашли они мало чего. Естественно, была сразу открыта самая настоящая охота на ведьм — но вот как раз самых главных ведьм-то идентифицировать и не удавалось. Пропали многие личные дела и картотеки ХАДа и Царандоя — такого не было даже при свержении Захир-шаха и Мохаммеда Дауда. Тогда картотеки, то самое главное без чего не может существовать ни одна спецслужба мира достались коммунистам целехонькими и позволили быстро наладить работу новых, коммунистических спецслужб — а вот моджахеды прогадали. Им достались голые комнаты. Слухи, куда все делось, ходили самые разные. Многие считали, что все документы забрали русские и вывезли их на самолетах Ил-76 при эвакуации посольства из Кабула. Кто-то говорил, что их просто сожгли. О, как бы то ни было — моджахедам они не достались, и своих главных врагов они вычистить из страны не смогли…
Моджахеды держали Кабул недолго — погрязшие в сварах, в разборках, в наркоторговле, они в течение пары лет показали свое истинное лицо. Убийства, грабежи на дорогах, изнасилования, поджоги, повальная наркомания — они надоели всем, страна жаждала хотя бы краткой передышки после полутора десятков лет зверской войны. Трон фактически был свободен, ждал новых властителей — и они не замедлили появиться…
Талибы… В переводе с пушту "талиб" означает студент, в данном случае — студент медресе. Когда мы, американцы финансировали движение афганского сопротивления, мы совершили страшную ошибку, за которую расплачиваемся кровью и сейчас. Движению народного сопротивления нужна была идеология, отличная от коммунистической, но столь же сильная, способная повести народ за собой. Единственной альтернативой коммунизму был ислам. Зеленое знамя против красного. Поскольку в то время ни в ЦРУ ни в Пентагоне, ни в Госдепартаменте в течениях и ответвлениях ислама никто не разбирался — все с радостью купились на предложение короля Саудовской Аравии организовать в лагерях афганских беженцев курсы по изучению "истинного ислама" и прислать туда своих учителей и проповедников. Никто не задумался над тем, что в Саудовской Аравии единственной официальной религией является ваххабизм — крайне жестокая и агрессивная ветвь ислама. А если кто-то и задумался — то решил, что так оно и лучше. Ведь от самоубийственных атак фанатиков должны были страдать русские, не мы. Постепенно начали понимать, что ваххабиты ненавидят американцев ничуть не меньше чем русских — и своей ненависти учат детей в пакистанских лагерях — но было уже поздно. Семена уже были брошены в землю, чтобы через десятилетие дать свои ядовитые всходы…
Первое поколение талибов — детей, взращенных в ненависти и фанатизме, подоспело как раз тогда, когда русские ушли из Афганистана. Армия, готовившая к жестокому бою в одночасье оказалась не нужна — а кроме того, как убивать во имя Аллаха эти дети ничего не умели делать. Русские ушли — а лагеря работали, с каждым годом пополняя армию фанатиков…
В одном селении — это было недалеко от Кандагара в конце лета девяносто четвертого года — группа солдат какого-то мелкого полевого командира, после ухода русских промышлявшего грабежом на дороге и обкладывавшего данью и так живших впроголодь местных жителей, схватила двух девочек-подростков, затащила их в свой полевой лагерь и там зверски изнасиловала. Такое они проделывали не впервые — грабили, насиловали, убивали. Власти в стране не было, и прав был тот, у кого больше боевиков, оружия и патронов. В этой местности больше чем у них, оружия и патронов не было — поэтому они уже привыкли делать все, что им взбредет в голову, нагло попирать законы предков и священный для каждого горца кодекс чети "Пуштун-Валлай", и оставаться полностью безнаказанными. Они даже не предполагали, что из мерзкий поступок станет последним камешком, что столкнет вниз лавину…
Группа возмущенных жителей селения, откуда родом были изнасилованные девочки, пришли к местному мулле — которого звали мулла Магомет Омар или просто мулла Омар. Выслушав гневные речи, мулла собрал своих бывших студентов — талибов — чьим отличительным знаком стала черная чалма и напали на лагерь, где произошло злодеяние. Кое-кто, конечно, отстреливался — но у большинства бандитов просто рука не поднялась стрелять в муллу и тех, кто шел с ним. Отряд бандитов был разоружен, а его командир повешен на стволе танковой пушки. Мулла Омар в бою был тяжело ранен — лишился правого глаза — но выжил. В руки первых талибов попало первое оружие.
Так начинался новый акт в нескончаемой, кровавой и жестокой афганской трагедии. Так разгорались угольки костра, который опалит впоследствии многих, и которому суждено было вспыхнуть адской вспышкой десятков тонн авиационного керосина в Нью-Йорке осенью двух тысяч первого года…
— Мне нужна информация, Ахмедулло — просто и бесхитростно сказал Седой — ты же понимаешь, что я не просто так сюда приехал…
— А зачем ты приехал? — спросил афганец
— Мне нужно разобраться с "Черными аистами" и теми кто за ними стоит (прим автора — так называли арабских наемников-отморозков, подготовленных в Пакистане сотрудниками ЦРУ. В этом отряде воевал и Бен Ладен, фактически "Черные аисты" стали прообразом Талибов). Остались старые счеты…
Если честно, меня передернуло от такой постановки вопроса. Считай постороннему человеку раскрываем все карты. Оставалось надеяться на то, что Седой или "Лейтенант Сергей" как его тут называли, знает что делает…
— Но среди них есть и афганцы — возразил Ахмедулло — ты предлагаешь мне помочь тебе против своих братьев?
— Братьев? — скептически переспросил Седой — как ты думаешь, когда было лучше? При Дауде? При Амине? Когда пришли талибы? Сейчас? Или когда все-таки здесь были мы?
Афганец опустил голову
— Можешь не отвечать, мы оба знаем, что ты ответишь. Тогда вы тоже не хотели воевать против своих братьев — хотя они-то как раз воевали против вас, не гнушаясь ничем. Тебе напомнить про кишлаки, вырезанные за отказ присоединиться к джихаду? Тебе напомнить отравленные колодцы? Тебе напомнить сожженную школу? Не хочешь помочь нам Ахмедулло — не надо! Не помогай. Сиди с сидящими, как сказано в Коране. Но если "Черные аисты" придут сюда снова — не проклянешь ли ты тот день и час, когда отказался помочь нам?