Гуров не заметил, как задремал, очнулся от резкого телефонного звонка. В соседней комнате разговаривали на непонятном языке, видимо, не на одном, а на двух, даже трех, порой Яндиев кричал. Наконец телефон звякнул, наступила тишина. Гуров вошел, налил себе коньяку и молча сел за стол.
Глава 8
Итак, разговор с Баку состоялся. Гуров не верил в успех. Слишком фантастично было предполагать, что два пожилых кавказца, используя свои родственные связи в Баку, могут повлиять на события в далеком Азербайджане, изменив ситуацию в Москве на уровне Администрации Президента.
Гуров пригубил коньяк и закурил. Нетактично задавать вопросы людям, попытавшимся поднять неподъемное.
Яндиев перебирал четки, Шалва хрустел зеленью и пил легкое белое вино. Сыщик видел, что Князь, рассерженный разговором, сейчас постепенно успокаивается. Он дважды взглянул на Гурова с усмешкой, довольно огладил пышные усы.
– Отец, разреши мне объяснить нашему русскому гостю ситуацию? – Шалва поклонился Яндиеву.
– Когда Лев Иванович спасал моего внука, то был хозяином и уважаемым полковником. Сегодня он пришел за советом и стал лишь русским гостем, вроде даже просителем? – Cтарик осуждающе покачал головой. – Князь, ты обижаешь меня и весь наш род.
– Прости, отец, я слишком долго живу вдали от родины. – Шалва склонил тяжелую голову.
Гурова всегда раздражали многословие и велеречивость кавказцев, видимо, в данный момент он тоже должен что-то сказать, но он молчал. Пусть распинаются друг перед другом, надоест, скажут о деле. Шалва, видимо, понял его настроение, заговорил деловито:
– Мы выяснили, все дело в должности. Вопрос, кого назначить послом в Лондон, был уже решен, когда президент неожиданно вызвал из Москвы Рафика, подписал указ и сказал уважаемым людям, чтобы они помолчали, послом в Лондоне должен быть не бывший партаппаратчик, не чей-то близкий родственник, а человек, хорошо образованный. Президент обидел многих людей, но никто не становится на пути рассерженного слона. Все указания выполнили, человек с семьей улетел в Лондон, но память у людей осталась. И бывший претендент на сладкую должность жив, здоров и ждет своего часа.
Шалва замолчал, давая возможность Гурову задать вопрос, но сыщик лишь понимающе кивнул, закурив новую сигарету.
– Мы не знаем точно, – продолжал Шалва, – но полагаем, что с определенными людьми в Москве была достигнута договоренность. Рафика не собирались убирать, слишком громкий скандал, его решили как-то скомпрометировать. Но в дело неожиданно вмешались русские солдаты, и семью похитили. Это всем было на руку, оставалось только подольше не освобождать его. Человек, проведший определенное время неизвестно где, не может быть послом. У президента много дел, он не хочет ссориться с уважаемыми людьми, решили, пусть будет как будет. Аллах велик, все видит.
– Пусть людей убьют, значит, такова воля Аллаха, – не сдержался Гуров.
– Ты христианин, мы уважаем твоего бога, – негромко произнес старик Яндиев.
Гуров сорвался и сказал:
– Значит, если бы я не вмешался в дело твоего внука и его расстреляли бы… – Сыщик замолчал, после паузы закончил: – У Аллаха и президента много дел, за всем не уследишь.
Разговор прервался, наступила долгая пауза, наконец Яндиев тихо сказал:
– Продолжай, Князь, Лев Иванович не обязан знать все наши обычаи. У него своя вера.
Гуров понимал, что должен молчать, но поднявшаяся в нем злость оказалась сильнее разума.
– У меня совесть и долг, можно называть их верой, суть не меняется.
Яндиев не рассердился, чему-то скупо улыбнулся, кивнул. Шалва продолжал:
– Уважаемый человек, который очень хочет жить в Лондоне, давно ждет награждения орденом. Человеку передали, если он подождет с поездкой в Англию, ему не придется ждать награждения. Разумный человек знает, синица в руках лучше, чем журавль в небе. Тем более что человеку обещают, журавль не улетит надолго. Журавли всегда возвращаются.
«Вот так делается политика, назначают послов, убивают людей», – думал Гуров, вслух спросил:
– И вы остановите генерала Рыгалина?
Шалва и Яндиев недоуменно переглянулись, затем Шалва сказал:
– Мы не знаем никакого генерала. В Москве свои проблемы, но выкуп за Рафика будет заплачен немедленно.
Гуров вернулся в министерство после пяти. Станислав, потный и злой, упрямо писал бумаги; увидев друга, криво улыбнулся:
– Тебя дважды спрашивал Петр. Я ему сказал, что ты гуляешь в Александровском саду. Иди, он ждет тебя. Мне уже никто ничего не говорит, ну не старший опер, не ваш друг, я лишь прохожий.
– Заткнись, Станислав. Я лопатой разгрузил машину дерьма, устал и хочу выпить. Собирай свои бумаги, я схожу к Петру, и мы с тобой уматываем к чертовой матери. А точнее, ко мне домой, где выпьем, и я тебе расскажу страшную сказку…
Орлов взглянул на вошедшего Гурова, махнул рукой на стул, продолжал писать. Закончив, поднял голову:
– Я велел тебе сидеть на месте. Мои распоряжения – это мелочь?
– Не заводись, сам знаешь, ты ничего не велел.
– Вызывал Шубин, интересовался, как продвигается дело по розыску похищенных. – Орлов бросил на Гурова быстрый взгляд. – Там, на природе, тебе ничего нового не шепнули?
Гуров недоуменно пожал плечами.
– Шубин же отстранил нас от дела.
– Такого разговора не было, он лишь поинтересовался новостями.
– Они поступили ранним утром. Я не докладывал, так как интерес к делу был потерян, – спокойно ответил Гуров.
– Мы не дипломаты, а оперативники, – повысил голос Орлов. – Я тебе русским языком сказал, приказа о передаче всех дел в ФСБ не существует, значит, твоя работа продолжается. Все перевернулось, генерал Рыгалин получил другое задание. Твой друг Павел Кулагин десять минут по телефону рыдал от счастья.
– Случается, – заметил Гуров, налил себе воды. – Мы имеем данные на одного из подозреваемых захватчиков. Выполняя ваше задание, я распорядился проверить обстановку в близлежащих кварталах, расположение дома, квартиры, окон и балконов. Важно не торопиться, главное, не спровоцировать бандитов. Судя по всему, они опытные бойцы. Атака, спуск с верхнего этажа, взрыв двери здесь не годится. Мы должны обойтись без ОМОНа, рассчитывать только на оперативников.
– Лева, тебе не кажется, что ты меня учишь? – Орлов почесал за ухом. – Выждем, получим указания начальства, будем решать.
Гуров вернулся в кабинет, где застал распаренных Нестеренко и Котова.
– Григорий, выкладывай, у тебя получается лучше, – сказал Нестеренко.
Котов встал, заметив ухмылку Станислава, снова опустился на стул.
– Успехи в торговле цветами я опускаю, – начал Котов. – Мы осмотрели дом, обычный для Бибирева небоскреб, нашли нужный подъезд, поднялись на последний этаж, спустились пешком. Никаких пьяных, гулящих, любителей газетного чтения, все чисто и спокойно. Квартира Зарова на третьем этаже, имеется пожарная лестница. Дверь в квартиру обыкновенная, можно выбить ногой, замки – один смех. На той же площадке еще две квартиры. Хозяева одной живут на даче, владелец другой уехал в деревню к матери. Две квартиры имеют общую лоджию с легкой перегородкой. В принципе квартира беззащитна.
А в квартире Зарова все было без перемен. Люди устали находиться взаперти, исключение составлял лишь Шамиль, который рыскал по окрестным кварталам, недавно вернулся, принес Геме мороженое, завел Рощина на кухню и возбужденно сообщил:
– Все менты ушли в отпуск.
– Что ты говоришь, парень? – Николай Рощин сел на табурет. – Они нас нашли и бросили? Ты в своем уме? Это какая-то хитрость. Они не хотят лезть в квартиру, опасаются за жизнь посла и семьи. Нас выманивают на улицу.
Зазвонил телефон, который все эти дни молчал. Рощин перешел из кухни в комнату, посмотрел на аппарат, но трубку не брал.
