Вот, например, сходит под себя Геннадий Васильевич во сне, хотя Ирина Ивановна до этого два часа подсовывала ему судно и терпеливо ждала, проснется в униженных слезах. И тут не будешь ждать, когда наступит полночь и все само собой высохнет — надо чистить, мыть, обтирать, переворачивать. Геннадий Васильевич ворчит, недовольствует, ругается, иногда даже матом, говорит, что ненавидит жену и всю свою вернувшуюся жизнь. Участковый врач Ольга Юрьевна Хитинова советует Ирине Ивановне давать мужу побольше снотворного из тех, что подешевле, типа димедрола.
— Он и сам просит, — признается Ирина Ивановна. — Но у него потом голова совсем не держится, руки трясутся, подташнивает.
— А вы покормите его чем-нибудь поплотнее — и еще димедрольчику!
Ирина Ивановна кивает, но не исполняет советов Хитиновой. Ей кажется, что много спать опасно и вредно: организм слабнет, привыкает к неподвижности.
Лучше уж пусть Геннадий Васильевич ворчит и ругается: с одной стороны, неприятно, с другой — легкие во время ругани вентилирует.
Время от времени Геннадий Васильевич, устав от боли, просит Ирину Ивановну отравить его.
— Все равно же завтра оживу, надоело мучиться, хоть передохну немного!
— Какая это передышка, если ты все равно ничего не будешь чувствовать? — спорит Ирина Ивановна. Час пройдет или день, тебе будет все равно. Вот если бы чего-то дать, чтобы совсем никогда не болело, но, извини, такого не придумали. А насчет того, что оживешь, это вопрос. Завтра возьмет все и повернется.
— И хорошо! И умру опять спокойно.
— Гена, а если так и пойдет? — успокаивает и мечтает Ирина Ивановна. — Ты же здоровый тогда станешь, неужели не хочется?
Геннадий Васильевич молчит, обдумывает.
Потом говорит:
— Конечно, хорошо бы. Встать, своими ногами походить. На Шашне с удочкой посидеть. Искупаться. В баньке попариться. Как мне. Ир, хочется иногда в баньке попариться, ты не представляешь, — аж все тело тоскует, ноет!
— Давай мы тебя с Ильей отнесем, попарим.
— Это не то. Пробовали уже: голова закружится опять, никакого удовольствия. Нет, попариться здоровым, как раньше! Но я о другом думаю, Ира. Вот, допустим, доживу я до здорового состояния. Хорошо. Молодеть начну. Еще лучше. А что дальше?
— Нечего загадывать!
— Или так: оздоровею дня на два, на три, а потом все повернется, и я опять лягу. Но раньше-то я лежал с хоть какой-то надеждой, а теперь буду знать, что мне точный капут. Причем даже буду знать, какого числа! Это же с ума сойдешь!
Ирина Ивановна редко повышала голос на мужа, но иногда приходилось — когда он начинал говорить совсем уж неприятные вещи или задавать вопросы, на которые у нее не было ответа и о которых она не хотела думать.
— Ты вот что, лежи и лежи! — прикрикивала она. — Сегодня ты живой?
— Чем так жить…
— Нет, ты живой или нет?
— Ну, живой.
— Это лучше, чем мертвым быть? Только не ври!
— Лучше, конечно.
— Ну и всё тогда! И не мотай мне нервы!
Муж племянницы Натальи, как и предполагалось, вернулся. Оказался ночью в постели рядом с ней, храпя и воняя перегаром, она проснулась, испугалась, заплакала — как это бывало раньше: тихо, уткнувшись в подушку, чтобы не разбудить его. А то начнет, проснувшись, бухтеть глупости или, хуже того, лезть руками, изображая интерес, на который у него, пьяного, все равно никаких сил нет.
И тут Наталья рассердилась на себя. Хватит, отбоялась. Он на это и рассчитывал, когда заранее приезжал, мытарил, готовил. Она повернулась к Сергею и сильно толкнула его — так, что он свалился с кровати. Сергей поднялся, еще не протрезвевший, плохо соображающий.
— Чего это я? Упал?
— Нет. Я тебя уронила.
— Постой… Я, значит, ввернулся! Ну, здравствуй, милая моя!
Сергей начал подниматься, одной рукой цепляясь за кровать, а другой придерживая трусы на слабой резинке.
