Первым желанием было просто пройти мимо. Но Галина тут же устыдилась своего порыва: Митя бы ее за такое равнодушие осудил. Она растерянно осмотрелась. Может, поблизости найдется страж порядка? Врач? Или хотя бы кто-то молодой, кто решительно бросится на помощь?
Но увидела она только спешащих мимо малышей – класс первый-второй, не старше. Дети лишь слегка притормозили у неподвижно лежащего тела. Один из мальчишек присел, бесстрашно пощекотал мужчину под мышкой. Тот зашевелился, что-то замычал.
– Бе-бе-бе, алкаш! – передразнили дети.
Расхохотались, поспешили дальше.
– Как вам не стыдно! – крикнула вслед Галина.
Ее Митя никогда бы так не поступил. Но мальчишки из времени нынешнего на упрек даже не обернулись.
Пришлось самой опускаться на корточки, склоняться к лежащему.
Галина потрепала его по плечу, робко позвала:
– Мужчина.
Тот, не открывая глаз, пробурчал:
– Да отстаньте вы все!
Спиртным от него пахло, но не фатально, как от совсем уж алкоголика. А еще Галина с удивлением уловила запах недавно выстиранной одежды. Да и вообще мужичок, хотя лежит в грязи, на опустившегося бомжа не похож. Ветровка не новая, но целая, и даже воротничок у рубашки наглажен.
Теперь Галя взялась трепать его по щеке. Повторяла настойчиво:
– Мужчина, вам плохо? Пожалуйста, отзовитесь!
Он с видимым усилием разлепил веки. Уставился на нее. Молчал.
– Мужчина! – упорствовала она. – Пожалуйста, скажите! Что с вами? Плохо с сердцем? «Скорую» вызвать?
Хотя уже сама понимала: дядька, конечно, просто пьян. Но все равно нельзя же оставлять человека холодным утром спать в луже!
Мужик застонал. С усилием подтянул ноги, сел – прямо в грязь. Галю передернуло от отвращения. Однако она отважно протянула руку:
– Вставайте. Я помогу вам хотя бы на лавочку сесть.
Пьянчуга взглянул с удивлением. Прищурился и вдруг спросил:
– Совсем плохо?
– Что? – растерялась Галина.
– Тебе самой помогать надо, – вздохнул он.
Тяжело встал, покачнулся. Но устоял. Пожаловался:
– Башка трещит, кружится все. Помоги уж, раз взялась.
И тяжело оперся на ее руку.
– Где вы живете? Давайте, я вас домой отведу! – потребовала она.
– Умаешься, – усмехнулся пьяница. Объяснил: – Я сам из Сибири. В Москву к дочке приехал. А она… – скривился, горько махнул рукой. Мрачно закончил: – В общем, запил.
– А дочка ваша в каком районе живет? – не отставала Галина.
– Не-е, к ней не поеду. Ломоть отрезанный. Считай, нет у меня ее больше, – пасмурнел мужик.
Попытался очистить от грязи брюки, крякнул:
– На вокзал только не пустят в таком виде…
Галя с сомнением оглядела его жалкий наряд, поинтересовалась:
– На билет деньги есть?
– Были. – Твердо отозвался дядька. – Вчера – точно были. И на расходы, и заначка.
Остановился, отпустил ее руку. Полез по карманам, вытащил несколько мелких купюр, монеток. Растерянно пробормотал:
– Вот дьявол!
– До Сибири доехать не хватит, – усмехнулась Галина.
– Как же это я так? Пропил? Или ограбили?
– Сколько же надо было выпить, чтоб в грязи спать! Скажите спасибо, что вас вообще не убили, – упрекнула она.
– Ничего, – с достоинством отозвался мужик. – Не пропаду. Друзья, слава богу, имеются. Позвоню, попрошу. Подкинут деньжат. Главное, паспорт, паспорт…
Снова зашарил по карманам, просиял, извлек из-под куртки документ:
– Вот! Цел!
Протянул Галине, велел:
– Посмотри сама, убедись! Не судим, не бомж!
– Да что мне до того, кто ты такой! – Она, наконец, тоже перестала именовать его вежливым «вы».
Но будто под гипнозом, документ открыла. Лотошников Геннадий Серафимович. И прописка есть, и штамп о заключении брака, и ребенок вписан – действительно, дочка. Восемнадцати, успела подсчитать Галина, лет от роду.
Новый знакомец хмуро прокомментировал:
– Жена умерла, пять лет тому как. А дочка… сказала, что в Москву поехала поступать… а сама… – Тяжело махнул рукой. Помрачнел.
