Артур посмотрел на капитана, потом на подъесаула, который уже успел раскурить свою самокрутку, распространявшую крепкий пряный запах, и подумал:
«...Че-то, блин... А сам-то Пионер? Он, часом, не успел этой «афганки» покурить, пока мы на вершине первые атаки отбивали? – Он еще раз посмотрел на капитана, который, словно застоявшийся конь, уже дрожал всем телом от нетерпения. – Ну, точно! Да и дед, кажется, уже того... В хороший кайф вошел... Что ж... Придется присмотреть за ними обоими – не хватало нам еще ротного потерять!»
Прав был тогда Артур или нет, он этого так никогда и не узнал. Да, если честно, он к этому не особенно-то и стремился...
...21.55 РМ, время «Ч»[6]...
...Буквально ополоумевшие от наркотика, моджахеды перли по склону, как танки, невзирая на то что их, словно траву, косили пули десантников, засевших на высоте...
Они шли очень целеустремленно и как-то даже неотвратимо, горланя во всю глотку:
– Алла! Алла Акбар!..
До вершины им оставалось пройти еще метров 250—300, и кое-кто из них, видимо, уже окончательно уверовав в свою победу, даже начал кричать:
– Шурави! Таслим! Таслим![7]
– Ну вот... Кажется, и нам уже пора показать им наш «таслим», – громко проговорил капитан Нестеров, приподнимаясь в кустах на одно колено. – Пока эти полудурики нам на голову не наступили...
Он выдернул чеку из «эфки», которую уже давно сжимал в своем огромном кулаке, и гаркнул так, что сумел перекрыть своим мощным голосом грохот боя:
– Разведка! Одной гранатой! По «духам»! Огонь!..
И мощно, навесом, метнул свой ребристый «фруктовый подарок» в сторону наступавших...
Каждый из бойцов разведвзвода должен был метнуть по одной гранате! А это уже двадцать три «лимонки»! Практически залп артиллерийского дивизиона!
– Ду-дух! Ду-дух! Ду-дух! Ду-дух! Ду-дух! Ду-дух! Ду-дух! Ду-дух! – рвались гранаты прямо в гуще боевиков. – Ду-дух! Ду-дух! Ду-дух! Ду-дух!
Эффект был поразительным!
Разведчики метнули свои «фрукты» так ловко, что участок склона, по которому пер основной, «центральный» отряд «духов», был накрыт почти пятидесятиметровой полосой взрывов...
– Еще раз, разведка! – проорал Пионер и швырнул в основательно поредевший отряд моджахедов еще одну гранату.
И все повторилось:
– Ду-дух! Ду-дух! Ду-дух! Ду-дух! Ду-дух! Ду-дух! Ду-дух! Ду-дух!
...Загорелись, запылали сухие кусты «зеленки», освещая ярким высоким пламенем застывших, словно соляные столбы, тех немногих «духов», которым удалось остаться невредимыми в этой вакханалии взрывов...
– Топор! – прокричал Нестеров. – Отводи взвод на пятьдесят метров вверх по склону! Держи фланги, чтобы «соседи» за вами не рванули!
Пионер был прав – разведчикам нужно было немедленно отходить вверх по склону, чтобы по крайней мере выйти из освещенной огнем зоны и перестать быть «мишенями» для тех двух отрядов, которые лезли вверх по соседству на флангах. А там... Возможно, и удастся найти еще одно местечко, чтобы организовать такую же засаду.
И в этот момент...
Да... «Афганка» в больших количествах порой может творить «чудеса». Даже с древними старцами...
– Твою мать, подъесаул! – проорал Нестеров и ринулся в ту сторону, где еще несколько секунд назад рвались взрывы. – Назад! Назад!
Индеец тоже несся рядом с капитаном, как настоящий скакун, и мысли в его голове неслись таким же галопом:
«Как же ты, мать твою, там оказался! Когда успел?..»
...Эти двое мчались на выручку старому белогвардейскому офицеру, а тот...
Подъесаул был похож на смерч, который вдруг возник из ниоткуда прямо посреди боевиков...
Полы халата были подоткнуты под веревку, служившую старику поясом, чтобы они не мешали движению старого казака, и...
