– Нет, было.
– Нет, не было. Ты как сорока, все бы тебе только блестело. Как начал твой Стас встречаться с Красавиной да первые места на спортивных олимпиадах брать, тут сразу типа пришла пора, она влюбилась. Бросай читать свои журналы, они начинают заменять тебе голову!
– А Сергей, между прочим, считает, что мода – такое же искусство, как и музыка. А ты просто ничего в этом не понимаешь.
– Ты сейчас защищаешь свои девичьи журналы или своего Стаса? Хоть на один день перестань быть гламурноголовой куклой, я тебя по-человечески прошу.
– Да? А если я тебя попрошу на один день побыть не готом, а нормальным человеком – ты сразу наденешь розовое платье?
– Нормальность – это не розовые платья, – буркнула Ленка.
– Да какая разница. Мы просто друзья. Мы даже не целовались ни разу! Подожди, мне Женька звонит.Я нажала на кнопку. Ой, кажется это была, как ее, конференц-связь? Теперь к разговору еще и Женя присоединится. Какого черта я вообще ввязалась в эту историю с настройкой звонков от разных подруг одновременно? «Будет круто, будет круто, сможем разговаривать вчетвером и впятером, ты же не любишь сообщения в аське писать!» Вот и попала. Зачем же я просила ее позвонить? Ах да, мне нужен был совет насчет наряда для концерта. Теперь она все узнает про Сережу. Только не это!
– Что обсуждаем? К чему такая срочность? Ты в курсе, что сегодня четверг и мне пора на работу? – Точка дает уроки английского какому-то малолетнему оболтусу. Тоже мне работа.
– Вот-вот. Жене пора на работу, мне на концерт, одной Ленке делать нечего, вот она и промывает мне мозги!
– По какому поводу ты промываешь ей мозги? – Точка переключилась на Ленку. Так, она не спросила, на какой концерт. Может, пронесет?
– По такому, что она, зациклившись на своем туповатом Стасе, совершенно не замечает прекрасного парня под своим носом!
– А обязательно нужно замечать парня? Девушка сама по себе не может представлять ценности и быть счастлива?
Ну все, понеслось. Феминистке Жене показалось, что кто-то превозносит мужской пол. Хорошо еще, что Варьки нет. Они с Женькой бы горло друг другу перегрызли на тему «самоценна ли женщина без мужчины». И при чем тут я вообще? Хотя, может, в самом деле рассказать Женьке? Она может дать хороший совет, в конце концов.
– Да я не о том. Ты просто не в курсе. У нас в группе есть замечательный парень, ему нравится Настька, а она крутит хвостом, блин!
– Да какой там нравится! Он меня не целует даже!
– А ты его? Если тебе хочется – почему бы не проявить инициативу? Мы не в каменном веке уже. Вообще, я бы, наоборот, сочла это положительным моментом. Сама подумай, было бы лучше, если бы он с первого свидания присасывался к тебе, как пиявка, даже не спрашивая, не против ли ты?
Вот на деньги готова спорить, Женька только что поправила очки.
– Блин, это уже идиотизм. Анастасия, вы не против, если я вас поцелую, мон шер? – Ленка хихикнула.
– При чем тут мохер? – Кажется, они потеряли нить беседы. – Если бы он меня поцеловал, были бы ясны его мотивы, вот и все.
Щеки у меня тут же покраснели. Вовсе не при мысли о мотивах.
– Ты не допускаешь, что ему твои мотивы тоже не ясны? – спросила Женька. – Может, он просто не хочет давить на тебя?
– Да мне-то какая разница. Давить не давить. Я пока в своем уме и первая к парню целоваться не полезу.
– Ну как хочешь, я опаздываю уже. Но если парень с уважением к тебе относится, я думаю, что это очень хорошо. А тебе все еще нужно, чтобы за волосы и в пещеру. Объект потребления. Ладно, завтра в школе поговорим.
– Да, Точка, ты уж ее там обработай, поставь ей голову на место!
– Все у меня на месте! Я пошла на концерт, и я буду там самой красивой, как бы вам ни хотелось испортить мне настроение! – С этими словами я положила трубку. Будут они еще жизни меня учить.
Где находится музыкальное училище, я знала. Только раньше мне не доводилось видеть его изнутри.Если кратко, то на школу это не было похоже. Даже на ту единственную музыкальную школу, в которую меня пыталась устроить мама. Не то чтобы у меня не было слуха или там голоса, наследственность-то ого-го, просто я сбежала после первого урока, как его там – сольфеджио? Когда выяснилось, что в классе, кроме меня, будет сидеть еще десять таких же балбесов – этого мне и в обычной школе хватало. Короче, ни с музыкой, ни со школой у меня не сложилось. Кто знает, будь музыкальная школа такой, как эта, может, мне больше понравилось?