Наталье очень захотелось еще раз пихнуть его, раскоряченного, чтобы отлетел к стене. И не стала отказывать себе в удовольствии, пихнула. И Сергей отлетел, действительно, к самой стенке. Разозлился, от злости в нем прибавились силы, он встал и пошел на Наталью:
— Ах ты…
Наталья вскрикнула, соскочила с постели, побежала в кухню, как бывало раньше. Но из дома не выбежала, не могла оставить маленького сына. Конечно, Сергей Виталику ничего не сделает (раньше ведь тоже не бил, только согнутым пальцем иногда стучал по маковке — иногда для наказания, а иногда в шутку, спрашивая: «Алё, кто там?» И сам отвечал: «Это я, мальчик Виталик, а там у меня никого нет!»), но все-таки — мало ли…
Сергей, помня о том, что жена далеко не уйдет, появился, держась за косяк, ухмыляющийся, довольный, в трусах, сползших с объемного живота.
— Все равно достану, чего бегать? — спросил он, как спрашивал и до этого десятки раз.
И Наталья обычно забивалась в угол, закрывала голову руками, но Сергей при этом бил ее довольно редко, раз пять или шесть за всю совместную жизнь, ему больше нравилось держать ее в ожидании.
Как раньше, проснулся Виталик и, боясь показаться на глаза пьяному отцу, тонко пропищал:
— Пап, не надо!
— Спать! — коротко приказал ему отец.
После этого он сел перед Натальей, налил из бутылки в стакан изрядную порцию, выпил, окончательно повеселел и задал вопрос:
— Ну? И что мне тебе за это сделать?
— Сергей, перестань, — попросила Наталья.
— Я перестану. Но ты сначала скажи: что мне тебе за это сделать?
— За что?
— А то не знаешь?
— Не знаю.
— Хорошо. Поставим по-другому проблему: что мне сделать тебе за то, что ты не знаешь, хотя на самом деле прекрасно знаешь?
— Ничего.
— Что ничего?
— Ничего не делать.
— Да? Чтобы ты вообще зарвалась? Нет, я тебя спрашиваю конкретно: что тебе за это сделать? Что скажешь, то и сделаю.
Знала Наталья эти шутки. Однажды, по молодости, когда Виталика еще не было, а Сергей уже начал репетировать свои ночные концерты, потом ставшие регулярными, она ответила:
— Что сделать? Поцелуй меня.
Сергей не растерялся, не ошарашен был таким наглым ответом, он мазнул ее тыльной стороной руки по губам и спросил:
— На! Понравилось?
Сейчас она не знала, что ему сказать: любой ответ не понравится. Но Сергей неожиданно, выпив еще полстаканчика, встал, широко распахнул руки и сказал:
— Иди ко мне!
И Наталья невольно подалась вперед, приподнялась, правая рука уткнулась в ручку сковородки.
Дура я, дура! — подумала Наталья. — Да чем такое терпеть, лучше…
И, не успев додумать мысль, но уже поняв ее, она схватила сковородку и со всей силы ошарашила Сергея по голове.
Тот с грохотом упал.
Из своей спаленки выскочил Виталик:
— Мам, чего это вы? Чего папа на полу?
— Заснул. Он теперь долго спать будет. До завтра.
И жизнь наладилась: каждую ночь Сергей появлялся — как правило, спящий и пьяный. Наталья, не дожидаясь его пробуждения, била его по лбу сковородкой или душила подушкой. Сначала было страшно, непривычно (первый удар был с порывом, а потом все уже происходило с расчетом, это труднее), но привыкла.
Виталику объяснила:
— Папа без нас скучал, ночей не спал. Вот и отсыпается теперь.
Она рассказала об этом двоюродному брату, чтобы посоветоваться, хорошо она поступает или нет, но Илья слушал рассеянно и ответил:
— Как считаешь правильно, так и делай.
— Да я как раз не знаю, правильно я поступаю или нет!
— Ну, тогда… Тогда пусть идет как идет…
— Из-за отца переживаешь? — догадалась Наталья. — А я лезу к тебе…
Но нет, Илья не переживал из-за отца. Он был рад его воскрешению, старался чаще бывать дома, говорить с ним (после смерти отца его мучила совесть, что не нашел времени толком с ним пообщаться), однако занимало Илью совсем другое.
Анастасия его занимала.
Обнаружив, что опять любят друг друга, они некоторое время были счастливы. Дневные свидания (по ночам оба оказывались в разных местах) сначала были безоблачны и неутолимы, но потом что-то непонятное появилось в отношениях. То Анастасия некстати задумается, глядя в небо, то Илья задумается, глядя на Анастасию. И оба с улыбкой спрашивали:
— Ты чего?
И оба пожимали плечами.
Наконец Анастасии удалось высказать:
— Конечно, все это хорошо. Общение. Удовольствие. Но я женщина, Илья, поэтому ты не обижайся. Мне перспективы хочется. Детей. А детей по определению не будет.
— Значит, что, расстаться?
— Нет, почему. Я просто сказала.
Нет, она не просто сказала, понял Илья. До нее понемногу доходит суть происшедшей катастрофы. Запоздало? Да. Но и у других так же. Сам Илья, хоть столько уже времени прошло после поворота назад, не может в полной мере осознать, что случилось и чем это чревато — особенно если так и пойдет. То есть умом понимал, но психика сопротивлялась, никак не могла это переварить. Есть же на свете вещи, которые человек не в состоянии до конца понять, почувствовать и осознать. Может ли тот, кого собираются повесить, в полной мере оценить то, что происходит? Вряд ли. А если сможет, тут же сойдет с ума.
Хорошо Славе Посошку — он активно верит в то, что рано или поздно все повернется назад. То есть вперед. Придумал дикую идею, что для этого надо всем умным людям напрячься и захотеть этого. Вон — гора за ГОПом. Соберись хоть миллион людей и захоти, чтобы она подвинулась, — что будет? Ничего не будет.
Тем не менее Слава с кем-то переписывается, и даже неделю назад в Рупьевск к вечеру приехала международная делегация, с тем, чтоб успеть провести совещание в здании кинотеатра, и Посошок был там чуть ли не главным, вот чудеса-то…
А Илья все больше сомневается.
Насколько сильно он раньше хотел в прошлое — к любви с Анастасией, настолько ясно понимает сейчас: любовь эта должна была кончиться так, как кончилась, — уходом Анастасии к другому. И не только в этом дело. Когда Анастасия заговорила о детях, которых не будет, Илья впервые подумал: а хотел бы он детей от нее, хотел бы вообще жениться на ней? И честно себе ответил: нет Девушка капризная, избалованная, себялюбивая, очень сомнительно, что была бы хорошей матерью своим детям. От этих мыслей ему становилось совестно, он бежал к Анастасии, ласкался, нежничал — то есть делал именно то, что Анастасию раздражало перед их расставанием.
Анастасия же постепенно поняла свое: что любит быть одна и хочет быть одна. Раньше боялась в этом себе признаться, вот и искала невольно человека, который возьмет ее хотя бы частично в свою власть, — и нашла Анатолия. Не нужно ей этого, она сама себе власть и хозяйка. И вообще за эти полгода повзрослела лет на пять, хоть и помолодела физически. Хорошо, будет у нее своя над всем власть и своя сила. Самодостаточность, как сейчас говорят. Но для чего? Для построения того будущего, которое тебе нужно. А если его не будет, что делать с собой? Я как океанская яхта, романтически думала о себе Анастасия, хотя и с долей иронии, как океанская яхта высокого класса, красивая, предназначенная для кругосветных путешествий, — но она стоит в бухте у причала, а океан пересох…
Владя предпринял еще несколько вылазок насчет юных красоток и двух с удовольствием и без труда победил, а третья заставила призадуматься. Милая девушка, уже взрослая, лет семнадцати, сказала, хихикнув:
— Ничего, что у меня СПИД и сифилис?
— Это ты так шутишь?
— Реально говорю.
— Раньше не могла сказать?
— А чего ты? Если даже и подцепил, завтра все пройдет. И я месяца через полтора здоровая буду.
Я ведь как узнала? Сдавала в Придонске анализы! Поехала совсем по другому делу, денег накопила, хотела грудь увеличить и губы подкачать немного. Но у них положено: анализы сначала. Кровь, моча, все такое. И бац мне промеж ушей приятную новость: какая грудь, какие губы, девушка, у вас вон что и вон что! Я два дня ревела: так хотелось грудь хорошую сделать! А потом нашла врача, который силиконит без всяких анализов. Видишь, как красиво? И шрамов почти не видно. И губки ничего, правда?
— Иди отсюда.
— Сразу грубить!
— Я тебя вообще убить могу.