Из другой комнаты вышел посол, тоже смотрел на телефон.
– Может, мне подойти? – спросил Юрий Заров. – Только я номер никому не давал.
– Надо ответить, – сказал Рафик. – Глупо делать вид, что здесь никого нет. Звонит человек, уверенный, что в квартире кто-нибудь да находится.
– Подойди. – Рощин пожал плечами. – Лично я никого не жду.
Посол снял трубку и ответил:
– Вас слушают.
– Господин посол? Здравствуйте, что же вы перестали звонить? Деньги на ваш выкуп, ровно три миллиона долларов, вторые сутки лежат в моем сейфе.
Рафик узнал немного гнусавый голос чиновника.
– Что вы молчите?
– Думаю, как вы узнали номер? И что кроется за столь заманчивым предложением? – ответил посол.
– Ничего не кроется, кроме желания освободить вас без всякого риска.
Рощин понял, о чем идет разговор, и отобрал у Рафика трубку.
– Нашлись деньги? – усмехнулся он. – Прекрасно! Сейчас я вам расскажу, как их мне передать.
– Пожалуйста, слушаю вас.
– Значит, так, вы упаковываете деньги в чемодан…
– В два чемодана, – поправил чиновник.
– Вы упаковываете деньги, – спокойно повторил Рощин. – И завтра в двенадцать дня приносите их на Пушкинскую улицу к дверям банка.
– Как я вас узнаю?
– А зачем вам меня узнавать? Надеюсь, в данный момент там не окажется толпы людей с двумя чемоданами. Я возьму у вас деньги и положу их в банк. Когда из Мюнхена придет подтверждение, что деньги получены, вы явитесь по данному адресу, где найдете всю семью в полном здравии. Если меня арестуют или деньги не поступят в Мюнхен, значит, вы получите господина посла и его семью мертвыми. Договорились?
– Конечно, конечно! Завтра ровно в двенадцать у дверей банка на Пушкинской улице.
– Дело сдвинулось, – Рощин положил трубку, – теперь, уважаемый господин посол, ваша жизнь в руках ваших соплеменников.
Рафик точно не знал, однако догадывался, что в правительстве и Администрации Президента у него много врагов. Он для элиты Баку был человек абсолютно чужой, жил и учился в Москве, затем в Англии, одевался и вел себя как европеец, главное, он не имел многочисленной семьи, обширных родственных связей, то есть был лишен мощной поддержки в среднем звене чиновников, которые в действительности и решали большинство вопросов политической жизни. У него не было врагов, но он не имел и друзей в Москве. Для местной элиты он всего лишь «какой-то» азербайджанец, неизвестным способом вылезший на политическую арену. В бывшем Союзе МИД решал все вопросы, сегодня в ведомстве России свои интриги и войны, и никому нет дела до посла другого государства. Психологически для Москвы «другое государство» осталось маленьким, незначительным островком, который отделился, со временем приплывет обратно. Так как захват посла и его семьи еще не попал в поле зрения телевидения и прессы, то и отношение к самому факту было не очень серьезным. Когда в Чечне захватили тележурналиста, об этом и говорили, и писали все. А тут посол с женой и детьми, и полное молчание. А ведь о данном факте знает достаточно широкий круг людей, и стоило одной газете проговориться, тут же откликнулось бы в Европе, а в Англии так наверняка, и покатился бы снежный ком, увеличиваясь на глазах. Рафик видел, что его захватчики растеряны, они не политические бойцы, несчастные, изувеченные войнами люди.
Лишь главарь Николай, со шрамом на лбу, держался твердо и был готов идти до последнего. Маленький Шамиль потерял фанатичный блеск в глазах, они превратились в глаза задиристого пацана, готового в любой момент подраться, но отнюдь не убивать безоружных людей. А тут еще неожиданно вспыхнувшая привязанность к маленькой Геме, которая, видимо, ассоциировалась у него с потерянной семьей.
Рафика раздирали сомнения: если чиновник посольства не врет и правительство выделило деньги на выкуп, все может быстро и благополучно закончиться. Но если это привычная для Востока хитрость и русских заманят в ловушку, неустойчивый мир взорвется, и флегматичные солдаты, готовые сегодня все бросить и уйти, окажутся припертыми к стене, то все кончится катастрофой. У них откроются зарубцевавшиеся раны, и хлынет кровь. Расстрелять четверых безоружных людей – дело нескольких секунд, и никакие супермены не успеют их освободить. Сейчас русские солдаты ведут себя спокойно, даже вежливо. Но и динамитная шашка, пока фитиль не подожжен, лишь мертвый кусок материи.