Сабля! Эта старая, видавшая на своем веку столько же, сколько и ее хозяин, а может быть, и больше, старая кавказская сабля в этот момент была похожа на блестящую молнию, которая раз за разом била среди ночи, насмерть поражая супостатов...
– Щ-щух! – пел блестящий изогнутый клинок.
– Шмяк-к! – врезалась сталь в человеческую плоть.
– А-а-и-и-я-а-а! – вопили поверженные старым рубакой враги.
Ах! Какое же это было зрелище!
Только тогда, именно в тот миг Артур и понял, почему настоящие казаки, такие, как его дед, гордятся своим происхождением! Понял, за что боялись, но тем не менее уважали и любили этих уникальных, неповторимых, бесстрашных вояк во всем мире. И почему о них складывали легенды и пели песни.
...Это сложно для понимания простого гражданского человека.
Смерть сама по себе штука совсем не эстетичная, и наслаждаться видом того, как один сбивает другого, – для этого нужно быть совершенно «отмороженным» садистом, с напрочь свернутыми мозгами... Нет, эстетики в этом нет никакой и быть, конечно же, не может!
Но в том, что сейчас происходило на глазах Артура, была красота! Красота истинного воинского бесстрашия!
Во времена Первой мировой, а потом и Гражданской войны, да и Великой Отечественной тоже, бывали такие случаи, причем отнюдь не редкими... Когда в атаку на противника, на пулеметы и пушки, а позже даже и на танки шла в атаку конная казачья лава! С шашками наголо, с пиками наперевес и с истошными криками: «Сечь! В сечь!»...
И противник бежал! Да-да! Бежал! Полистайте историю!..
Выдержать «психическую атаку» конной казачьей лавы, зная, что тебя прямо сейчас могут наколоть на пику, как большого кабана на вертел, или рассечь от головы пополам этим метровым «ножичком», – нервов на такое хватало далеко не у каждого!
Вот и была у казаков слава самых бесстрашных вояк...
Те времена давно ушли, канули в Лету, но...
Той ночью Индейцу довелось увидеть в деле настоящего казака-рубаку, ходившего в бои еще против османов...
Артур, как и капитан Нестеров, даже застыл на какой-то миг, залюбовавшись этим совершенно «киношным» зрелищем.
Но тут...
Уже взмыленный, как конь, проскакавший несколько десятков километров, с совершенно безумными глазами, подъесаул бросил мимолетный взгляд через плечо и заорал дурным голосом:
– Что встал, урядник?!! В сечь! В сечь! Х-хек! Х-хек!..
И словно кто-то отвесил им двоим по здоровенному пинку под задницу...
Пионер подхватил за ствол, как дубину, валявшийся на земле «духовский» АКМ с тяжелым деревянным прикладом, а Артур...
В Индейца вселился, видимо, дух его деда-есаула, и он ринулся в рукопашную со своей нагайкой...
– Н-на-а! Ту-х! Н-на! Н-на! Ту-х! Ту-х!
Орудовал своей «дубиной» Пионер, и афганские головы в плоских шапочках лопались под этими ударами, как гнилые арбузы.
Мелькала окровавленной молнией старая сабля в руках не потерявшего былой ловкости подъесаула Белозерского, и разлетались от нее в разные стороны когда руки, а когда и головы...
– В сечь! В сечь, казаки! – орал он, распаляя себя и своих соратников...
– Щ-щух! Чавк! А-а-и-а-я! – пела свою песню казацкая нагайка, не отставая от сабли. Старинное казацкое оружие...
В умелых, натренированных с детства руках нагайка стала на этом склоне в афганском ущелье ничуть не менее смертоносной, чем добрая казацкая шашка! Она раз за разом рубила пальцы, сжимавшие оружие, и вырывала огромные куски окровавленной плоти из «духовских» глоток...
...Сколько по времени длилась эта вакханалия рукопашной схватки, если ее вообще можно было так назвать, эти трое не знали...
Остановились они только тогда, когда остались одни посреди кучи поверженных «духов». «Центральный» отряд Масуда попросту перестал существовать – его сначала взорвали, а потом попросту вырезали под корень трое совершенно бесшабашных вояк, трех разных поколений русских воинов...
