Кто-то, кто придет сюда работать в понедельник, невольно позовет свою маму. И боюсь, что его голова не скоро придет в порядок.
– А тачка? – спросил толстяк, указывая на белую машину.
– Это западня, дорогой.
– Не соображаю…
– Это то место, на которое убийцы придут завтра посмотреть, я гарантирую это тебе.
– Мы спрячем и тех двух?
– Нет. Я даже уведомлю об этом полицию.
– Я пойду вместе с тобой, – решил Толстяк. – Я не знаю, что сегодня со мной случилось, но я чувствую себя немного не по себе и думаю, что свежий воздух принесет мне пользу.
Мы направились быстрыми шагами к центру города. На одной из улиц один из кабачков был еще открыт, и внутри какой-то тип играл в окружении табачного дыма на гитаре. Влюбленная парочка молча смотрела на него. Один пьяница повалился на стол, а хозяин занимался прогнозом на завтрашний футбольный матч.
Я попросил у него бутылку «Кианти» и разрешения позвонить по телефону.
Получив и то и другое в минимальное время, я направился к кабине.
Трубку снял сам комиссар Ферна-Брасса. Он зевнул чуть-чуть громче, чем львы в нашем цирке.
– Говорит Сан-Антонио, – сказал я ему. – Как я вам и обещал, у меня есть для вас новости.
– Какие новости?
– Позвоните в морг и сделайте две заявки, а потом приезжайте в цирк, где я буду иметь удовольствие обо всем вас осведомить.
Тут я сразу же повесил трубку.
Ферна-Брасса был не очень-то доволен: не рабочие часы, особенно в субботу вечером, – это не радует.
Тем не менее, немного позднее он подъехал со своими ребятами, и забавный цирк начался внутри цирка.
Я сказал ему, что подозревал обоих еще во Франции. Я хотел кое в чем убедиться, и потому вошел к ним в фургон, чтобы проверить, находятся ли они дома, и нашел их обоих укокошенными.
– Я очень бы хотел, чтобы вы не упоминали обо мне в своем отчете, дорогой коллега, – попросил я. – Вас известил анонимный звонок, идет?
– Нет, – мрачно проговорил он. И тут же начал причитать:
– А я завтра должен был пойти к одному из моих приятелей, падре ди дио! И вы ничего больше не видели?
– Нет, ничего.
– Вы никогда ничего не видите, ни черта не знаете, так почему вы звонили по телефону, чтобы предложить мне два трупа на воскресенье? Если бы вы сказали мне, что подозреваете Градос, я бы наблюдал за ними, и сейчас они бы не были трупами.
Надо было позаботиться, чтобы он не слишком во мне разочаровался, мой заальпийский товарищ.
Меня охватывает ужас, когда кто-нибудь дует на мой слишком горячий суп.
– А почему вы подозревали Градос? – вдруг спросил он.
– Потому что мой двадцать первый палец сказал мне об этом, – ответил я, повернувшись к нему спиной.
После этого я отправился дрыхнуть, считая, что мое ночное время было хорошо заполнено, так же, как и весь предыдущий день.
Глава 5
На следующее утро светило солнце. Это согрело меня от ногтей на ногах до корней волос. Первый взгляд я бросил на «ланчию», стоящую у края площади, второй – на кран, торчащий высоко в безоблачном небе.
До четырех часов утра в нашем лагере был переполох. Двойное убийство внесло растерянность в наши ряды. С большим самообладанием месье Барнаби телеграфировал импресарио в Париж, чтобы тот прислал ему со следующим самолетом замену антиподистам.
Члены труппы и служащие решили совместно купить венки на похороны.
Италия занимает одно из первых мест в мире по похоронным венкам. Ни в одной стране на них нет таких сногсшибательных цен.
Бедные Градос, им повезло в несчастье: их могила будет похожа на декорацию Шителее. Вы не находите, что это очень лестно для артистов?
Когда чисто выбритый и благоухающий я вышел из фургона, то столкнулся с Мугуэт. Эта красотка пришла отчитывать меня.
– Вы должны были прийти ко мне сегодня ночью, – сказала она. – Я несколько раз заходила в ваш фургон, но тут никого не было.
Голос у нее был какой-то странный, взгляд тоже. Короче, она была не такой, как всегда.
