Политика из меня делает жизнь, делает через не хочу, через ответственность за поверивших. Если бы можно было перевалить эту ответственность на кого-нибудь. Она давит и душит. И сбросить нельзя. Передать, если кто возьмет — можно, а сбросить — предательство. Не могу».
Несмотря на то что дела явно шли наперекосяк, Ходорковский продолжал воплощать свой план. Продолжал работать над объединением ЮКОСа и «Сибнефти», продолжал давать деньги «Яблоку» и СПС, продолжал финансировать образование и вошел в попечительский совет Российского государственного гуманитарного университета, притомчто Невзлин стал в этом университете ректором.
Летом еще Ирина Ясина говорила Ходорковскому: — Миша, тебя посадят.
— Не посадят, отвечал Ходорковский, они не враги своей стране.
Осенью уже Борис Немцов приехал к Ходорковскому в Жуковку, они прогуливались по дорожке вокруг поселка (видимо, спортивным шагом) и Немцов спросил Ходорковского: — Ты сесть не боишься?
Ходорковский промолчал.
— А ты умереть не боишься?
Ходорковский промолчал еще раз.
Двадцать пятого октября Ходорковского арестовали.
Тридцатого октября президент Путин подписал указ об увольнении руководителя своей администрации Александра Волошина. Рассказывают, будто Александр Волошин как-то резко высказался против ареста Ходорковского. Но еще рассказывают, будто владелец компании «Сибнефть» Роман Абрамович через третьих лиц (эти «третьи лица» и рассказывают) предложил, чтобы заключенный Ходорковский ради спасения объединенной компании «ЮКОС-Сибнефть» передал управление компанией ему, Роману Абрамовичу. Абрамович обещал, что в этом случае председателем совета директоров станет бывший глава администрации президента Александр Волошин. Не для того ли Волошин и был уволен?
Но заключенный Ходорковский не распоряжался компанией. Он передал управление группой МЕНАТЕП, владевшей акциями ЮКОСа, Леониду Невзлину.
Через третьих лиц (эти «третьи лица» и рассказывают).
Невзлин, эмигрировавший уже к тому времени в Израиль, выдвинул Абрамовичу условие: «Отпустите Мишу, и тогда забирайте компанию». Абрамович отвечал через третьих лиц, что не может повлиять на освобождение Ходорковского.
Вот поэтому Ходорковский и не верит в версию Невзлина о том, что предложенная Абрамовичем сделка ЮКОС-«Сибнефть» изначально была ловушкой, придуманной, чтоб захватить компанию. Если бы Абрамович действительно договорился с властью отнять у Ходорковского ЮКОС, то предложил бы Ходорковскому в обмен на отказ от ЮКОСа свободу или хоть что-нибудь.
Адвокат Антон Дрель говорит, что сразу после ареста ему стали звонить десятки мелких и крупных проходимцев, утверждавших, будто у них связи на самом верху и будто они могут договориться об освобождении Ходорковского. Но все это были шарлатаны. Если верить Антону Дрелю, за все время, прошедшее со дня ареста Ходорковского, ни одного серьезного предложения о переговорах не поступило Ходорковскому в тюрьму из администрации президента.
Первые налоговые претензии компании ЮКОС были предъявлены через месяц после ареста Ходорковского.
То ли медленно готовила документы налоговая служба, то ли давала Роману Абрамовичу время на переговоры с Леонидом Невзлиным.
Говорят, Абрамович и Невзлин встречались даже лично. Но Невзлин отказался рассказывать мне про эту встречу.
Сразу после ареста Ходорковский уволился со всех своих должностей в ЮКОСе, пытаясь таким образом отделить свою судьбу от судьбы компании и спасти компанию от разрушения. Не важно кто, Абрамович или власть, поначалу хотели, вероятно, забрать компанию целиком, но Невзлин отказался отдать компанию, и компания была разрушена.
В общей сложности налоговая служба, недавно еще называвшая ЮКОС лучшим налогоплательщиком, предъявила компании претензий на сумму 27,8 миллиардов долларов. Эти деньги ЮКОС готов был заплатить лет за десять, распродав непрофильные активы и отдавая каждый год 80 % прибыли. Но арестованы были счета ЮКОСа, компания лишилась возможности экспортировать нефть.
Новый глава ЮКОСа Семен Кукес, пытаясь спасти компанию, вел переговоры с некоторыми членами правительства и утверждал даже, будто нашел в правительстве понимание. Но к 2004 году президент Путин отправил правительство в отставку, а в новое правительство не вошел ни один из бывших министров, с которыми вел переговоры Семен Кукес.
Роман Абрамович расторг сделку ЮКОС-«Сибнефть». Компания ЮКОС пошла с молотка, причем по частям. Добывающая половину нефти ЮКОСа и представленная буквой «Ю» в названии компания «Юганскнефтегаз» куплена была зарегистрированной в Твери фирмой «Байкалфинансгрупп». Раньше о существовании этой фирмы никто не слышал, кроме президента Путина, заявившего, будто он знает людей, владеющих компанией «Байкалфинансгрупп», и они, эти люди, давно работают в энергетике. Правда, утверждая, что давно знает компанию, купившую «Юганск», президент не мог вспомнить названия этой компании, которую он давно знает. А по юридическому адресу компании «Байкалфинансгрупп» в Твери находится рюмочная «Лондон».
Через пару недель после покупки «Юганска» компанию «Байкалфинансгрупп» купила государственная компания «Роснефть», курируемая заместителем главы администрации президента Игорем Сечиным. И вот поэтому тоже Ходорковский не верит, будто сделка ЮКОС-«Сибнефть» изначально была придуманной Абрамовичем ловушкой. Считается, что Абрамович и Сечин — враги. Возможно, впрочем, что Абрамович начал захватывать ЮКОС, а Сечин перехватил. Это же такие шахматы, в которые много соперников одновременно играют фигурами всех цветов радуги. Возможно, что, получив ЮКОС, государство с самого начала рассчитывало купить еще «Сибнефть» у Абрамовича и стать транснациональной нефтяной компанией. Так или иначе, в результате всей этой истории власти у президента Путина стало больше, а свободы у граждан России — меньше, еще меньше.
После ареста Ходорковского лидер «Яблока» Григорий Явлинский сказал газете «Время новостей»: «Я оцениваю действия Генпрокуратуры как совершенно неадекватные и избыточные, а общую политическую линию — как репрессивную. … Установившаяся в России система неэффективна по существу, она не может решить глобальных экономических задач. Но замена одного олигарха Ходорковского другим — Петровым, Сидоровым, а уж тем более Ивановым — не решит этой проблемы».
Лидер СПС Анатоли Чубайс сказал телевизионной программе «Время»: «Российский бизнес считает, что действия правоохранительной системы страны и ее руководителей резко ухудшили атмосферу в обществе, практически подорвали доверие бизнеса к правоохранительной системе в целом и ее руководителям».
Эти слова лидеров оппозиции не назовешь смелыми.
Их не назовешь решительной поддержкой арестованного товарища. Но, проиграв выборы, глава штаба СПС Альфред Кох скажет, что не надо было выражать Ходорковскому и такой поддержки. Альфред Кох всерьез будет полагать, что если бы СПС не поддержала Ходорковского вовсе и проявила себя как партия предателей, ее бы избрали в Думу. Может быть, он прав. Может быть, успешному политику положено быть предателем и трусом.
Во всяком случае, университетские профессора оказались смелей политиков. Четырнадцатого ноября министр образования Владимир Филиппов приехал в РГГУ требовать, чтоб ученый совет уволил Леонида Невзлина с поста ректора. Причин для увольнения министр видел две: во-первых, Невзлина давно не было на рабочем месте, во-вторых, Невзлин — гражданин Израиля и может выдать Израилю государственные тайны, которыми во множестве располагают ученые Гуманитарного университета. Профессор Лев Тимофеев сказал тогда: «Я по лагерю помню, как людей ломает, давит власть. Не хотелось бы повторить все это в нынешней России». Профессор Юрий Афанасьев, президент университета сказал: «Негоже гнать гонимого и ложиться под прокуратуру». Университет отказался увольнять Невзлина. Невзлин уволился сам, чтоб отвести репрессии от университета.
Четырнадцатого декабря были выборы в Думу. Партия СПС не прошла пятипроцентный барьер. Я был ночью после выборов в штабе СПС. Когда стало известно о поражении и надо было выйти к прессе, Борис Немцов послал своего шофера в машину за коробочкой грима.
Немцов, кажется, плакал.
Григорию Явлинскому позвонил в ночь после выборов президент Путин и поздравил с прохождением пятипроцентного барьера. В штабе «Яблока» я тоже был. Там начали праздновать. Но к утру выяснилось, что данные президента неверны, и «Яблоко» тоже не прошло пятипроцентный барьер и тоже не попало в Думу.
Если и был у Ходорковского в 2003 году план изменить в России общественный строй, то план этот провалился по всем статьям. Компания ЮКОС, вместо того чтоб стать независимой от государства, была государством раздавлена и захвачена. Оппозиция, вместо того чтоб победить на деньги Ходорковского, уничтожила себя на эти деньги. Студенты РГГУ и школьники «Коралова» получили уроки подлости и лжи. Сам Ходорковский, с 1998 года ощущавший себя узником метафорически, стал узником реально.
И без всякой надежды на правосудие.
ГЛАВА 11: ВЕРСИЯ ЗАЩИТЫ
Дело Ходорковского рассматривали в Мещанском суде города Москвы. Обвинение возглавлял прокурор Шохин, защиту — адвокат Падва. Приговор выносила судья Колесникова. Пока шел судебный процесс, и особенно когда судья зачитывала приговор, у дверей суда стояли пикеты за Ходорковского и пикеты против, а по всем телевизионным каналам показывали документальные фильмы про дело ЮКОСа.
Примечательно, что пикетчики приходили к зданию суда вовсе не для того, чтобы выразить свое согласие или несогласие с обвинением. Они были за или против Ходорковского лично, за или против судебного разбирательства как такового.
Сторонники Ходорковского говорили мне, что хотели бы выйти к зданию суда с политическими лозунгами.
Они хотели бы обвинить власть в произволе и авторитаризме, поскольку произвол и авторитаризм на примере Ходорковского проявились. Политических плакатов не было только потому, что городские власти не разрешили сторонникам Ходорковского устраивать пикет с политическими плакатами. На плакатах было написано «Свободу МБХ» или «Ходорковский go home», но никак не объяснялось, почему именно суду следовало отпустить Ходорковского на свободу. Я, во всяком случае, ни разу не видел на пикетах лозунга «Ходорковский невиновен!». Кажется, подобных лозунгов не допускали московские власти, выдававшие разрешение на пикет.
Противники Ходорковского писали на своих транспарантах: «Ходор, твои деньги пахнут кровью», хотя в суде ни слова не говорилось про кровь. Или еще был плакат: «Путин, защити нас от убийц», хотя в суде ни Ходорковского, ни Лебедева не обвиняли в убийствах, да и президент Путин в зале суда ни разу замечен не был.
Когда зачитывали уже приговор, к зданию суда приехали вдруг дорожные рабочие и разворотили асфальт, так что пикетчики были вынуждены переместиться на сотню метров в сторону. Ходорковский в зале суда не слышал больше с улицы ни поддержки, ни хулы, и только спрашивал адвокатов, много ли там на улице молодежи, то есть выросло ли это его «свободное поколение». Молодежи было много, человек тридцать.
Иногда на пикет в поддержку Ходорковского приходили политические знаменитости: один из лидеров партии «Яблоко» Сергей Митрохин или переквалифицировавшийся в оппозиционные политики бывший чемпион мира по шахматам Гарри Каспаров. Однажды их обоих задержали без всяких законных оснований.
Сергея Митрохина милиционеры волокли в автобус по земле лицом вниз, а Митрохин кричал милиционерам: «Все сидеть будете!» С противниками Ходорковского поговорить было нельзя. Они не разговаривали с журналистами и вообще не разговаривали, утверждая, что все их политические взгляды изложены на транспарантах. Время от времени про этих людей, просивших президента Путина защитить их от запертых в клетку Ходорковского и Лебедева, всплывала компрометирующая информация.
Например, один человек, подрабатывавший в массовке «Мосфильма», пришел однажды на пикет сторонников Ходорковского и сообщил, что ему звонили с «Мосфильма» и предлагали деньги, чтоб присоединиться к пикету противников Ходорковского. С тех пор сторонники Ходорковского стали считать противников Ходорковского мосфильмовской массовкой.
