на вашу дочь, если бы все французы обладали здравым смыслом,
способностью видеть вещи, как они есть, спокойной рассудительностью,
ясным умом, философской жилкой, предусмотрительностью и подлинной
храбростью - качествами, столь свойственными вам, англичанам, что вы
почти не замечаете их у себя, - французы были бы величайшей нацией в
мире! Маргарет. Да здравствует старая Англия! (Горячо пожимает ему руку.) Бобби. Ура-а-а! Все мы с вами согласны!
Дювале, пылко пожав руку Маргарет, целует Джогинза в обе
щеки и падает на стул, вытирая вспотевший лоб.
Гилби. Нет, такие разговоры выше моего понимания. Вы что-нибудь разобрали,
Нокс? Нокс. Суть сводится, по-видимому, к тому, что он не может законным образом
жениться на моей дочери, хотя следовало бы, после того как он побывал с
ней в тюрьме. Дора. Я готова выйти замуж за Бобби, если это поможет делу. Гилби. Ну нет. На это я не согласен. Миссис Нокс. Ему следует жениться на ней, мистер Гилби. Гилби. Ну, если к тому сводится ваша религия, Эмили Нокс, то я не желаю
больше о ней слышать. Вы пригласите их в свой дом, если он на ней
женится? Миссис Нокс. Он должен на ней жениться, приглашу я их или нет. Бобби. Я чувствую, что должен, миссис Нокс. Гилби. Молчи! Не суйся не в свое дело. Бобби (вне себя). Если мне не позволят на ней жениться, я окончательно себя
опозорю. Я пойду в солдаты. Джогинз (сурово). Это не позор, сэр. Бобби. Для вас - может быть. Но ведь вы только лакей. А я джентльмен. Миссис Гилби. Бобби, как ты смеешь так непочтительно разговаривать с
мистером Рудольфом? Стыдись! Джогинз (подходя к столу). Считать службу своей родине позором - не
джентльменская точка зрения. Жениться на леди, за которой вы
ухаживаете, - джентльменский поступок. Гилби (в ужасе). Мой сын должен жениться на этой женщине и быть изгнанным из
общества?! Джогинз. Ваш сын и мисс Дилейни, по неумолимому приговору респектабельного
общества, проведут остаток своих дней как раз в той компании, которая
им, по-видимому, больше всего нравится и где они чувствуют себя как
рыба в воде. Нокс. А моя дочь? Кто женится на моей дочери? Джогинз. Ваша дочь, сэр, вероятно, выйдет замуж за того, кого выберет себе в
мужья. У нее очень решительный характер. Нокс. Да, если он возьмет ее с ее характером и испорченной репутацией. Кто
на это согласится? Вы - брат герцога. Ну, вот вы... Бобби | Что такое? Маргарет } (вместе) Джогинз - герцог? Дювале | Comment? [Что? {франц.)] Дора | А что я вам говорила? Нокс. Да, брат герцога. Вот он кто такой. (Джогинзу.) Ну вот вы, женились бы
вы на ней? Джогинз. Я, мистер Нокс, только что хотел предложить вам такое разрешение
проблемы. Миссис Гилби | Однако! Нокс } (вместе). Вы серьезно? Миссис Нокс | Жениться на Маргарет! Джогинз (продолжает). Как младший сын, живущий в праздности, неспособный
себя содержать или хотя бы оставаться в гвардии, состязаясь с внуками
американских миллионеров, я не мог бы просить руки мисс Нокс. Но как
трезвый, честный, старательный слуга, которым, смею надеяться, доволен
его хозяин (кланяется мистеру Гилби), я чувствую себя достойным. Решать
должна мисс Нокс! Маргарет. Однажды мне устроили ужасный скандал за то, что я восхищалась
вами, Рудольф. Джогинз. Мне самому устроили бы такой же скандал, мисс, если бы я не скрывал
своего восхищения вами. Я с нетерпением ждал этих еженедельных обедов. Миссис Нокс. Но почему вы, джентльмен, унизились до положения лакея? Дора. Он унизил себя, чтобы победить. Маргарет. Молчите, Дора, я хочу знать! Джогинз. Я объясню, но поймет меня только миссис Нокс. Однажды я сгоряча
оскорбил слугу. Он был человек верующий. Он упрекнул меня за то, что я
заигрывал с девушкой из его круга. Я сказал ему, чтобы он помнил, кто
он такой и с кем говорит. Он отвечал, что бог этого не забудет. Я
немедленно его уволил. Гилби. Так и следовало. Нокс. Какое право он имел заговаривать с вами о таких вещах? Миссис Гилби. До чего дошли наши слуги! Миссис Нокс. И его слова сбылись? Джогинз. Они ранили меня, как отравленная стрела. Рана болела много месяцев.
Потом я сдался. Поступил в учение к нашему бывшему дворецкому, который
открыл отель. Он обучил меня моей теперешней профессии и нашел мне
место лакея у мистера Гилби. Если я встречу когда-нибудь того человека,
мне не стыдно будет смотреть ему в глаза. Миссис Нокс. Маргарет, дело не в том, что он герцог, это суета сует. Но
послушался моего совета и выходи за него. Маргарет (берет его под руку), Я полюбила Джогинза, как только его увидела.
Я инстинктивно почувствовала, что он служил в гвардии. Мистер Гилби,
будете вы отпускать его со мной? Нокс. Не будь вульгарной, дочка. Подумай о своем новом положении.
(Джогинзу.) Полагаю, ваши намерения серьезны, мистер... мистер Рудольф? Джогинз. С вашего разрешения, я намерен сегодня же начать ухаживать за моей
невестой, если миссис Гилби может обойтись без меня. Гилби (в припадке зависти, обращаясь к Бобби). Долго придется ждать, пока ты
женишься на сестре герцога! Эх ты, шалопай! Дора. Не кипятитесь, миленький! Рудольф обучит меня аристократическим
манерам. Вот это я называю счастливым концом! Верно, лейтенант? Дювале. Во Франции это было, бы немыслимо. Но здесь... Ах! (Посылает
воздушный поцелуй.) La belle Angleterre! [Прекрасная Англия! (франц.)]
ЭПИЛОГ
Перед занавесом. Четыре критика встают, усталые и со
скучающим видом. Граф, ошеломленный и взволнованный,
спешит к ним.
Граф. Джентльмены, не говорите мне ни слова. Умоляю вас, не высказывайте
своего мнения. У меня не хватит сил выслушать его! Я не верил своим
глазам. Неужели это пьеса? Неужели это имеет какое-то отношение к
искусству? Доставляет удовольствие? Может принести какую-то пользу?
Щадит человеческие чувства? Неужели есть на свете такие люди? Простите
меня, джентльмены: это вопль раненого сердца! Есть тайные причины,
объясняющие мое волнение. Эта пьеса насыщена темными, несправедливыми,
недобрыми упреками и угрозами по адресу всех нас - родителей. Тротер. Пустяки, вы это принимаете слишком близко к сердцу. В конце концов,
в пьесе есть занимательные места. А все остальное отбросьте как
дерзость. Граф. Мистер Тротер, вам легко сохранять спокойствие. Ежегодно вы видите
сотни таких пьес. Но у меня, который никогда не видал ничего похожего
на эту пьесу, она вызывает страшную тревогу. Сэр, будь это одна из тех
пьес, которые принято называть безнравственными, я бы нимало не
возражал.
Воэн шокирован.
Любовь освещает какой угодно вымысел и оправдывает любую смелость.
Банел важно кивает головой.
Но есть умолчания, которые обязательны для всех. Есть правила
благопристойности слишком тонкие, чтобы можно было выразить их словами,
но без них человеческое общество было бы невыносимым. Нельзя
разговаривать друг с другом, как разговаривают эти люди! Ни один сын не
станет разговаривать со своим отцом... ни одна девушка не станет
разговаривать с юношей... никто не станет срывать покровы... (Обращаясь
к Воэну, который стоит слева от него, вторым после Гона.) Ведь правда,
сэр? Воэн. Ну, не знаю. Граф. Вы не знаете! Не чувствуете! (Обращаясь к Гону.) Сэр, я взываю к вам. Гон (с нарочитой вялостью). На меня эта пьеса произвела впечатление самой
обыкновенной старомодной ибсеновской болтовни. Граф (поворачиваясь к Тротеру, который стоит справа, между ними и Банелом).
Мистер Тротер, неужели и вы скажете, что не были поражены, потрясены,
возмущены, оскорблены в лучших, благороднейших чувствах каждым словом
этой пьесы, каждой интонацией, каждым намеком? И не дрожали всем телом
в ожидании каждой следующей реплики? Тротер. Конечно нет! Любая неглупая современная девушка могла бы писать
такие пьесы. Граф. В таком случае, сэр, завтра же я уезжаю в Венецию, уезжаю навсегда! Я
не могу вам не верить. Я вижу: вы не удивлены, не встревожены, не
озабочены. И мой ужас - да, джентльмены, ужас, подлинный ужас!
кажется вам непонятным, смешным, нелепым; даже вам, мистер Тротер, а
ведь вы почти мой ровесник! Сэр, если бы молодежь заговорила со мной
так, как она говорит в этой пьесе, я умер бы от стыда, я бы не вынес! Я
должен уехать! Жизнь прошла мимо меня, и я остался за бортом. Примите
извинения старого, несомненно смешного поклонника искусства - искусства
минувших дней, когда еще была какая-то красота в мире и какая-то тонкая
прелесть в семейной жизни. Но я обещал своей дочери узнать ваше мнение
и должен сдержать слово. Джентльмены! Вы избранные и передовые умы
нашего времени! Вы живете в двадцатом веке, ничему не удивляясь, и
созерцаете странные его порождения без всякого страха. Вынесите свой
приговор! Мистер Банел, как вам известно, в военном суде младший офицер
должен высказать свое суждение первым, чтобы не подпасть под влияние
старших. Вы здесь самый молодой. Каково ваше мнение о пьесе? Банел. А кто автор? Граф. Пока это секрет. Банел. Как же я могу знать, что говорить о пьесе, если я не знаю, кто автор? Граф. Но почему вы не можете? Банел. Почему, почему? Допустим, вы должны написать рецензию на пьесу Пинеро
и на пьесу Джонса. Неужели вы напишете о них одно и то же? Граф. Думаю, что нет. Банел. А как же писать, если не знаешь, какая из них Пинеро, а какая Джонса?
И еще: какого рода эта пьеса? Вот что я хотел бы знать. Что это
комедия или трагедия? Фарс или мелодрама? Какая-нибудь чепуха для
репертуарного театра или настоящая ходкая пьеса? Гон. Разве вы не можете судить на основании того, что видели? Банел. Видеть-то я видел, но откуда мне знать, как нужно к ней отнестись?
Это серьезная пьеса или мистификация? Если автор знает, что это за
пьеса, пусть он нам скажет. А если не знает, пусть не жалуется, что я
тоже не знаю. Я-то не автор. Граф. Но хорошая ли это пьеса, мистер Банел? Вопрос, кажется, простой. Банел. Очень простой, когда вам известен автор. Если автор хороший - стало
быть и пьеса хорошая. Это само собой разумеется. Кто автор? Ответьте
мне, и я вам дам детальнейшую оценку пьесы. Граф. К сожалению, я не имею права назвать имя автора. Он хочет, чтобы пьесу
ценили только за ее достоинства. Банел. Но какие могут быть у нее достоинства, кроме достоинств самого
автора? Как вы думаете, Гон, кто это написал? Гон. А вы как думаете? Мы видели дрянную старомодную семейную мелодраму,
разыгранную обычными марионетками. Герой - лейтенант флота. Все
мелодраматические герои - лейтенанты флота. Героиня, бросая вызов
властям, попадает в беду (не попади она в беду, не было бы и драмы) и
на протяжении всей пьесы из кожи вон лезет, чтобы добиться сочувствия
публики. Ее добрая старая благочестивая мать нападает на жестокого
отца, когда тот хочет выгнать ее из дому, и заявляет, что она; тоже
уйдет. Затем комические роли: лавочник, жена лавочника, лакей,
оказывающийся переодетым герцогом, и молодой повеса, который дает
автору возможность вывести молодую особу легкого поведения. Все это
старо и не первой свежести, как жареная рыба, выставленная на прилавке
в зимнее утро. Граф. Но... Гон (перебивая его). Я знаю, что вы хотите сказать, граф. Вы хотите сказать,
что вам пьеса кажется и новой, и необычной, и оригинальной. Лейтенант
флота - француз, который превозносит англичан и ругает французов: это
старый избитый прием Шоу. Действующие лица - не герцоги и миллионеры, а
мелкие буржуа. Героиня вывалялась в грязи - в самой настоящей грязи.
Никакой интриги нет. Соблюдены все старые сценические правила, выведены
старые марионетки, но нет былой изобретательности и веселья. И все это
с легким душком интеллектуальной претенциозности, с целью внушить вам,
что автор слишком умен, чтобы снизойти до банального, и только потому
не написал хорошей пьесы. А вы, трое искушенных людей, смотрели пьесу
от начала до конца и не можете мне сказать, кто ее написал! Да ведь под
каждой строчкой стоит подпись автора! Банел. Кто же он? Гон. Конечно Гренвилл-Баркер. Старик Гилби взят прямо из "Мадрасского дома". Банел. Бедный Баркер! Воэн. Какая чепуха! Неужели вы не видите разницы в стиле? Банел. Нет. Воэн (презрительно). А вам известно, что такое стиль? Банел. Вероятно, костюм Тротера вы назовете стильным. Но если уж вы хотите