Протрезвел он, кажется, окончательно. Протянул руку, попросил:
– Давай, что ли, документец. Пойду я.
«Слава богу, избавилась!» – возликовала Галина.
Но вдруг – сама не поняла как – у нее вырвалось:
– Куда ж ты пойдешь?
– Я мужчина, – с достоинством отозвался Геннадий. – Всегда найду выход.
Улыбнулся (по лицу побежали очаровательные морщинки), молвил:
– А тебе спасибо большое, что помогла.
И тянется паспорт забрать.
Галя же – вот наваждение! – руку вместе с документом отдернула. Велела строго, как Митьке, когда тот с улицы весь грязный приходил:
– Нельзя тебе никуда. Сначала отчиститься надо. Пошли со мной. Душ примешь, одежду в порядок приведем.
Геннадий иронически поднял бровь:
– Не боишься? Алкаша с улицы в дом звать?
– Я не пугливая, – усмехнулась она.
– А если приставать стану? – усмехнулся он.
Галя давно уже забыла (да никогда толком и не умела) кокетничать. Но сейчас бойко отозвалась:
– В окно вышвырну.
Он взглянул с восхищением:
– Вот бывают же – даже в вашей Москве – нормальные тетки!
И заверил:
– Правильно, что не боишься. Я не кобель, не захочешь сама – пальцем не трону. И за постой, душ там, стирку – рассчитаюсь. Не деньгами – как говорится, натурой. Чего прибить, починить – все сделаю. Руки, слава богу, откуда надо растут.
…И только когда подходили к подъезду, Галя вспомнила: она так и не купила продукты для пирога с корицей.
* * *
Зря считается, что в Москве никому и ни до чего дела нет. Когда Галя (а рядом весь перемазанный в мокрой одежде мужик) в подъезд вошли, консьержка нет бы просто посмотреть неодобрительно. Не поленилась выскочить из своей будки. Уперла руки в боки, преградила Геннадию путь:
– А ну, прочь отсюда! Не пущу, хоть ты что делай!
Галина смутилась отчаянно. Но ответила, как могла, твердо:
– Это со мной.
– Чего?! – ахнула консьержка. – Ты, Галка, совсем, что ли, спятила?
– Язык придержи, – хмуро зыркнул на нее Геннадий.
– Ах ты поганый бомж! – взвилась та.
Галина (в своем затворничестве совсем отвыкла скандалить, да и не умела никогда) просто не знала куда деваться. Произнесла, чуть не плача:
– Вы, оба! Немедленно прекратите! Гена, пошли!
Схватила нового знакомого за руку, потащила к лифтам.
– Окончательно головой повредилась, – жалостливо покачала головой консьержка.
Впрочем, Галя уже сама проклинала свой порыв. Тоже мне, поклонница «Москвы слезам не верит»! У Баталова – Гоши из фильма – только сапоги были грязные, а с этого, пока раздевался в коридоре, целая лужа натекла. Его же отстирывать надо полностью! И с какой стати этим должна заниматься она? Вместо того, чтоб поехать, как собиралась, на кладбище к Митеньке?!
Но делать было нечего.
Галина велела:
– Стой здесь.
Сама заметалась по квартире. Ей даже переодеть гостя не во что – откуда в ее келье взяться мужской одежде?
– Простыню дай, – подсказал Гена. – Я, когда вымоюсь, завернусь. И полотенец пару не забудь.
Скрылся в ванной.
Галя притащила газетку, водрузила на нее ботинки Геннадия – настоящие бомжацкие, грязнющие. Смахнула туда же его ветровку – гостю хватило наглости положить ее на тумбочку. Вытерла пол в коридоре. Мимоходом взглянула на себя в зеркало, подправила прядь волос, смахнула со лба капельки пота и разозлилась еще больше. Она что же, этому алкоголику понравиться пытается?! Гнать, гнать его из дому! Пусть, так и быть, моется – и сразу прочь! Но только как он пойдет в насквозь мокрой, в грязевых разводах одежде?!
Галина едва не заплакала из-за тупика, в который себя загнала. А тут еще совершенно некстати телефон забренчал. Взглянула на определитель: Верочка, кому ж еще ей звонить. Не ответить нельзя.
– Да, – тоскливо выдохнула в трубку Галя.
Зато у Бородулиной голос веселый, счастливый. Сообщила деловито:
– Галочка! Я подъезжаю к вашему дому. Буду через пять минут.