– Со всеми этими происшествиями, – вздохнул я, – мы провели забавную ночь!
Некоторое время она оставалась молчаливой, потом небрежно спросила:
– Вы предложите мне кофе?
– С радостью, дорогая.
Я подхватил ее за крылышко и увлек в ближайшую пивную, так как не хотел далеко удаляться.
Проходя мимо, я оглядел фургоны. Кажется, все хотели отдохнуть после этой ночи. Ставни мадам Кавальери были закрыты, то же самое было у Эксобрутоса и Вома Ранго. Только из фургона Пивуникони шел дым. Сам фокусник тоже пускал дым около входа.
– Первая сегодня? – спросил я.
Он протянул руку, державшую сигарету, и – «пфф» – она исчезла. Пивуникони подошел ко мне и вытащил ее из внутреннего кармана моего пиджака.
– Простите, что я не аплодирую вам, – сказал я ему, – но у меня руки заняты.
Улыбка у него скептическая. Этот тип считает себя лучшим из всего, что только есть на земле. Ставлю фотографию вашей тещи против луны, что, когда он заходит в Пантеон, он машинально ищет свою гробницу. Чтобы лучше пояснить вам, скажу, что все внутри его фургона, представьте себе, увешано его портретами. Он вешает их на перегородки фургона, чтобы смотреть на них при пробуждении. И самое забавное – что он сам их написал. Кто часто пишет сам свой портрет, тот хорошо себя знает. Он изображает себя факиром, магом, гипнотизером. Иногда, когда ему кажется, что портрет на него не похож, он на место нарисованного приклеивает свою фотографию, после чего снова начинает писать. Маньяк!
– Я совершенно не выношу этого типа, – поведала она мне, – это старая свинья. Каждый раз, когда ему удается прижать меня в темном углу, он забавляется тем, что заставляет исчезать различные вещи, которые он потом находит в моем лифчике или под моими подвязками.
Я улыбнулся.
– Разумная хитрость, – одобрил я. – Нужно будет как-нибудь и мне поупражняться в этих манипуляциях. Мне кажется, что у меня это отлично выйдет.
Мы устроились за небольшим столиком, и воспитательница слонов сразу же сунула свои ноги между моими.
– Вы очень таинственный человек, – сказала она.
– Почему, дорогое сокровище?
– Просто так, – ответила она, приняв независимый вид.
Я не очень-то люблю такие разговоры и поэтому попросил у официанта газету.
– Дневную? – спросил он меня по-итальянски.
Он появился со специальным выпуском воскресной газеты.
Я уже собирался отложить газету в сторону, когда увидел эти заголовки, и стал интересоваться только этой страницей. Два заголовка пылали на ней, как на афише: УБИЙЦА ИЗ ЦИРКА НАНОСИТ ДВОЙНОЙ УДАР СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ОГРАБЛЕН МУЗЕЙ БЛЕКОРАДЖИ Тут, мои ангелочки, я набросился на сообщение. Я прочитал:
«Гастролеры похитили картину Рафаэля, представляющую Франциска I. Одно из лучших полотен мастера после „Эмери“…»
В сущности, в заметке совершенно отсутствует объяснение, каким образом грабитель проник в музей. Кража была обнаружена в три часа утра хранителем музея, синьором Туттикуанти, у которого в этот день гостили немцы, которым он хотел дать полюбоваться Рафаэлем.
Мимоходом заметим, что дело идет о белой эпохе и что белые Рафаэли особенно редки. Благодаря этому ночному визиту синьор Туттикуанти и обнаружил кражу. Он тотчас же вызвал стражу. Было произведено расследование, но безрезультатно. Накануне, в восемнадцать часов, полотно было на месте, в галерее, а в три часа его уже не было. Вот и все.
В заключение редактор газеты заметил, что в этом похищении замешан мифический Арсен Люпен Музеев, который недавно действовал во Франции.
Я лично был с ним вполне согласен.
Мисс Мугуэт после того, как прочла газету через мое плечо, сказала, что ее больше интересовало убийство, и это было совершенно естественно.
– Вам тоже кажется, что убийца принадлежит к персоналу цирка, как это думает полиция? – спросила она.
– Возможно, – ответил я.
И я продолжал читать статью про убийство. Меня особенно интересовал конец. Редактор закончил так: «Наши сердца сжимаются при мысли, что такие замечательные артисты, которым мы еще вчера аплодировали, вычеркнуты из списка живых».
В задумчивости я отодвинул газету.
– Ваш кофе остыл, darling, – сказала девочка, которая, оказывается, умела говорить на многих языках.
Я выпил его.
– Что, если бы мы немного прогулялись по городу? – предложила она свою лапку в мою руку.
– Не сегодня утром, – возразил я.
Она была недовольна.
– Почему?
– Потому что я должен пойти на службу, ведь сегодня воскресенье.
– Я пойду к мессе вместе с вами.
– Но я отправлюсь не на католическую службу, прекрасная возлюбленная с возбуждающей грудью. Я принадлежу к религии нумизматов, и только они допускаются туда. Это драконовский закон, но это так.
Мисс очень рассердилась.
– Безусловно, – прошептала она, – я в конце концов подумаю, что я не в вашем вкусе.
– Вот нелепая мысль! Моя обожаемая, я люблю вас. Что касается слонов и их очаровательной воспитательницы…
Поцелуй в шею закрепил это заявление.
– Только не устраивай осложнений, моя прелесть. Мы знали, оба, захватывающие минуты, и меня не очень бы убедило, если бы мы пережили бы их снова вместе.
После этого мы вернулись в лагерь.
Этот курятник по-прежнему волновался. Месье Барнаби изображал из себя Карла V. Он заявил, что он сам, лично, со всей своей кожей и костями, заменит Градос. Он, оказывается, вспомнил номер своего дебюта, который состоял в глотании огня.
У моего Беру был такой замкнутый вид, как у запломбированного вагона с золотом. Он отказался от завтрака, что вызвало мое беспокойство. Я предложил позвать врача, но он отказался, говоря, что дело лишь в скоропроходящем недомогании.
– Послушай, Толстяк, – сказал я ему. – У меня для тебя есть работа. Ты будешь наблюдать за «ланчией».
– Как, по-твоему, я должен буду это делать? – поинтересовался он.
– Мы передвинем фургон так, чтобы он оказался около «ланчии», и ты будешь смотреть на нее. Все те, которые подойдут к ней, чтобы заглянуть внутрь, будут находиться под подозрением. Следовательно, ты должен будешь захватить их и заставить терпеливо дожидаться моего возвращения.
– Решено, – вздохнул Толстяк.
Я подошел к начальнику по хозяйственной части и пояснил ему, что мы хотели бы поменять место жительства нашего фургона, так как сейчас мы находимся слишком близко от львов, а львы здорово зевают, что вызывает неудовольствие моего коллеги.
Парень согласился и отправился за трактором, чтобы можно было маневрировать. И никакой проблемы.
Добившись того, что нужно, я, Сан-Антонио, откланялся и направил свои стопы к Тортиколи, в коробку городских проституток.
Здание помещалось позади железнодорожной станции, в точности около депо грузовых вагонов.
Когда я появился, там, естественно, было пусто. Только двое парней играли в холостяков; один из них блондин, другой – рыжий. Оба молоды и оба красивы.
В то время как я появился, они подметали танцевальную площадку, работая под музыку. Мальчики поставили пластинку буги-вуги, и мое появление помешало им и заставило нахмуриться.
– Сейчас закрыто, синьор, – известил меня рыжий.
– Я знаю, – ответил я. – Я прибыл сюда не для того, чтобы выпить.
Блондинчик подкрасил себе губы и спросил, приближаясь ко мне и положив руку на бедро:
– Тогда зачем же?
– Эй! Минутку, Папа Пий XI, – прервал его рыжий.
Если я не поостерегусь, меня могут назвать президентом туринских педерастов. Вы уже видите меня возвращающимся в Париж в твидовой юбке и в зеленом козырьке, парни? Заметьте, я ничего не имею против твида, но юбки всегда стесняли меня во время бега.
Все это показывало, что эти «барышни» нашли меня по своему вкусу. Да, вкус у них действительно был! Теперь рыжий тоже начал выворачиваться, как мог. Пожалуй, здесь в скором времени будет из-за меня драка!
– Я французский журналист, – сказал я им. – Моя газета послала меня сюда по поводу убийства, которое произошло сегодня ночью.
– Какого убийства?
Они не притворялись, бездельники.
Я рассказал им про убийство Градос, и эти малютки залились слезами. А потом они стали возмущаться. И тот и другой. Рыжий помчался покупать газеты, чтобы узнать все подробности, а блондин стал осаждать меня вопросами. Я защищался, как мог.
– Кажется, прошлой ночью они приходили сюда, чтобы показать номер в Тортиколи? – спросил я.
– Да, – ответил блондин. На самом деле его звали Антуаном. – И это было замечательное зрелище. Они были голыми, лишь с листиком плюща на одном месте. Когда я вспоминаю их загорелые тела, то думаю, падре ди дио, разве возможно подобное? Скажите, разве возможно, чтобы их убили?
Я с полной уверенностью мог его заверить, так как имел грустную привилегию обнаружить их.
– Скажите мне, дорогой друг, – спросил я, – я полагаю, что Градос были здесь не одни?
– Да.
– И вы знаете этих друзей?
Внезапно недоверие промелькнуло в его глазах. Он с подозрением посмотрел на меня. Он даже не знал, следует ли ему отвечать.
Я вытащил билет достоинством в тысячу лир, такой же большой, как афиша цирка, и дал на него посмотреть моему блондину. Это целебное средство, действующее безотказно.
Очаровательный тип колебался.
– Как зовут этих друзей? – спросил я.
Его рука дрожала. Он посмотрел на улицу, на которой увидел возвышающегося товарища с газетой под мышкой. Тогда он быстро схватил банкноту и прошептал:
– Это маркиз Умберто ди Чаприни.
– Где он живет?
– У него свой частный дворец около парка Астопуненио.
– Большое спасибо, – сказал я ему по-французски.
Рыжий вошел, рыдая над газетой. Я оставил парней наедине с их печалью. Это их личное дело.
Я остановил такси и сказал, чтобы меня отвезли в музей Блекораджи. Он был осажден прессой и публикой. Я подошел к легавому, который сторожил вход, и показал ему свою полицейскую карточку, пояснив, что я его французский коллега, присланный из Парижа, чтобы наладить контакт с фликами Турина.
Этот тип пропустил меня.
Галерея, из которой был украден Рафаэль, – самая замечательная в музее. В ней находились замечательные картины, но отсутствие Рафаэля заметнее присутствия других полотен. Отсутствие всегда заметно. Вот, например, когда у вас тридцать два зуба, лишитесь хотя бы одного из них все это заметят.
Пустая рама Рафаэля имела идиотский вид: одна, без картины, на белой стене. Это очень грустно, но это так.
Стоя посреди группы репортеров, синьор Туттикуанти рассказывал о том, как он обнаружил пропажу картины. Я присоединился к репортерам, чтобы тоже послушать.
Хранитель рассказывал, что ни одна из дверей не была взломана. Накануне вечером начальник охраны, синьор Грозопино, сделал обход, удостоверился, что все картины находятся на своих местах, закрыл двери и окна, которые все снабжены специальной сигнализацией, и проверил, все ли посетители покинули музей.
При обходе его сопровождали сторожа Купетадиане и Саффило. Все эти три персоны присутствовали здесь и с жаром подтвердили все сказанное.
Я отделился от основной массы, чтобы произвести быстрый осмотр музея.
Последний, кроме окон, располагал лишь двумя выходами: главным подъездом и незаметной дверью, которая ведет в квартиру хранителя.
Замки на дверях были внушительными. Спрятаться здесь было невозможно, так как вся мебель музея состояла из банкеток, покрытых лаком. Если бы кто-нибудь спрятался под одной из них, его бы немедленно обнаружили. И, к тому же, нужно было бы, чтобы этот кто-нибудь вышел из музея до того, как обнаружили пропажу картины, а синьор Туттикуанти настаивал: когда он обнаружил пропажу, все выходы были крепко заперты.
Вот еще одна тайна: как грабитель вышел из музея? Если это была бы единственная кража, я заподозрил бы хранителя, потому что он был единственным, кто мог проникнуть ночью в галерею, но после всех тех краж картин, которые произошли во Франции, его виновность оказывалась весьма сомнительной.