...22.15 РМ...
... – Славно погуляли, – «проскрипел» сиплый голос подъесаула. – Как в молодости... Теперь и возвращаться пора...
– Ты на кой фуй сюда полез, дед? – проорал капитан Нестеров и стал озираться от неожиданности.
Да оно и понятно...
Эти трое даже не заметили, как вокруг них, да и на всем склоне, образовалась кладбищенская тишина, и только горное эхо отозвалось на крик Пионера:
– Дед! Дед! Ед! Ед! Ед!..
– Не понял! – проговорил уже тише капитан.
– Теперь уже не надо орать во всю глотку, господин капитан... – проговорил устало старый казак. – Боевики «Льва» ушли... Совсем ушли, господин сотник... И нам пора... А мне-то уж и подавно...
И он стал медленно оседать на землю...
...Август 1990 г. Расположение спецотряда «Сова»...
...Филин слушал своего друга, разинув рот, и перед его глазами явственно, словно он смотрел кино, вставала картина той сечи...
А Индеец продолжал свой рассказ, переживая заново свой самый первый бой:
– Мы сразу даже и не поняли, что произошло... А когда кинулись...
– Подранили старого? – спросил Андрей, хотя уже и так знал ответ.
– Да уж... Подранили... – проговорил Артур.
И в этот момент произошло то, чего Филин никак не мог ожидать от своего друга, такого прожженного, опаленного войной друга... Из глаз Индейца выкатились две скупые солдатские слезы!
А он... Он даже не заметил этого, продолжая рассказ:
– Знаешь, командир... Он даже не упал, а просто как бы присел на камень и оперся рукой о свою саблю...
19 мая 1982 г. Афганистан. Панджшер.
Там же и те же...
...Пионер опустился перед стариком на одно колено и проговорил:
– Ты чего, дед? Ты ранен?
Подъесаул посмотрел на капитана, потом на Артура и тихо проговорил:
– Зацепили меня... Кажысь, отвоевался подъесаул Терского казачьего войска Павел Белозерский... – Это был тот первый и едва ли не единственный раз, когда старый казак назвал свое имя. – На покой пора...
– Куда? Куда тебя ранили, дед? – спросил Нестеров и стал нервно ощупывать старика.
– Не надо, господин капитан... Ни к чему это уже теперь... – проговорил устало подъесаул и отвел его руки. – Вы мне только к вашему Сотенному Старшине, господину Полуянову, помогите дойти. Мне ему еще кое-что сказать надобно...
Он поднял мутный взгляд и проговорил требовательно:
– Ну что встали, господа? Урядник! Помоги подняться! – он протянул к Артуру руку. – Да и ты не стой, сотник! Помоги малому...
Капитан и сержант подхватили старика, подставив под его руки свои плечи и шеи, и осторожно поволокли его вверх по склону...
Эти трое успели пройти всего-то метров двадцать, когда из кустов им навстречу выскочили лейтенант Топорков и «дедушка Советской армии» ефрейтор Медведев, которого за огромный рост, силу да и за фамилию называли Балу...
– Помощь требуется? – спросил взволнованный лейтенант.
– Нет! – ответил Нестеров. – Кажется, деда нельзя тормошить... Иди к пацанам, Слава, и организуй еще одну добротную засаду... Хотя, мне кажется, что сегодня уже ничего больше не будет... Но подстраховаться надо в любом случае!
– Сделаем в лучшем виде, Пионер! – ответил взводный. – А с дедом что?
– Мы его с твоим «замком» к комбату отнесем! Что-то он нашему Полуяну сказать хочеть...
– Балу! – скомандовал лейтенант. – Сопроводишь командира роты, потом вернешься!
– Есть!
– Прикроешь, если вдруг что...
Нестеров только благодарно кивнул головой и тихо проговорил:
– Ну, что... Пойдем помаленьку, сержант... А то что-то нашему старому казаку совсем хреново становится...
Подъесаул только улыбнулся грустно на эти слова, вздохнул глубоко, и на его губах запузырилась кровавая пена...
...22.50 РМ...