В другой раз помощница Гарри Каспарова Марина Литвинович, проезжая по улице Лубянка, случайно увидела и сфотографировала, как из одного из зданий ФСБ выносили плакаты типа «Ходор, твои деньги пахнут кровью». С тех пор все сторонники уверены, что плакаты против Ходорковского придумывают в ФСБ.
Когда Ходорковского осудили наконец на девять лет лагерей, сторонники его устроили возле здания суда последний пикет — символические похороны правосудия. Я пришел. По одну сторону дороги плакаты ликовали в том смысле, что вот правосудие свершилось.
По другую сторону дороги люди повязывали на металлические секции милицейского ограждения траурные ленточки в том смысле, что вот правосудие умерло.
Я пошел туда, где траурные ленточки.
Милицейский полковник говорил пикетчикам: — Вы не имеете права использовать ограждение для повязывания ленточек. У вас нет в разрешении на пикет такого пункта, что можно использовать для наглядной агитации милицейское ограждение.
— А почему им, — молодой человек из сторонников Ходорковского кивал через улицу на противников Ходорковского, — почему им можно использовать милицейское ограждение? Почему они развешивают на милицейском ограждении плакаты, а нам нельзя?
— Ну, может, у них иначе оформлено разрешение, я же не знаю, — парировал полковник.
Я спросил: — Скажите, полковник, в разрешении на пикет запрещено ли повязывать ленточки на милицейское ограждение?
— Не запрещено, — полковник растерялся.
— Но мы ведь живем в свободной стране. Все, что не запрещено, то разрешено, не правда ли?
Полковник подумал минуту и сказал: — У вас в разрешении на пикет написано, что вы обязаны исполнять требования сотрудников правоохранительных органов. И я, сотрудник правоохранительных органов, требую, чтоб вы сняли траурные ленточки с милицейского ограждения.
— В разрешении написано, что мы обязаны выполнять законные, — я сделал ударение на слово «законные», требования сотрудников правоохранительных органов. И приказ снять наши ленточки с милицейского ограждения мы считаем незаконным.
В подобных мелочных препирательствах с милицией пикетчики проводили часы и дни. Когда приговор был оглашен, у Соловецкого камня в Москве собрался большой митинг в поддержку Ходорковского. Получая разрешение на митинг, организаторы его заявляли, что придет две тысячи человек. Государственные телеканалы сказали, будто пришло не больше двух сотен. Одновременно милиция привлекла организаторов митинга к административной ответственности за превышение заявленного числа участников митинга.
Государственное телевидение старалось. Телеведущий Леонтьев открыто обвинял Ходорковского в попытке узурпировать власть, хотя суд не обвинял Ходорковского ни в чем подобном. Телеведущий Караулов пугал своего зрителя, что в день оглашения приговора, дескать, сторонники Ходорковского готовят мятеж, хотя суд не вменял Ходорковскому и его сторонникам в вину организацию мятежа.
Пикеты возле суда и телевизионные программы, посвященные процессу над Ходорковским, выглядели так, будто процесс этот политический, будто Ходорковский там, в зале суда, произносит пламенные речи и клеймит позором обвинителей и судей, а обвинители, в свою очередь, клеймят позором Ходорковского. Но на самом деле — нет. Процесс был чисто хозяйственный. Обвинение доказывало, что Ходорковский украл много денег. Защита доказывала, что Ходорковский ничего не украл. И этот процесс Ходорковский проигрывал заведомо. Возглавлявший защиту Ходорковского адвокат Генрих Падва говорит: — Первичное накопление капитала во всем мире, смею утверждать, во все времена, всегда связано с нарушением закона. Дело в том, что закон, к которому я как юрист испытываю всяческое уважение и подчиняться которому я всех призываю, является тормозом прогресса. В революционные эпохи, когда жизнь меняется быстро, законы тоже принимают быстро, чтобы жизнь не остановилась. Новые законы неизбежно вступают в противоречие со старыми. Мы, юристы, ужасно мучились в девяностые годы. Каждый новый закон противоречил какому-нибудь другому, или был плохо сформулирован, и нельзя было понять его однозначно.