— Напугал. Меня уже раз пять убивали.
В тот вечер Владя вспомнил слова Посошка. Стало нехорошо. Он включил телевизор, чтобы узнать, начался ли на Дальнем Востоке новый день, то есть вчерашний. С облегчением узнал: начался, поворота не случилось.
Но вдруг завтра случится?
И он старался все дни проводить с семьей, дома, а потом и совсем вернулся, потому что настало время, когда они с Галиной еще не разошлись.
Еще Владю задело то, что Посошок уличил его в незнании евангельской притчи. Все-таки он считал себя продвинутым, не только фильмы смотрел, но и книги читал, а таких простых вещей, оказывается, не знает.
Он решил восполнить пробелы. Домашней библиотеки у него, как у большинства современных молодых людей, не было, поэтому рылся в Интернете.
Прочел притчу о десяти девах, а заодно перечитал Откровение Иоанна, где говорилось про реки, текущие вспять. Заинтересовался, что вообще знает Интернет о времени, поворачивающемся вспять, было ли это когда-нибудь в реальности или хотя бы кем-то описано?
Как всегда, поисковые системы выдали тысячи самых разных страниц.
Например:
«Время пошло вспять: вьетнамка Нгуен Тхи Фуонг неожиданно стала внешне напоминать древнюю старуху, несмотря на то, что ей всего двадцать три года».
Или:
«Время, похоже, повернулось вспять: вместо зимы наступает осень».
Или (текст 2006 года):
«Впечатляет размах, с которым отмечалось столетие дорогого Леонида Ильича Брежнева. Полное ощущение, что время пошло вспять».
Или:
«В трактате «Государство» древнегреческий философ Платон упоминает странный феномен, когда мир поворачивается вспять и движется назад во времени. Платон предложил описание обратного хода времени для толкования мифа, который его сильно заинтересовал. В этом мифе бога Зевса разгневал несправедливый царь, который отобрал трон у своего предшественника. Зевс попросту взял да и перестал управлять миром, из-за чего время пошло вспять, таким образом восстановив на троне свергнутого царя. Платон считал, что боги то управляют миром, то мир движется сам. Каждый цикл продолжается многие века. Когда боги управляют миром, время идет вперед. Когда они перестают управлять миром, оно движется назад».
Или (текст Клайва Льюиса, автора «Хроник Нарнии»):
«Все мы стремимся к прогрессу. Однако прогресс означает приближение к тому месту, к той точке, которой вы хотите достигнуть. И если мы повернули не в ту сторону, то продвижение вперед не приблизит нас к цели. Прогрессом в этом случае был бы поворот на 180 градусов и возвращение на правильную дорогу; а самым прогрессивным человеком окажется тот, который скорее повернет назад. Мы все могли убедиться в этом, когда занимались арифметикой. Если я с самого начала неправильно произвел сложение, то чем скорее я признаю это и вернусь назад, чтобы все начать сызнова, тем скорее найду правильный ответ.
В ослином же упрямстве, в отказе признать свою ошибку нет ничего прогрессивного.
Если вы задумаетесь над современным состоянием мира, вам станет совершенно ясно, что человечество совершает великую ошибку. Мы все- на неверном пути. А если это так, то всем нам необходимо вернуться назад. Возвращение назад — это скорейший путь вперед».
Тут Владя хмыкнул: ему не понравилось.
Смотрел дальше. Набрел на какой-то совершенно заумный текст неизвестного автора:
«Для того чтобы мировая линия повернула вспять по времени, она должна в какой-то момент времени стать пространственноподобной. Однако действие для классической релятивистской частицы содержит радикал от квадрата 4-скорости частицы. Этот квадрат 4-скорости положителен для времениподобной мировой линии и отрицателен для пространственноподобной мировой линии. Поскольку в действие для классической релятивистской частицы входит радикал от квадрата 4-скорости, то вектор 4-скорости должен быть времениподобным, а пространственноподобным он быть не может. Член в действии, содержащий электромагнитное поле, не входит под радикал и не может осуществить поворот мировой линии во времени. Для осуществления такого поворота пришлось добавить к квадрату 4-скорости под знаком радикала некоторое поле к. Тогда при достаточно большом к квадрат 4-скорости частицы может стать отрицательным, но выражение под знаком радикала останется положительным. Мировая линия станет пространственноподобной, и поворот мировой линии во времени станет возможным».