– А где Андрюша? – Растерянно пролепетала Круглова.
…Ее подруга – и добрый гений! – родила всего два месяца назад. И заявила торжественно, что теперь будет навещать ее гораздо реже. «Потому что нынче, простите, Галочка, у меня другой приоритет. Хочу себя хотя бы на полгодика полностью ребенку посвятить!»
А тут вдруг в гости едет. Явно одна.
– Чего-то случилось? – растерянно пробормотала Круглова.
– Да! – радостно отозвалась Вера. – У меня для вас потрясающая новость!
– Про Митю?! – вырвалось у Галины.
– Га-алиночка Степановна, ну о чем вы говорите?.. – укоризненно протянула Бородулина.
– Конечно, о чем это я. Простите. – Взяла себя в руки Круглова.
– Все, паркуюсь! – доложила Вера. – Отпирайте дверь!
Соединение оборвалось. Галина затравленно посмотрела на грязные ботинки Гены, его ветровку. Что скажет Вера?! Нет, нельзя, чтоб она видела!
Галя молнией метнулась к ванной, забарабанила в дверь:
– Геннадий! Немедленно выходите!
Тот выглянул – распаренный, умиротворенный:
– Что случилось?
– Пожалуйста! Идите в спальню! Быстро! И сидите там тихо, я вас умоляю!
– Хренасе! – ухмыльнулся тот. – Муж из командировки, что ль, приехал?
– Как вам не стыдно! – с отвращением процедила Галя.
– Ладно тебе, – ухмыльнулся он.
Но снизошел, повиновался. Прошлепал босыми ногами в спальню. Нахально опустился – на ее постель.
Галя захлопнула за ним дверь, задыхаясь от волнения, бросилась обратно в ванную, запихнула его одежду в корзину с грязным бельем, ботинки с ветровкой засунула в обувной шкаф. Подтерла следы влажных ног. Впрочем, вся конспирация зря – консьержка наверняка поделится своими опасениями с Галочкиной подругой.
Что ей говорить?! Галя втянула голову в плечи. Ох, и устроит ей сейчас Верочка разнос – из лучших побуждений, конечно.
Но нет, видно, промолчала консьержка. Никаких упреков не последовало, и вообще Вера вся просто лучилась от счастья. Да и выглядела прекрасно – хотя в прошлый раз, всего несколько дней назад, приезжала бледная, с запавшими глазами.
Небрежно бросила сумку крокодиловой кожи на тумбочку, где только что лежали Генины тряпки, хитро улыбнулась:
– Вы по утрам пьете, Галина Степановна?
– Что? – опешила та.
– Ну, не коньяк же! – расхохоталась Вера. – Шампанское со льдом. Очень благородный напиток. Я привезла. Лед, кстати, тоже. У вас ведь его нет? Хотя, что я спрашиваю, откуда у вас возьмется лед? Милая вы моя, Галина Степановна!
Неожиданно обняла ее, чмокнула в щеку:
– Как я уже к вам привыкла!
Никогда прежде не видела Галя такой всегда суховатую, сдержанную Верочку.
Гостья протянула ей пакеты:
– Накрывайте на стол! Там шампанское, фрукты. Я пока руки помою.
Удалилась в ванную, крикнула оттуда:
– Что это у вас бомжами воняет?!
Галя снова сжалась. А Вера по-прежнему весело продолжала болтать:
– Из труб, наверно, несет, они все гнилые. Давно пора менять, ну ничего, я организую!
Впорхнула в кухню, выхватила из Галиных рук шампанское, подмигнула:
– Культурненько открыть или со взрывом?
– Верочка, да что сегодня с тобой? – не выдержала Круглова.
– Сначала выпейте, потом скажу, – усмехнулась гостья. – Только до дна, до дна!
И буквально влила в Галину пузырящийся напиток. Та с непривычки закашлялась – последний раз она пила спиртное девять лет назад, на поминках по Митеньке.
Понурилась – как всегда, когда что-то напоминало ей о сыне. Но Вера не дала уйти в себя, затеребила:
– Галиночка Степановна, тук-тук, отоприте! Внимание, моя новость! Я нашла для Андрюши совершенно потрясающую няню! Настоящая Мэри Поппинс. Два высших образования, свободный английский, разговорный французский. Так что я теперь – ура! – возвращаюсь на работу! Поздравьте!