Во-первых, зеркальные колонны. Их было две – от пола до потолка. Каждая толщиной с меня, когда я не на диете – а это действительно много. Прогуливаясь по холлу, в любой момент можно было увидеть себя в одном из зеркал! А если этого недостаточно – к вашим услугам застекленная кабинка вахтера и два больших окна. Разглядывай себя на здоровье.
Во-вторых, каменная, солидная такая лестница, которая не страшна никаким каблукам. Я однажды на деревянной чуть ногу не сломала, а вид несчастного каблука, который провалился в трещину между досками, навсегда останется одним из самых страшных моих воспоминаний.
В-третьих, мягкое, приглушенное освещение вместо этих жутких ламп дневного света, под которыми каждый прыщик видно, как в лупу.
Вполне подходящее место для милой, хорошо одетой блондинки.Народу было немного. Я по примеру нескольких девушек в белых блузках и черных юбках сдала в гардероб свою симпатичную замшевую курточку. Сережа позвонил и извинился, что не сможет меня встретить: мол, ему нужно «разыграться». Надеюсь, он не про покер? Когда к папе кто-то приходит на пару розыгрышей, это заканчивается прокуренной гостиной в пять утра.
Теперь нужно было найти концертный зал. Кто-то мудрый догадался наклеить на стены стрелочки с указаниями, и благодаря им я быстро нашла нужную мне комнату. Или правильнее – нужный мне зал?
Откровенно говоря, зал был не таким впечатляющим, как холл. Дело даже не в отсутствии зеркал, просто все эти деревянные панели вышли из моды еще в прошлом веке. А уж настенные светильники и люстра висели тут явно с позапрошлого!
Я заняла место поближе к сцене, для чего мне пришлось пробираться в центр, стараясь не порвать колготки о подозрительные красные сиденья. Надеюсь, меня будет хорошо видно, иначе оно не стоило таких жертв.
Зал постепенно наполнялся. Со стен на меня смотрели ужасные портреты, нарисованные, видимо, тем самым художником, что оформлял «Слона». Нет, лица на этих портретах можно было разглядеть, но нужно было действительно постараться. Чего стоил один дяденька в полыхающем пламени, машущий палкой. Согласно подписи это был Бетховен, и, видимо, это повод порадоваться, что сегодня я буду слушать Рахманинова. Его портрет был как-то помягче, в сиреневых и фисташковых тонах – очень актуальное сочетание в этом сезоне, кстати. Только вряд ли художник об этом задумывался.
Благодаря Сереже я уже знала, кто такой Рахманинов, кто такие прелюдии и кто такой Сергей Петрович Баскаков. Последний был Сережиным преподавателем, и сегодня проходил концерт его учеников. Сначала на сцену поднялся Сергей Петрович – он, нужно отметить, производил весьма приятное впечатление, несмотря на порывистые движения и некоторую нервозность. Было видно, что он очень гордится своими учениками. Сергей Петрович приветствовал зрителей, сказал пару слов про фортепианное отделение, видимо, большинство присутствующих разбирались во всем этом куда лучше меня, и наконец начались выступления.
Сережа выступал предпоследним. Откровенно говоря, всех остальных я просто пропустила, потому что сидела прямо за Сергеем Петровичем, а его пальцы постоянно плясали по ручке кресла, словно он играл на сцене вместе с учениками. Но когда на сцену вышел Сергей, мое внимание сразу переключилось. Выглядел он, нужно сказать, просто отлично. Ему удивительно шел черный костюм, разве только пиджак казался чуть великоватым, отчего Сережа выглядел еще длиннее и тоньше. Вид у него был совершенно не такой, как обычно. Как тогда, когда он провожал меня первый раз и его пальцы отстукивали какую-то мелодию. Но кажется, он все-таки заметил меня и кивнул. Или это Сергею Петровичу? Девушка-ведущая объявила: «Рахманинов. Прелюдия соль-диез минор, сочинение тридцать два» – и окинула Сережу каким-то слишком нежным, на мой вкус, взглядом. Сразу захотелось стукнуть ее чем-нибудь тяжелым. На ведущей – или как их тут правильно называют, что-то похожее на конфеты… конферансье – вот – была белая блузка и длинная черная юбка – на такой яркой девушке, как я, это сочетание, конечно, «играет», а на бесцветной выдре вроде этой смотрится совершенно невыразительно. Три балла, не больше. Нет, смотри какая цаца – остановилась у самого занавеса, в углу сцены, и глаз с Сережи не сводит!
Волевым усилием я все-таки отвела глаза от бесцветной шатенки. Сергей сел за рояль. На секунду закрыл глаза и положил руки на клавиши.
Все началось с тихого звона колокольчиков. Я и не знала, что рояль может звучать как совершенно другой инструмент. Колокольчики звенели протяжно и чуть печально. Потом появилась мелодия. Она плавно скользила по клавишам, словно повозка по зимнему снегу. Вот колокольчики отошли на второй план, позволяя рассказу литься прямо на слушателей. Мелодия жалела о чем-то, захваченная воспоминаниями, то приятными, то печальными. Она становилась все громче, набирая голос, и наконец взорвалась где-то на пике, скатилась вниз, перед глазами в последний момент промелькнуло что-то теплое и нежное, но и оно вскоре затерялось в тихом звоне колокольчиков и падающем снегу. Я могла поклясться, что в воздухе запахло зимней свежестью, кедром и елями. Средние ноты были цветочными, что-то очень нежное, может быть, ландыш или сирень, а в шлейфе снова кедр, немного мускуса и древесный мох. Музыка действительно была похожа на парфюмерию. Даже больше, чем я думала. Странно, но зал не взорвался аплодисментами. Да, слушатели, которых было очень немного, чуть похлопали в ладоши, но это было совершенно не солидно. Такая музыка заслуживала большего. И уж не знаю насчет Рахманинова, но Сережа точно заслуживал парочки букетов. Вся эта музыка, и этот зал, и даже этот огромный рояль – они ему были просто к лицу. Он будто стал заметнее, или это я его впервые заметила по-настоящему? Высокий, чуть нескладный, с неуверенной, немного отсутствующей улыбкой, словно ее обладатель витает в облаках, с волосами длиннее, чем положено, узким овалом лица и яркими, привлекающими внимание глазами – он стоял на сцене и казался очень красивым. И очень далеким.
Глава 9
Чем больше целуешься, тем меньше говоришь глупостей.
Ванда Блоньская
Я еле дождалась Сергея в фойе. Если бы не зеркала – точно бы умерла со скуки. Жаль, что рядом не было девчонок – не с кем поделиться впечатлениями. Когда Сергей наконец появился в конце коридора, я едва подавила в себе желание броситься к нему и срочно рассказать все, что я думаю по поводу сегодняшнего концерта. Пришлось напомнить себе историческую фразу: «Самоограничение – признак сложившейся личности!» – да и вообще так явно демонстрировать свою заинтересованность в парне, которой у меня на самом деле нет, просто негламурно. Сережа заметил меня и приветственно помахал рукой. Но тут к нему подлетел какой-то мальчик с трубой – невысокий, плотный блондин в мятых джинсах, ничего примечательного. Сережа отдал ему какую-то тетрадку.
Следующим препятствием на пути стал тонкий дяденька со стопкой нот под мышкой. Он был похож на Эдварда Нортона – любимого Женькиного актера. Этот «нервный Нортон» тут же начал что-то рассказывать Сереже – тот несколько раз порывался уйти, но Нортон буквально хватал Сергея за рукав, какая невоспитанность!
И вот когда Сергей наконец отделался от надоедливого преподавателя, буквально в последних десяти шагах его снова перехватила эта бесцветная мышь! Она окликнула Сережу, прямо подлетела к нему и – тут у меня даже голос от возмущения перехватило – потянула его в кабинет, из которого только что появилась! Сережа отрицательно покачал головой. Мышь нетерпеливо притопнула, но тут же сменила тактику. Теперь она улыбалась во все свои кривые зубы, по крайней мере, я думаю, что они были кривыми, громко и совершенно ненатурально смеялась, рассказывая что-то там про МХК, что бы ни значило это странное сокращение. Похоже, она совершенно не собиралась его отпускать. Более того, она даже встала так, чтобы, разговаривая с ней, ему приходилось от меня отворачиваться! Это уже не мышь, это крыса в натуральную величину!
Крыса тем временем, полностью игнорируя мои возмущенные взгляды, начала убирать невидимые пылинки с лацкана Сережиного пиджака, подо двигаясь к нему все ближе. Ладно бы к пиджаку – к Сереже!
Нужно было как-то вмешаться. Причем срочно. Я, конечно, совершенно не хотела встречаться с Сережей и все такое, но это же не повод флиртовать с другой у меня на глазах!
