Так-с! А что намерены делать сегодня?
Отдохну полчасика, а потом куда-нибудь пройдусь, Москвой полюбуюсь.
-- Доброе дело-с!
Коридорный скрылся, а Колесов, напившись чаю, оделся, запер дверь, ключ от номера взял с собой и пошел по Москве. Побывал в Кремле, проехался по интересовавшей его конке и, не зная Москвы, пообедал в каком-то скверном трактире на Сретенке, где содрали с 1 него втридорога, а затем пешком отправился домой, спрашивая каждого дворника, как пройти на Дьяковку.
Трактир низшего разбора был переполнен посети- :| телями. В отдельной комнатке, за стенкой которой гремел, свистя и пыхтя, как паровик, расстроенный оркестрион, сидели за столом две женщины; одной, по-' видимому еврейке, на вид было лет за пятьдесят. Дру- ) гая была еще молоденькая девушка, строгая блон- ( динка, с роскошной косой и с карими, глубокими гла; зами -- Гретхен, да и только. Но если попристальнее | вглядеться в эту Гретхен, что-то недоброе просвечи- ; вало в ее глазах, и ее роскошная белизна лица с легким ' румянцем оказывалась искусственно наведенной. Обе были одеты безукоризненно. На руках молодой сверкали браслеты и кольца. На столе перед ними стояла пол-бутылка коньяку и сахар с лимоном.
Да! Сенька все дело испортил своим дурацким кашлем! -- говорила блондинка.
Испортил? Как же?
Да так: сидели мы во втором классе. Подходящего сюжету не было. Вдруг в Клину ввалился толстый-претолстый купчина, порядком выпивши. Сенька сел с ним рядом, тут я подошла. Толстяк был пьян и, как только сел, начал храпеть, отвалившись на стенку дивана. Сенька мне мигнул, мы поменялись местами, я села рядом с купчиной, а Сенька, чтоб скрыть работу от публики, заслонил купца и полез будто бы за вещами на полочку, а я тем временем в ширмоху за лопатошником '. В эту самую минуту Сенька и закашлялся. Мощи проснулись, и не выгорело! Из-за дурацкого кашля напрасно вся работа пропала. Стоит с Сенькой ездить! То ли дело Лейба!
-- Лейба? Толст очень, ожирел, да и работой нест! На выставке и то попался из-за красненькой!
Блондинка замолчала, налила по рюмке коньяку, выпила и заговорила:
Выручи, Марья Дмитревна, сделай милость,дай рубликов пятьдесят, работы никакой, ехать в дорогу не с кем, с Сенькой поругалась, поляк сгорел '.Милька...
Здесь работай!
Работы никакой. Сашка номерной давеча мигал что-то из двери, когда мы ехали,-- да напрасно, кажись!
Не напрасно-с, Александра Кирилловна, дело есть!
Сашка, легок на помине! -- воскликнули обе.
Как черт на овине,-- раскланиваясь, проговорил знакомый уже нам коридорный, прислуживавший Колесову.
У вас? -- заговорила блондинка.
У нас! Попотчуйте коньячком-то!
Пей! -- Еврейка налила ему рюмку, которую он и проглотил.
Богатый?
На катеньку есть.
Мелочь! А впрочем, на голодный зуб и то годится.
-- Так идет? -- спросила еврейка.
Так точно-с!--ответил Сашка.-- Четвертную им, четвертную мне, четвертную хозяину и четвертную за хлопоты...
--За какие хлопоты? -- полюбопытствовала еврейка. А когда за работу? -спросила Сашку блондинка, не отвечая на вопрос соседки.
Сегодня, сиди здесь пока, а потом я забегу и скажу что делать. Затем прощайте, скоро буду!
Сашка пожал руки обеим женщинам и ушел.
Колесов явился домой через полчаса после того, как коридорный Сашка возвратился из трактира. Он потребовал самовр, а за чаем Сашка предложил ему познакомится с некоторой молодой особой, крайне интерес ной, на что тот согласился, и через самое короткое время известная читателю блондинка уже была в гостях у Колесова, которого она успела положительно очаровать. К двенадцати часам ночи Колесов, одурманенный пивом, настоянным на окурках сигар, так часто употребляемым в разных трущобах для приведения в бесчувствие жертв, лежал на кровати одетый, погрузясь в глубокий искусственный сон, навеянный дурманом...
-- Барин, а барин! Вставать пора! Барин! Двенадцатый час!.. -- кричал поутру коридорный, стуча в дверь номера, где спал Колесов. Но тот не откликался.
Колесов проснулся поздно.
$
"Посмотрим, который теперь час!" -- подумал Колесов, ища в кармане жилета часы и не находя их...
"Не украла ли их вчерашняя гостья?" -- мелькнуло у него в уме. Он инстинктивно схватился за бумажник, раскрыл его: денег не было ни копейки.
Коридорный, коридорный! -- закричал он, отворяя дверь.
Самоварчик? Сию минуту подаю-с! -- ответил Сашка, являясь в номер Колесова.
Обокрали! Слышишь! Обокрали меня! Деньги,часы... Что мне делать? Ведь это мое последнее достояние! -- со слезами на глазах умолял Колесов.
Кого обокрали, помилуйте?
Меня, меня! бумажник, часы...
Где-с?
Здесь, ночью.,.
Это гостья ваша, наверно. Никто и не видал, когда она ушла...
Кто же она, пошлите за полицией, задержатьее! Ведь ты рекомендовал! -метался Колесов.
Меня и не извольте мешать! Рекомендовал! Приведете там, да на служащих валить! Ишь ты, за полицией... Вы и номеров не извольте срамить!.. А лучше убирайтесь отсюда подобру-поздорову, пока дерзко ответил коридорный и хлопнул дверью..
В знакомом же нам трактире, только в вине его, сидел небритый, грязный субъект часов вечера.
В это время в трактир вошел Колесов, с руке, и поместился за одним из соседних стол .
"Ага, приезжий! Попросить разве на ночлег", -- мелькнуло в голове субъекта. Он подошел к столу, который занял Колесов.
Позвольте к вам на минутку присесть! -- обратился он к Колесову.
О, с удовольствием, рад буду! -- ответил последний.
Подали чай, за которым Колесов рассказал субъекту свое горе, как его обокрали и как, наконец, попросили удалиться из номеров.
Денег ни гроша, квартиры нет, -- жаловался Колесов.
Устроим, не беспокойтесь! Только деньжонок рубля три надо!
^ -- Нет у меня. Чемодан бы заложить, да вещишки кой-какие там. Кольцо было материно, рублей сорок стоило, и то украли.
Через несколько времени стараниями субъекта чемодан был заложен за три рубля, и Колесов уже сидел в одном из трактиров на Грачевке, куда завел его субъект, показывавший различные московские трущобы.
,,, "У же, ведите меня спать! -- упрашивал его Колесов.
Спать? Какой там сон, пойдем еще погуляем. Водочки выпьем, закусим.
Я не пью ничего, кроме пива, -- да и пиво у вас какое-то гадкое.
-- Спросим настоящего. Хочешь, с приятелями познакомлю, вон видишь, в углу за бутылкой сидят! лолесов посмотрел, куда указывал ему его товарищ. углу, за столом, сидели три человека, одетые -- пальто, сильно поношенные, а третий в серую подстежку. Одетый в коричневое пальто, был гигантского роста. Он пил водку чайным стаканом и говорил что-то своим собеседникам.
Кто это такие?
Славные люди, промышленники. Посиди, а я кним схожу, надо повидаться! -- шепнул субъект и быстро подошел к столу, за которым сидели трое. С каждым из них он поздоровался за руку, как старый приятель, и начал что-то говорить им, наклонившись к столу, так тихо, что слова лишь изредка долетали до Колесова. Гром че всех говорил гигант. Можно было расслышать у него: "еще не обсосан", "шкура теплая" и "шланбой". Во время разговора трое посмотрели на Колесова, но поди ночке каждый, будто не нарочно. Колесов сам не обращал внимания на них; он сидел, облокотившись одной рукой на стол, и безотчетно смотрел в пространство. Глаза его были полны слез. Он ничего не слышал, ничего не видел вокруг себя.
-- Не вешай голову, не печаль хозяина! -- вдруг раз дался над ухом у него громовой бас, и чья-то тяжелая, как свинец, рука опустилась на него. Колесов встрепенулся. Подле него стоял гигант и смотрел ему в глаза.
-- Что вам угодно? Я не знаю вас! -- проговорил испуганный Колесов.
-- А мы вас знаем; слышали о том, как вас обработатали, и горю вашему помочь возьмемся.
-- Горю помочь? Да неужели? Деньги отдадите| часы?
Часы и деньги -- все достанем, только за труды красненький билет будет да на расход красненький, и все возвратим.
Как же это?
Да так: знаем, кто у вас украл, слышали и предщставим.
Голубчик! как вас и благодарить!
Не меня, вашего приятеля благодарите,-- проговорил гигант, указывая на субъекта, распивавшего водкуза другим столом.
А вы сами кто?
Приказчик; а девчонка, которая была у вас вчера, живет со мной в одном доме, так я подслушал разговор
Ну, так идет?
Век буду благодарен! Только выручите!
Выручим, ну, пойдем сейчас, золотое время терять нечего.
Гигант кивнул своей компании. Колесов расплатился, и все гурьбой вышли из трактира.
Погода была мерзкая. Сырой снег, разносимый холодным резким ветром, слепил глаза. Фонари издавали бледно-желтый свет, который еле освещал на небольшое пространство сырую туманную мглу.
Ну-с, господин почтенный, выручить мы вас выручим, и ваша пропажа найдется, и не дальше как сегодня же, только для этого нужно первым делом десятьрублей денег,-- обратился гигант к Колесову, когда онивышли на улицу.
Денег у меня только полтора рубля! -- ответил тот.
Нужно десять, и ни гроша менее. Да не беспокой тесь, мы вас не обманем, ваших денег в руки не возь мем, сами расплачиваться будете.
Нету у меня.
А без денег ничего не поделаешь, и, значит, не видать вам пропажи, как ушей своих.
Да ведь денег-то нет! Где же взять? Я бы рад.
А вот что, заложим до утра ваше пальто, а деньги достанем, завтра и выкупим,-- предложили ему.
Умно изволите говорить, только до утра, а завтра выкупим! -- подтвердил гигант, шагая по Грачевке. Помилуйте... Как это пальто?! А я в чем же останусь ?
-- Только до утра как-нибудь перебьетесь, ночуем У меня, живу близко. Да не подумайте чего-нибудь Дурного: ведь мы только выручить вас хотим, благосчастливый случай представился, мы люди порядочные, известные. Я приказчик купца Полякова, вот мой товарищ, а они,-- говорил гигант, показывая на поддевку,-- на железной дороге в артельщиках состоят.
--Да я артельщик, артельщик на Николаевской доге, из Кунцева,-подтвердила поддевка.
--Господа, я согласен, я верю вам; где же заложить?
--Найдем такое место пойдем.
--К Воробью пойдемте! -- предложила поддевка.
--Вот сюда! -- сказал гигант и указал на высокий дом.
Вошли все в ворота, кроме субъекта, который остался на улице.
Ну-с, господа, вы погодите тут, а мы наверх пойдем,-- сказал гигант, взяв за руку Колесова.
Держитесь за меня, а то темно.
Начали подниматься по склизкой лестнице, вошли на площадку, темную совершенно.
-- Снимайте пальто и дайте мне, а то двоим входить неловко, а я тем временем постучу.
Колесов повиновался как-то безотчетно, и через минуту пальто уже было у гиганта. Тот продолжал потихоньку стучаться, все далее и далее отодвигаясь от Колесова. Наконец, стук прекратился, раздался скрип половиц.
-- Господин, где вы!-- шепнул Колесов.
Ответа не было. Он сказал громче, еще громче. Ничего! Наконец, отыскал в кармане жилета спичечницу, зажег огня.
-- Что ты тут делаешь, а? Поджигать или воровать пришел? -- раздался громовый голос сзади, затем Колесов почувствовал удар, толчок и полетел с лестницы,сброшенный сильной рукой.
Очнулся он на дворе, в луже, чувствуя боль во всем-теле. Что с ним случилось? Что было? Он не мог отдать себе отчета. Лихорадочная дрожь, боль во всем теле, страшный холод; он понемногу начинал приходить в чувство, соображать, но ум отказывался ему повиноваться. Наконец, спустя несколько минут он начал приходить в себя.
Весь мокрый, встал он на ноги и вышел на улицу-Темно было. Фонари были загашены, улицы совершенно опустели. Не отдавая себе хорошенько отчета, Колесов пустился идти скорым шагом. Прошел одну улицу, другую... Прохожие и дворники смотрели с удивлением и сторонились от него, мокрого, грязного... Он шел быстро, а куда -- сам не знал... Колесил без разбору по Москве... Наконец, дошел до какой-то церкви, где служили заутреню... Он машинально вошел туда и, встав в самый темный угол церкви, упал на колени и зарыдал.
-- Господи!.. Господи!.. Погиб я, погиб...-- молился он вслух, заливаясь слезами.
Церковь была почти пуста. Священник, молодой человек, монотонно, нехотя исполнял службу. Дьячок козлиным голосом вторил ему. С десяток старух и нищих как-то по привычке молились. Никто не обращал внимания на рыдающего Колесова.
Прошедший мимо него солдат-сторож только пробормотал про себя: "Ишь, проклятые, греться сюда повадились, оборванцы, пьянчуги".
Долго и усердно молился Колесов, наконец немного успокоился. Кончилась заутреня, он вместе со всеми вышел. Начало светать. На паперти встретился ему старый нищий в рубище.