Воспользовавшись тем, что охрана в переулке исчезла, Алексей, которого все звали Большой, отпросился у командира Рощина съездить домой, сказав, что ему необходимо сменить белье и обувь. Вернулся он к вечеру, отер пот с лица и, ухмыльнувшись, сказал:
– Николай, нервы у меня уже не те, в родном городе чувствую себя, как в тылу у «духов». – Он развязал привезенный рюкзак и выложил на стол автомат «узи», два пистолета с запасными обоймами. – Я живым не дамся, прости, что обманул и рисковал, но это барахло я тащил из Афгана, брал в бою, только в бою у меня и отберут.
Рощин осмотрел оружие, покачал головой, сказал:
– Будем надеяться, что оно нам не понадобится, чувствую, дипломаты не хотят скандала, решили тихо заплатить и умыться.
Алексей был далеко не так прост, как выглядел, и коротко ответил:
– Дай бог! Но, как говорится, хочешь мира – готовься к войне.
– Утром мы с Шамилем поедем в центр. Он пацан, но врожденный разведчик. Поедем порознь, я буду держаться в стороне, улицы днем похожи на муравейник, вычислить нас трудно. Если Шамиль определит, что человек с деньгами нас действительно ждет, я подойду, если они готовят ловушку, надеюсь, мы ее унюхаем и вернемся.
Заров, с сомнением покачав головой, сказал:
– Я не верю, Шамиль им не нужен, они хотят заполучить тебя.
– Юрка, а раньше нас не убивали? – спросил Рощин. – Я давно уже труп, мне рисковать уже нечем. Сорвем банк – значит, наша взяла, а понадобится умереть, так в последний раз. Но лазать по помойкам и убирать их сортиры я не буду.
…К ночи противники посла вновь победили. Попытки прорваться к президенту закончились ничем. В конце концов он раздраженно сказал:
– Вы хотите попасть в цивилизованный мир? Я назначил цивилизованного посла. Желаете решать семейные дела? Оставьте меня в покое, посылайте в Лондон бывшего секретаря ЦК или муллу, мне все равно. Ко мне по данному вопросу больше не обращаться.
И «ястребы» кинулись к телефонам…
Подняли с постели нужного вице-премьера России, а генерал Рыгалин и не ложился.
Противная сторона тоже звонила в Москву, только на совсем иной уровень. Защитники посла разбудили Шалву Гочиашвили, объяснили старику Яндиеву, извинились, сказали, что ничего не могут сделать.
– Я дал слово, – ответил старейшина. – Передайте этому ишаку, если он не хочет решать дело миром, значит, будет война. У него, кажется, дочь и внуки? Настоящий мужчина первым делом охраняет покой семьи.
Шалва позвонил Гурову домой.
– Извини, Лев Иванович, но наши мирные инициативы, как пишут в газетах, закончились провалом. Мы пытаемся сломать ситуацию, но я уже больше в успех не верю. Еще раз извини.
Если еще не горели и не стреляли – Гуров начинал день стереотипно: в пять утра поднялся и сделал гимнастику, чисто выбрился, принял контрастный душ, оделся парадно. Он еще не знал, что предпринять, поэтому действовал автоматически. Он быстро просчитал, что через своего министра ничего не добиться. Чтобы остановить чиновничий беспредел, нужен человек покруче. Необходимо попасть к вице-премьеру. Как это сделать? Сыщик перебрал в памяти всех сильных мира сего, с кем сводила судьба. Кому он, сыщик Гуров, помогал? На даче у спикера? Он давно не спикер, не у дел, да и по характеру не годится. Нужен не политик. Значит, подойдет крупный финансист. А самый крупный, конечно, Горстков. Два года назад Гуров помог дочери миллиардера, практически спас ее, и у сыщика с Горстковым установились дружеские отношения.
Гуров взглянул на часы. Только шестой, но Юрий Карлович поймет, и сыщик набрал номер. Горстков ответил сразу: