И все размышлял Грушкавец, да размышлял… И не хватало всего лишь какого-то мгновения, одного последнего усилия, чтобы понять и осмыслить все до конца…
Всего только год назад Грушкавец закончил журфак. Теперь, когда он стал самостоятельно работать в районной газете, получил комнату в общежитии, когда, казалось, сбылась мечта, из-за которой и пошел учиться, из-за которой недосыпал, недоедал, теперь почему-то Грушкавец все чаще бывал грустным и даже растерянным…
Первая радость и веселая возбужденность, наполнявшие душу Грушкавца, когда знакомился с коллективом редакции, когда видел на страницах районной газеты свою фамилию, набранную черным выразительным шрифтом, радость первых командировок по колхозам, где ему, пока еще не нажившему врагов, приветливо улыбались бригадиры и председатели, — все это быстро кончилось, увяло, теперь Грушкавцу было горько и одиноко, все чаще он вынужден был признаваться, что ничего-то он в жизни не знает…
Он уже почувствовал свою журналистскую несвободу, уже хорошо знал, кого в районе можно критиковать, а кого — за версту обходить. Однако главным было то, что теперь Грушкавец остро ощутил — совсем другого требует его натура, чего-то высшего, не связанного ни со свинофермой, ни с уборкой зерновых, ни со своевременно сданными статьями, а тем более — жалобами пионеров.
Вот в таком состоянии Грушкавец Илья Павлович лежал на кровати не менее часа. Так ничего и не придумав, ничего не прояснив для себя, он тяжело вздохнул, поднялся, подошел к рабочему столу, на котором стояла печатная машинка, достал из ящика стола толстенную переплетенную рукопись. На обложке красовалась выразительная надпись:
«Как сказано было когда-то: князь века нынешнего ослепит разум людей, и многие столетия будет оставаться он плененным.
Многочисленные исторические памятники и факты первобытной истории человечества указывают на то, что естественное развитие первочеловеков, так называемых адамитов, было нарушено и изменено. Земля была оккупирована неземными демоническими силами, известными во всех исторических источниках как цивилизация «падших ангелов». Демоническим исполинам, знакомым с тайнами космоса, было чем удивить дикое племя землян, которое едва только начинало свое восхождение…
Под предлогом помощи и ускорения земной эволюции они принесли на нашу планету астрологию космических таинственных циклов, магию скрытых космических энергий и загадочных психических возможностей организма.
Индийская философия говорит о еще более удивительных тайнах. Исполины принесли с собой сверхоружие взрывной силой в 10 тысяч солнц, принцип действия которого чем-то напоминает действие аннигиляционных зарядов… В санскритских письменах говорится, что в космосе эти исполины перемещали» в реактивных аппаратах. В книге «Самар» дается сравнительно подробное описание этой техники: «Воздушные корабли… были похожи на большую птицу с прочным корпусом, внутри у нее находилась ртуть с огнем. У птиц было по два блестящих крыла. Корабли перемещались в пространстве на большие расстояния, перевозили несколько человек. Железо, медь, свинец и другие металлы также использовались в этих машинах…»
Эту увлекательную рукопись всего на три дня под большим секретом получил Грушкавец от бывшего однокурсника Мулярчика, работавшего в республиканской газете.
«Старик, смотри, чтобы рукопись не попала в чужие руки, — говорил Грушкавцу Мулярчик во время последней встречи в Минске в огромном здании, где расположились почти все республиканские газеты и которое называли Домом печати. Выведя гостя из кабинета в коридор, Мулярчик, озираясь по сторонам, сунул рукопись в портфель Грушкавца и тихо прошептал: — Тут за ней очередь. Тебе по старой дружбе даю. Ты подумай над ней, порассуждай, может, и сообразишь, куда вся наша цивилизация катится…»
И вот теперь Грушкавец, читая рукопись, вникал, раздумывал над тем, что ему открывалось.
Порой Грушкавец откладывал рукопись и, глядя на белый потолок, задумывался о чем-то неясном и запутанном, о чем напрямую не говорилось в рукописи, но в чем ему все-таки хотелось разобраться. Это значит, что наш герой вновь и вновь размышлял о смысле и цели жизни.
И на самом деле, кто он такой, если брать по большому счету? Неужели всего только сгусток бездушной материи? Неужели нет у жизни тайн?
Конечно же, есть. Это Грушкавец чувствовал нутром еще тогда, когда поступил в университет, и позже, когда урывками, как и многие студенты, пятое через десятое знакомился с Ведантой, конфуцианством, учением Фомы Аквинского, мудреца Платона, скептицизмом, ангостицизмом, теологизмом, — не мог, такая уж была суть Грушкавца, не мог он поверить и согласиться, что когда-нибудь бесследно исчезнет, словно в бездну обрушится…
И в то же время, нужно честно признаться, бывали дни, когда Грушкавец, забыв обо всем, даже о теории вечного существования, отчетливо представлял себе: умрет когда-нибудь, землею засыплют и — все, крышка, в землю превратится, и нигде от него и следа не останется…
Трудно и томительно жить человеку с такими мыслями! И вообще, давайте честно признаемся: может ли выжить человек с подобным настроением?..
Грушкавец полагал, что такое шаткое, ненадежное, раздвоенное мировоззрение только у него, и поэтому в глазах одних он мог быть заядлым материалистом, в глазах других — идеалистом.
Но в душе…
Да кто и когда спрашивал и спрашивает, что творится в нашей душе?.. Как здоровье — спрашивают, как дети, семья, как дела. А вот говорить о душе…
В последнее время Грушкавец стал чувствовать себя сказочным витязем на распутье дорог: сюда пойдешь — добра не видать, туда свернешь — голову сложишь…
Неожиданно резко зазвонил телефон, его полгода назад поставили в комнате Грушкавца. Вначале Грушкавец радовался, но потом понял, какие неприятности может принести телефон: каждый новый пронзительный звонок словно предупреждал Грушкавца о том, что вот-вот на его голову посыплются новые просьбы, приказы начальства, жалобы — все то, что ежедневно плотным кольцом давило на Илью Павловича. Покосившись на белую трубку, Илья Павлович подумал, кто бы это мог звонить в такое время? Может — главный редактор?
Оставив рукопись на кровати, Илья Павлович поднялся, подошел к аппарату. Поднял трубку и сказал:
— Грушкавец слушает.
— Товарищ Грушкавец, это майор милиции Андрейченко, — послышалось в трубке. — Вы меня помните?
— Помню, — Грушкавец ощутил жар в груди, сердце екнуло… Скосил глаза на рукопись: неужели успели настучать… Скажут, работник идеологического фронта, а чем занимается?..
О майоре Андрейченко Грушкавец когда-то написал очерк; как-то они разговорились о загадочных явлениях человеческой психики, правда, тогда больше говорил Грушкавец, а Андрейченко только слушал да кивал головой.
— Добрый вечер. Что новенького у вас? — спрашивал Грушкавец, одной рукой придерживая трубку, а другой засовывая в ящик стола рукопись, — будто майор мог тут же появиться в комнате и взять Грушкавца тепленьким… — Может, дело у вас интересное появилось? Убийство, грабеж в особо крупных размерах? Теперь газетные тиражи только на этом и держатся. Может, и мы в нашей районке запустим что-нибудь эдакое с продолжением? Как вы думаете?
— Да нет, Илья Павлович, — Андрейченко говорил быстро и взволнованно. — Тут дело не в убийствах, и не в воровстве, тут кое-что похлеще. Сенсация для вашего брата журналиста… Вы свободны сейчас?
— Для работников нашей доблестной милиции я всегда свободен, — у Грушкавца отлегло от сердца. Когда милиционер спрашивает о свободе, значит, еще не все потеряно…
— Тогда я, может, заскочу к вам. Тут такое дело заваривается… Ждите меня.
Грушкавец положил трубку на рычажки и, будто впервые, обвел взглядом свою холостяцкую комнату: голые стены, выкрашенные желтой краской, темное байковое одеяло, на котором только что лежал, потемневшие от пыли серые шторы, три табуретки, на которые было рискованно усаживать гостей, стол в углу комнаты рядом с дверью — на нем гора тарелок, мисок, чайник…
«Нужно хоть вымыть или хотя бы газетами прикрыть этот бедлам, — вяло думал Грушкавец, глядя на стол, заставленный посудой. После прочитанного в рукописи все в этой обыденной жизни казалось таким простым, пресным, незначительным… — Пойти на кухню да хоть чаю заварить к приходу майора. Чего его несет так поздно? А больше на стол и выставить нечего. Сухари, кажется, где-то были. И варенье — мать в прошлый выходной дала. Сало есть — а-а, выкрутимся…»
О себе думал как о постороннем.
Через полчаса за рабочим столом Грушкавца сидел майор в милицейской форме и, тыкая пальцем в исписанный лист бумаги, говорил, едва не заикаясь:
— Я сразу же о вас подумал, вспомнил, как вы сказали, что на свете еще много загадочного… Вы понимаете, Илья Павлович, я, в принципе, человек неверующий, атеист. Ну, а как же тогда все это можно объяснить? У моего шефа свое понимание, как мы, профессионалы, говорим, своя версия. Так вот, Селиванов считает, что в Березове начинает действовать международная мафия, сверхоружие проверяет на березовцах. Я так глобально не думаю, хотя с современной техникой всего можно добиться… Однако как объяснить все то, что вы сами только что прочитали? Поверьте, я за один день лет на пять постарел. Как увидел, что расческа сама по столу движется — все из головы выветрилось, и диамат, и истмат…
— А может, и прав Селиванов? Может, фокусничает кто-нибудь, на посмешище советскую милицию выставляет? Не обязательно международная мафия, по-моему, у нас и своя, доморощенная, хорошие корни пустила, потому что почва ныне благодатная для нее, — к удивлению майора Грушкавец был спокоен. Он думал о чем-то своем, глядя на исписанный лист бумаги — второй экземпляр того самого акта, который Андрейченко подсовывал Селиванову — и, сощурившись, что-то, казалось, вспоминал.
— Вот-вот, сначала об этой версии и шеф толковал, — радостно воскликнул Андрейченко. — Однако я проверил ее, она полностью отпадает. Понимаете, Илья Павлович, за хатой мы установили круглосуточное дежурство — воробей незамеченным не проскочит… Там люди простые живут — им не до фокусов. Он — рабочий на стеклозаводе, жена — теперь в отпуске, тоже рабочая. Детей у них нет. Родственников за границей тоже нет. За рубеж они не выезжали. Не привлекались — анкеты чистенькие, не судились… Нет, не могут они этим заниматься. А чужим зачем туда лезть?..
— Ну, ладно… Коль говорить честно и до конца, тогда вот что… — С этими словами Грушкавец вытащил ящик стола и достал оттуда толстую папку. Развязал ее, раскрыл. В папке были вырезки из газет и журналов. Грушкавец начал перебирать их и говорил будто сам с собой: — Тут может быть такая, как вы говорите, версия… Только вы не пугайтесь. В свете нового мышления, которое нынче везде активно пропагандируется, вы должны быть готовы ко всему. Признаюсь по секрету, я этими вопросами еще в студенчестве занимался. Но в то время никому об этом не говорил, да и не мог сказать: засмеяли бы или выгнали бы из университета за инакомыслие… Что вы хотите — застойные времена, а о нашем поколении и вообще говорить нечего — застойное… Короче говоря… Вы о лекциях Адажи слышали когда-нибудь? В восьмидесятые годы они по рукам у интеллигенции ходили. В Москве он читал эти лекции. Официально, разрешение имел.
— Нет, не слышал. Провинция, что с нее возьмешь… Тут другими делами народ интересуется. — Андрейченко уже почти не слушал Грушкавца — профессиональным взглядом он просто впивался в газетные вырезки, предчувствуя, что там найдет что-то важное…
— Та-ак, — задумчиво говорил Грушкавец, — тяжеловато нам будет осваивать новое мышление. — Подумав, он подал майору одну из вырезок. — Для начала хотя бы это прочитайте.
Как бы там ни было, а газетная вырезка в какой-то мере официальная бумага, является чьим-то печатным органом. А к официальным бумагам и тем более органам у майора Андрейченко за годы службы выработалось уважение и доверие. Поэтому он осторожно взял в руки газетную страницу и стал читать. Вот что там было написано:
…40 лет назад, 2 июня 1947 года, в американском штате Нью-Мексика возле города Россуэл недалеко от секретного в то время испытательного полигона ядерного оружия внезапно упал с неба на землю какой-то большой загадочный предмет. Срочно обнаружить его было приказано десантникам разведуправления восьмой авиадивизии на базе ВВС США в Россуэле. В скором времени командованием был напечатан пресс-релиз о том, что «удалось найти необычный предмет в форме диска». После этого все сведения о необычном предмете были строго засекречены. Главный штаб ВВС США создал спецгруппу по НЛО — «неопознанных летающих объектах», называемых в народе «летающими тарелками» — эта спецгруппа существовала до 1969 года.
И вот через 40 лет после этого неординарного случая близ Россуэла провели международный симпозиум по НЛО. Среди пятисот его участников, заполнивших зал местного университета, было немало любителей сенсаций, зевак, сторонников всевозможных слухов о сверхъестественных силах. Несколько шарлатанов утверждали, что они были украдены низкорослыми серо-белыми существами с огромными глазами и содержались внутри «орехоподобного космического корабля с ослепительно яркими прожекторами». В связи с этим на вашингтонском симпозиуме один из участников раздавал листовки: «Если вас еще не украли инопланетяне, значит, вы пользуетесь слабым средством от пота».
Типично американский юмор.
И все же среди собравшихся находилось десятка два очень серьезных ученых, профессоров университетов, писателей и военно-научных экспертов. Они зачитали недавно рассекреченный правительственный документ, составленный покойным директором ЦРУ адмиралом Роска Хилленкоттором после инцидента 1947 года с предметом в форме диска, свалившимся неизвестно откуда. В архивном меморандуме ЦРУ сказано:
«7 июля 1947 года в ходе поиска и научного исследования объекта нашей авиаразведкой были найдены также четыре небольшие человекоподобные существа, которые, вероятнее всего, катапультировались с корабля перед взрывом. Они приземлились примерно в двух милях восточнее места падения корабля. Все четверо были мертвыми, изувеченными и находились в стадии разложения, являясь добычей грызунов, жуков, микроорганизмов… Останки четырех неизвестных существ были обследованы научной спецкомандой. Ученые пришли к выводу, что четыре существа только по внешнему виду напоминают человека, биологически и эволюционно они отличаются от людей. По обломкам корабля установлено, что он неземного происхождения».
Насколько достоверен этот необычный документ? На вопрос организаторов вашингтонского симпозиума по НЛО командование ВВС США дало официальный ответ: «По расследуемому делу наша документация уничтожена».
Между тем отставной майор разведки ВВС США Джесси Мерсел, который в 1947 году занимался обломками «вещественного диска», подтвердил, как сообщала газета «Нью-Йорк сити трибюн», что осмотренные им осколки содержали неизвестный на земле металл, имели маркировку, напоминающую иероглифы. Вашингтонский физик Роберт Сарбечер, умерший год назад, в свое время принимал участие в секретном исследовании, оставил письменное показание: «Летающая тарелка, потерпевшая катастрофу, была сконструирована из очень легких и прочных металлов, ее пилоты своим внутренним строением, как мне показалось, напоминали строения насекомых».