– Привет. Я тебя уже заждалась. – Плохое начало. Откровенно плохое. И почему я никогда не думаю, прежде чем вступать в беседу? Женька бы наверняка придумала что-то получше. А я мало того что продемонстрировала свою заинтересованность в этом ну самом обычном ведь парне, так еще и во всеуслышание заявила, что я его давно и терпеливо жду. Позор и провал.
Не знаю, заметил ли его Сережа, но крыса точно заметила. Она смерила меня подозрительным взглядом, но любой бы заметил в нем зависть. И к моему недешевому парфюму, и к очень дорогой трехступенчатой окраске, благодаря которой мои волосы выглядят шикарно и натурально одновременно. Естественно, никаких отросших корней. И к серьгам, которые мне папа привез из Италии в прошлом году, и к изящной золотой броши с камнями в тон моим глазам, и к дорогой блузке с ручной вышивкой, и к юбке, да что там – ко всему. От макушки до кончиков туфель. То-то же, дорогуша. Я, может, не знаю, что такое МXК, но выгляжу на тридцать пять. А на фоне такой крысы – на сорок шесть!
– Как тебе выступление? – Сережа улыбнулся и повернулся ко мне. И прежде чем я успела ответить, коротко бросил Крысе: – Мои конспекты в шкафу в сто седьмой. Только верни до трех завтра. Так-то, милочка. Твой удел – пыльные тетрадки, иди уже отсюда.
Мы двинулись в сторону гардероба. Крыса осталась стоять, обиженно глядя Сереже в спину. Мне невероятно хотелось показать ей язык.
– Слушай, это было просто супер. Нет, правда, мне очень понравилось. Я и не знала, что ты можешь так играть! То, что я слушала в школе, ну, то, что ваши «эти» играют… – Название группы я так и не запомнила. – Ну это же вообще небо и земля!
– Хм, даже не знаю, комплимент ли это, – попытался отшутиться Сережа.
– Это правда, – поучительно произнесла я. – Ты сегодня был лучше всех!Конечно, знать о том, что я больше никого не слушала, ему не стоило. Но, судя по довольной улыбке, комплимент его вполне устроил.
– Нет, это серьезно удивительно. Я обычно не слушаю музыку без слов, ну, только не смейся! Но оказывается, можно и так уловить смысл и все такое. Вот правда, прямо слышно и колокольчики, и снег. Ты смеешься? Мы остановились у гардероба.
– Ничуть. Просто инструментальная музыка требует больше воображения от слушателя. Гораздо проще понять, что колокольчики звенят, если тебе об этом скажут человеческим языком.
– Серега! – раздалось откуда-то сбоку. – Мы со Степкой идем на ансамбль, тебе нужен ключ?
Рядом с нами остановился высокий брюнет с горбинкой на длинном узком носу. Я понятия не имела, о чем он говорит.
Сережа повернулся к парню:
– До скольки?
– На час-полтора. – Парень вертел на пальце ключ с круглой биркой.– У тебя есть планы на вечер? – спросил Сережа.
Я пожала плечами. Если не считать нового номера журнала «Гламур» и чашки шоколада, которая тут же отложится на попе, мне было совершенно нечем заняться. Не уроки же делать.
– Я просто хотел кое-что повторить до завтра. Соседи снизу не очень радуются, когда я по вечерам дома занимаюсь.
– Предлагаешь составить тебе компанию? – Я очень старалась, чтобы мой голос звучал не особенно заинтересованно, но и не слишком скучающе.
– Если у тебя нет никаких более важных дел, конечно, – торопливо добавил он.«Почему бы и нет!» – решила я. Тут же отойди на минуточку – сразу какая-нибудь крыса попытается занять твое место. Не музыкальное училище, а какой-то «Дом-2».
Мы поднялись по лестнице на второй этаж. Холл был затемнен, по правой или по левой – я не очень разбираюсь в сторонах света – тянулся ряд деревянных дверей. Мы дошли до двери со стертой надписью «двести семь». Внутри было темно. Сергей щелкнул выключателем, комнату залил синеватый электрический свет – я такой не очень люблю, моя кожа в нем кажется какой-то желтой, даже пудра не спасает. Одна из ламп дзинькнула и погасла. В кабинете стало гораздо темнее. Вся обстановка состояла из потертого деревянного стола, который явно был лет на десять старше меня и омолаживающими эмульсиями не пользовался, из шкафа совершенно не в тон, заставленного потрепанными нотами, пары деревянных стульев – убийц капрона – и крутящегося стульчика у массивного черного рояля. Сережа кинул папку на стол.