Однако Круглова лишь покачала головой. Ничего себе потрясающая новость. Ох! Как Вера только может?! Да если бы ее Митенька вдруг к ней вернулся – она б его ни на час, ни на секунду одного не оставила. Тем более малыш Верин – совсем кроха, всего два месяца ему…
– Вы что? Не рады за меня? – слегка сбавила бравурный тон Бородулина.
– Ну, что ты, девочка, – как можно мягче произнесла Галина. – Я знаю: ты умная, ты всегда права. Но, может быть… ты немного торопишься передать маленького в руки няни? Подумай сама: какая разница, сколько она языков знает? Твой Андрей еще такой беззащитный… Ему мама нужна, а не чужой человек.
– А я что – насовсем, что ли, его бросаю? Каждый вечер буду дома. По выходным тоже. – Поморщилась. – Ну, не могу я больше в четырех стенах! И кормить не могу. Грудь болит. Да и надоело – смертельно!
– Я думала, ты станешь наслаждаться своим материнством, – вздохнула Круглова. – Я бы вот все отдала за такую возможность.
– Да я б тоже наслаждалась, – буркнула Бородулина. – Только кушать мы с ребенком что будем? Андрей – сами же знаете! – родился в гипоксии. У невропатолога на учете. А у него только одна консультация стоит пять тысяч. И еще лекарства, терапия с дельфинами. В центр развития речи надо будет ездить, в Йошкар-Олу. А поддержки у меня никакой нет. И доходов тоже.
Круглова беспомощно улыбнулась. Ну как ей объяснить: мама, что всегда рядом, поможет ребенку куда лучше, чем любые невропатологи? Хотя… может быть, Вера действительно нетипичная мама. В любом случае: не ей Бородулину судить.
И Круглова твердо произнесла:
– Верочка. Как бы ты ни поступила – это твой выбор. И я его одобряю. А за деньги не волнуйся. Дал Бог зайчика – даст и лужайку. К тому же не забывай, – улыбнулась, – что моя квартира тебе достанется в любом случае. Так что какое-никакое наследство у твоего Андрюши будет.
Из-за стены – ей показалось – раздался мужской смешок.
Галя напряглась. Но Вера, поглощенная собственными проблемами, ничего не заметила. Она убедила подругу выпить еще шампанского – «И я с вами выпью! А то, пока ребенка кормила, по алкоголю соскучилась – просто жуть!» Посидела еще полчасика и распрощалась.
…Едва за гостьей захлопнулась дверь, из спальни выполз Геннадий. Увидел на кухонном столе недопитую бутылку шампанского, оживился:
– И мне налей-ка!
– Обойдешься, – отрезала Галина.
Она с отвращением смотрела на него: раскрасневшегося, благостного. Несчастный бродяга! Ведет себя в ее квартире будто хозяин!
Но Гена проигнорировал ее осуждающий взгляд. Подошел к столу, схватил бутылку, с наслаждением хлебнул прямо из горлышка. Сморщился:
– Кислятина. Но что поделаешь: для здоровья надо.
Допил залпом. Уселся на табуретку. Цапнул с блюда персик, вгрызся – по подбородку потек сок.
Галина сжала руки в кулаки, прислонилась к стене. Что ей делать-то? Как его выгнать?!
Гость взглянул снисходительно, упрекнул:
– Ну, чего ты напряглась, как струна? Щас, опохмелюсь маленько, отдохну – и уйду, не боись. Пошла б лучше, одежонку мою пока разложила где-нибудь на радиаторе.
Встретил ее яростный взгляд, примирительно добавил:
– Да сдуй ты, кобра, свой капюшон! В мокром уйду, ладно! Только добром тебе на добро отвечу. Предупрежу на прощанье. А ты уж хочешь верь, хочешь нет, – взглянул на нее задумчиво. – Та женщина, что к тебе приходила, обманывает тебя. Притворяется, что ты ей подруга, а на самом деле дни считает, когда ты ей квартиру освободишь.
– Подслушивал?! – залилась краской Галина.
– Делов-то, когда стены бумажные! – усмехнулся Геннадий. Торопливо добавил: – Ты только не смейся. Но я правда умею чувствовать то, что другие не могут. И сейчас уловил очень четко: подруга твоя такая сладкая, целуется с тобой… а сама – ненавидит. От всей души.
– Слушай, знаешь что! – запальчиво произнесла Галя. – Придержал бы ты свой язык! Да Вера, она… Она меня уже сколько лет на плаву держит! Если б не помогала, не навещала, не выслушивала… я б давно сама ушла, – горько всхлипнула, – вслед за Митей…