...Возвращаясь на вершину горы, Нестеров уже не выбирал дороги, а пер напролом через кусты, понимая, что его раненый может и не выдержать долгой дороги, и его во что бы то ни стало надо доставить к комбату, пока он не отдал богу душу...
А старик... Он на всем этом пути так ни разу и не потерял сознания, да еще и пытался помогать своим спасителям, кое-как перебирая по земле ослабевшими ногами... Видимо, у него была какая-то цель, и он хотел непременно до нее добраться...
Мучения старика закончились через полчаса, когда они перевалили за гребень и едва не упали в объятия капитана Полуянова.
– Ты что это там устроил в «зеленке», Пионер! Это что за чапаевские наскоки на противника, а?!! – рявкнул взбешенным голосом комбат. – Ты что, совсем с мозгами поссорился, мать твою?!! Поразмяться решил, Ильюша Муромец, – с дубиной наперевес против автоматов?!! А если бы тебя там «удвухсотили» на хрен, тогда что? Сопляки остались бы на склоне без командира?
– С ними Топор был...
– Такой же сопляк, только с лейтенантскими погонами, мать вашу! – Полуянов просто рассвирепел. – Объявляю вам, товарищ капитан Нестеров, «неполное служебное соответствие»!
– Есть, «неполное служебное соответствие»!
– Опытный же офицер, мать твою, а м... оказался, оставил подразделение без командира! Да еще и салагу «зеленого» за собой потащил! – Полуянов обернулся к Артуру и рявкнул прямо в лицо: – А ты какого фуя там творил, сержант? Ты что это за игру в «казаки-разбойники» на склоне устроил? Что это у тебя за детские игрушки с плетками, мать твою за ногу?!! Что за идиотизм?!! У тебя что, автомата нет, в конце концов! Чему тебя только в «учебке» учили?!!
– Не надо их наказывать, господин капитан... – раздался вдруг слабый осипший старческий голос. – Это я виноват – за собой малых потянул...
Они обернулись и посмотрели на старика, над которым «колдовал» батальонный фельдшер...
Медицинский прапорщик за то время, пока комбат устраивал свой разнос, освободил от одежд торс старика и теперь глядел на старческое тело странным взглядом человека, впервые увидевшего в музее древний, побитый временем экспонат...
«...Вот это да-а-а! – поразился Артур, когда увидел грудь старика. – Вот это поносило старого по военным дорогам!.. Ни хрена себе!..»
Да и видавшие виды капитаны впали в немой ступор, разглядывая этого старого вояку. И было от чего!.. Вся его грудь, бока, плечи, да практически все тело было исполосовано множеством старых шрамов от полученных некогда ран!.. Их было не меньше полутора десятков! Разных... Пулевых, осколочных, сабельных... Страшных рубцов, оставшихся на теле старого казака от былых военных походов...
И были две свежие раны...
Две «духовские» пули вошли в это тело... Одна была точно посредине груди, а вторая немного выше левого соска...
– Фи-фи-фи-у-у-у! – только и присвистнул Пионер.
А старик проговорил слабым голосом, обращаясь к комбату:
– Ты не вини их, господин капитан... Это они меня старого спасать полезли... Настоящие русские солдаты... Это я, старый дурак, не подумал, что за мной пойдет кто... Хотел в последний раз...
– Ты не разговаривай, дед! – склонился над стариком Полуянов. – Тебе сейчас нельзя разговаривать, у тебя легкое задето... Потерпи, старик, я вызову вертолет, и тебя отсюда вывезут!..
– Нет, господин капитан... Не вывезут... Не успеют... Не судьба мне, видать, больше Рассею-матушку увидеть... – проговорил подъесаул и улыбнулся: – Но зато Господь исполнил мою давнишнюю мечту!.. Всю жизнь хотел еще раз за Рассею повоевать... Да и помереть за нее, как настоящий казак, а не как дезертир-беженец... Да чтоб рядом со мной тоже казаки были, да в настоящую добрую рубку!.. В хорошую сечь!.. Вот и сбылось...
Комбат посмотрел на прапорщика-медика, а тот только мотнул головой из стороны в сторону, давая понять, что он здесь бессилен...
А старик в это время повернул голову к Артуру и тихо проговорил: