КОРОТКАЯ ПЕРЕДЫШКА
Не знаю, кто придумал, что лучшая оборона - это нападение, но, безусловно, человек умный. Если бы я просто блеял и нес оправдательный лепет, из меня бы эта публика сделала отбивную. Но язык силы они понимают, от удара дубиной по голове у них пробуждаются от глубокого сна извилины, ведающие благоразумием.Первым приходит в себя Мурат. Я могу его не любить, а временами даже ненавидеть, но всегда отдаю ему должное: природа над ним не отдыхала. Уверен, начни Мурат раньше и имей соответствующие его дарованию условия, он стал бы великим спортсменом. Для того чтобы войти в мировую элиту, у него было все: абсолютное бесстрашие, редкостная координация движений, фанатичное упорство и умение держать удары. У иных от неудач опускаются руки, Мурат же становится злее и настойчивее. Однажды после сокрушительного поражения в слаломе он начисто выиграл скоростной спуск и прямо с пьедестала отправился в больницу: даже тренер не знал, что Хаджиев вышел на старт с трещиной в ключице.Годы сильно изменили его, но не вытравили спортивной закалки. Ориентируется он мгновенно: как когда-то на трассе, в доли секунды определяет, где притормозить, а где развить максимальную скорость, где принять обтекаемую стойку, а где выпрямиться, каким соперником можно пренебречь, а с каким пойти ва-банк. А если учесть, что он великолепно знает не только правила игры, но и дело, то понятно, почему ему прочат большое будущее.И Мурат круто меняет тактику. Протокол - минутная прихоть, он его больше не интересует: если уж очень будет нужно, козлы отпущения и без протокола найдутся. Другое дело - человеческие жизни, к этому следует отнестись со всей серьезностью, ибо у начальства имеется обыкновение сначала, идя по горячим следам, снимать с работы, а уже потом разбираться, кто и в какой степени виноват. Тем более что о возможной трагедии предупредил не кто-нибудь, а Оболенский ученый с мировым именем, "крестный отец" Кушкола, его имя здесь свято. Мурат еще не сказал ни слова, но его дружелюбный взгляд говорит мне, что мы в очередной раз союзники.- Когда и при каких обстоятельствах Оболенский сказал про "Актау"?Я подробно излагаю содержание нашей беседы.- Почему ты решил, что ситуация, которую Юрий Станиславович смоделировал, совпадает с нашей сегодняшней?Я привожу свои соображения, сопоставляю, сравниваю.- Какие разрушения произведет воздушная волна, если достигнет "Актау"?Я выражаю уверенность, что сложенное из бетонных блоков здание в любом случае устоит, но пострадает фасад: выбьет окна и балконные двери, может даже повредить, а то и сорвать крышу, ведь снеговоздушное облако бывает высотой в несколько сот метров.Деловитой доверчивости, с какой Мурат меня слушал, как не бывало. Актер!- Вот видите, товарищи, - иронический кивок в мою сторону, - Уваров снова хотел нас запугать, а вынужден был признаться, что опасность грозит только фасаду. Фасаду! Значит, нужно переселять только половину людей, а не всех, как того требовал Уваров. Паникер Максим, панике-ер!Превратив этим маневром свое поражение в победу, Мурат спрашивает, какие у кого имеются соображения. Директора подавленно молчат. Бычков, который еще десять минут назад изображал из себя невинную жертву и взывал к состраданию, притих и сочувственно смотрит на Гулиева: все познается в сравнении, кому сейчас по- настоящему плохо, так это директору "Актау". Настолько плохо, что он не в силах произнести ни слова и только отрешенно разводит руками.- Ты что-то хочешь сказать или зарядку делаешь? насмешливо спрашивает Мурат. - Будем считать, что зарядку. - Он встает, надевает шапку, пальто. - Совещание окончено.- У меня не все, - говорю я.- Цицерон! Ну, побыстрее.- Одиннадцатая может сойти повторно, а на шоссе бульдозеристы, да еще электрики тянут к "Бектау" временную линию. Предлагаю работы прекратить.- Нельзя прекратить, - Мурат знаком останавливает Бычкова, который взвивается над столом и готов вступить со мной врукопашную, - "Бектау" необходима связь, энергия для отопления и кухни.- Тогда прикажи выставить наблюдательный пост и проинструктировать людей.- Я уже выставил. - Бычков облегченно вздыхает.- И проинструктировал, - добавляет Мурат. - Все?- Слишком много туристов разгуливает по Кушколу. Сойди лавины - и кое-кто из них окажется... - я чуть было не сказал "Надиным пациентом", - пропавшим без вести.- Абдул, ты ответственный, - рубит Мурат. - Мобилизуешь с Хуссейном спасателей, дружинников. Ну, все?- Копия протокола, - напоминаю я.- Бюрократ! - рычит Мурат. - Гулиев, отдашь Юлии, пусть перепечатает. Бычков, занимайся своим хозяйством, остальные со мной.Я тоже иду в гостиницу, хотя мне меньше всего на свете хочется окунаться в этот бурлящий котел.Великолепный вестибюль восьмиэтажного здания "Актау", неизменно украшающий, наряду с Мариам, рекламные проспекты Кушкола, превратился в заурядный зал ожидания.Повсюду рюкзаки и чемоданы, в креслах и на диванах спят бездомные, в столовую, ресторан и кафе тянутся длиннющие очереди, у перегородки, за которой с измученными лицами сидят администраторы, кипят страсти.Стараясь не привлекать к себе внимания, я быстро проскальзываю в медпункт - после визита к Хаджи Надя по просьбе фельдшера должна здесь консультировать. В небольшой приемной вдоль стены сидят страдальцы с вывихнутыми и поломанными конечностями; на людях они носят свой гипс как орден, но в медпункте человек с гипсом может гордиться разве что своей глупостью. Очередь на меня шипит, на моем пути вырастает частокол из палок и костылей, но я высокомерно роняю: "Муж доктора Загорской", - и, провожаемый подобострастными взглядами, прохожу к Наде. Давно не видел ее в белом халате и чепчике, они ей к лицу куда больше, чем джинсовый костюм, и Надя сдержанно улыбается, услышав, что она чиста и непорочна, как ангел. Она не очень избалована моими комплиментами, хотела бы услышать еще, и я добавляю: "Как ангел, в котором ловко скрывается ведьма". Это Надю тоже устраивает, но фельдшер, который поддерживает на весу чью-то распухшую клешню, почтительно покашливает, и я, напомнив про обед (его по моему указанию готовит Гвоздь), ухожу к маме.- Ты очень спешишь?Катюша! Дух захватывает - до того она сногсшибательна в туго обтягивающем красном эластике. На меня завистливо смотрит субъект с закованной в гипс ногой.- Я бы на вашем месте бросил все дела, - говорит он, даже если бы это были собственные похороны.Я благодарю закованного за совет, вывожу Катюшу в коридор и рассыпаюсь восторгами по поводу ее внешности.- Про внешность мне уши прожужжали, мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее.- Но не могу же я хвалить твой ум, - оправдываюсь я. - Ты мне все равно не поверишь.- Тебе я вообще не верю, ты бессовестный лгун! торжественно возвещает она. - Надя тебе не жена!- Разве? - Я морщу лоб. - Память у меня стала ни к черту, нужно будет заглянуть в паспорт. А где твоя свора?- Бессовестный лгун, - повторяет Катюша. - Что ж, тем хуже для тебя.- Почему же?- Потому что лгунам я никогда не позволяю гадать мне по руке.Так, мне явно дается возможность вновь вступить в игру, из которой я уже счел себя выбывшим. Интересно, что ей от меня надо?- А если я докажу, что не лгун, позволишь?- Сначала докажи.- Запросто. Я когда-нибудь тебе говорил, что мы с Надей женаты?Катюша озадачена. Я терпеливо жду. Она закусывает нижнюю губу (совсем как Юлия, до чего они однообразны в приемах!) и вопросительно на меня смотрит, давая понять, что готова снять свое обвинение. Что-то слишком быстро. Что ей все-таки от меня надо? Не для того же она меня разыскала, чтобы определить мое семейное положение.- Моя честь восстановлена? - Я беру ее теплую ладошку и глубокомысленно рассматриваю. - Поразительно! Никогда и ни у кого не видел такой отчетливой линии искренности. Твоя главная черта - это искренность.Катюша скромно улыбается, она и без меня знает, что очень правдива.- Любопытно, - бормочу я, - видишь эту продольную линию? Тебе суждена встреча с шатеном, рост высокий, профессия лавинщик... Кто бы это мог быть? Но погоди, продольную линию пересекает поперечная, шатену мешают какие-то барбосы...- Барбосы остались с носом, - хихикает Катюша. - Ну и нахал же ты, Максим!Ладошка, однако, из рук нахала не изымается, бессильно лежит, но из нее, кажется, бьет током. Какие глаза, щечки, зубки! Так и просятся восточные сравнения - бездонные озера, персики, жемчуг. Исключительно интересно узнать, какие мысли бродят в этой прехорошенькой головке, какая ложь готова сорваться с этих улыбающихся губ. А меня поощряют, я читаю в ее глазах обещание и чувствую, что слабею: еще одна улыбка, еще один такой взгляд - и я сдамся на милость победителя. Черт бы побрал эту гостиницу, в которой негде уединиться! Не выпуская ладошку, я веду Катюшу к окну, задергиваю штору и целую длинные тонкие пальчики. В эту минуту я намертво забываю о ее вероломном поведении и о мудрой характеристике, которую дал ей Гвоздь.- Глупенький, - воркует Катюша, подставляя пальчики. Она торжествует, наконец-то укротила такого зверя. - Здесь будешь гадать или найдешь более подходящее местечко? Знаешь что? Возьми у нашего инструктора Никитенко ключ от пункта проката и дай мне, я там спрячусь и буду тебя ждать, хорошо?Потрепав меня за ухо, она высвобождается и танцующей походкой идет к вестибюлю. Черт меня побери! Пункт проката - не самое идеальное место, но погадать Катюше по руке я готов, кажется, на лавиносборе четвертой лавины.Петю Никитенко, усталого и злого, я нахожу в вестибюле. Он возглавляет группу инструкторов, охраняющих входы и выходы из гостиницы, вторые сутки не спит и проклинает тот час, когда променял свой любимый Минск на этот "сумасшедший дом". Нужны лавинные зонды? На, бери ключ, потом вернешь. Я почесываю ключом подбородок и подмигиваю Катюше, которая шлет мне воздушный поцелуй из-за Петиной спины. Теперь нужно ключ передать, но Петя меня не отпускает, требует честно обрисовать ему лавинную ситуацию. Я обрисовываю, а взамен Петя доверительно сообщает, что по агентурным данным несколько групп отчаянных туристов замышляют побег, одну уже изловили при попытке взломать двери в пункт проката, где хранятся отобранные у туристов лыжи. "Заводилы - те самые твои барбосы с их красоткой стюардессой, она еще за манекенщицу себя выдавала, помнишь? Ребята не промах, так что нужно глядеть в оба".Ощутимо чувствуя, как хмель выветривается из головы, я вновь подмигиваю Катюше и возвращаю Пете ключ: "Пожалуй, мне своих лавинных зондов хватит". Катюша разочарованно показывает мне язык и убегает - видимо, докладывать барбосам о крахе остроумно задуманного плана. До новых встреч, ненаглядная!По гостиничной трансляции разносится: "Слушайте сообщение дирекции! Всех туристов, проживающих в четных номерах, просим срочно подняться к себе. Повторяю: всех туристов..."- Что бу-дет... - стонет Петя. - И на кой черт я сюда...- Прикрой меня, - тихо прошу я, но уже поздно.- Максим Васильевич, дорогой!Хотя я прячусь за Петю, горблюсь и корчу гримасу, мадама меня узнает. Со времени нашего чудесного спасения у шлагбаума я ее не видел и констатирую, что выглядит она на тройку (еще бы, женщины вообще трудно переносят разлуку с любимым мужем); что же касается Вадима Сергеича, то он спал с лица, небрит, брюки помяты - не выдающийся композитор, а лабух в поисках трешки на опохмелку. Видимо, роль нового патрона и утешителя мадамы сильно его утомляет.- Что происходит? - набрасываются они. - Вы в курсе дела?- Точно не знаю, - громким шепотом отвечаю я. - Вроде бы из четных номеров будут переселять в отдельные комнаты. Не всех, конечно, а кто успеет.Мадама хватает Вадима Сергеича за руку и волочит к лифту, за ними устремляются другие, и я, пожелав Пете удачи, торопливо покидаю место диверсии. Непостижимо, но слух об отдельных комнатах достигает библиотеки раньше, чем я туда вхожу, - очередь к маме редеет, разваливается на части, и книголюбы, давясь в дверях, бегут к лифтам. "Оставьте книги!" - кричит им вослед мама, но куда там! Представляю, сколько анонимных прохвостов будет она проклинать после инвентаризации. Меня мама понимает с полуслова.Не задавая лишних вопросов, она вешает на дверь табличку "Закрыто на обед", звонит дежурной по третьему этажу, просит срочно позвать Введенского из 324-го и передает мне трубку. Я приветствую Алексея Игоревича и предлагаю ему спокойно, не суетясь собрать вещи и спуститься в библиотеку. Через несколько минут он приходит, без всяких реверансов и церемоний принимает наше предложение, и мы уходим домой.Густой чад на лестничной клетке вызывает у меня смутную догадку, что вместо обеда мы будет щелкать зубами. Но я ошибаюсь: за столом сидит вся свора, поедая какое-то варево и кроя Гвоздя на чем свет стоит. Олег вводит нас в обстановку: Гвоздь, одолжив у соседки двухведерный казан, вбухал в него две пачки риса, две банки свиной тушенки, посолил, лихо поперчил и сварганил блюдо под издевательским названием плов. Снизу лжеплов сгорел, сверху остался сырым, а серединой, помоляся господу нашему и махнув рукой на здоровье, можно попытаться набить брюхо.Гвоздь отряхивается от ругани, как выскочившая из реки собака от воды.- Зажрались, тунеядцы, - поясняет он Алексею Игоревичу, которому эта сцена доставляет большое удовольствие. Настоящему едоку что нужно? Количество, в данном случае тарелка с верхом на рыло. А если едок при этом еще и остался в живых, значит, он получил и качество.- Повесить его, что ли? - задумчиво спрашивает Олег. Кажись, ничего другого не остается.- Мало, - возражает Осман. - Слишком легкий наказание.- Не забывайте, что я профорг, - высокомерно говорит Гвоздь. - Без санкции общего собрания меня вешать не положено. Анна Федоровна, с этого края сырой, пусть Рома лопает, а вы берите отсюда. Ну, как?- Степушка, ты превзошел самого себя, - хвалит мама, - не откажи записать мне рецепт.- Я не склонен, Степан, делать вам комплименты, - говорит Алексей Игоревич, - но в нашей гостиничной столовой...- Зовите меня Гвоздь, - просит Гвоздь, - я привык.- Охотно. Так я не склонен... гм... может быть, лучше товарищ Гвоздь? А то как- то неловко выборное лицо, профорга, называть просто Гвоздь.- Товарищ - это звучит, - важничает Гвоздь. - Будто сидишь в президиуме.- Так ваш плов, - продолжает Алексей Игоревич, - в нашей столовой, как говорится, съели бы в облизку.- Слышите, собаки? - торжествует Гвоздь. - Я еще и не такое могу, Алексей Игоревич. Если меня не вешать, а подойти ко мне с лаской, я могу...- ...из здорового человека сделать язвенника, - как бы про себя говорит Олег.- ...изготовить карпа в сметане, - не моргнув глазом, продолжает Гвоздь, - духовое мясо в горшочке, вырезку с луком, пельмени и шаньги, грибы жареные, шашлыки и цып...- Пять минут холодного душа! - не выдерживает Рома.От расправы Гвоздя спасает приход Нади.- В "Актау", - садясь за стол, докладывает Надя, - великое переселение туристов, в нечетных номерах уже столько раскладушек, что невозможно пройти Максим, тебе шлет пламенный привет Вадим Сергеич. его сунули в такую переполненную комнату, что он, как лошадь, будет спать стоя. Впрочем, от желающих выразить тебе признательность нет отбоя. Когда я уходила из гостиницы, - Надя смеется, - ктото крикнул: "Его жена, держите ее!" - и я еле унесла ноги. Немного странного вкуса, но вполне съедобная каша.- Плов, - оскорбленно поправляет Гвоздь.- Разумеется, плов, - соглашается Надя. - Алексей Игоревич, поскольку вы улетаете, позвоните, пожалуйста, моему шефу, - она пишет на листке номер, - и разъясните, почему я могу задержаться.- Улетаю? - удивился Алексей Игоревич.- Разве вам не звонили? Пять минут назад Мурат просил меня вас предупредить, чтобы вы были готовы За вами выслали вертолет.- Какая нелепость! - Алексей Игоревич неприятно поражен. - Вы уверены, что речь шла обо мне?- Абсолютно.- Поразительная нелепость... - Барабанная дробь пальцами по столу. - Отправьте- ка лучше своих героев в гипсе.- Если бы за мной послали вертолет... - мечтает Гвоздь.- ...с милицией, - тихо подсказывает Рома.Телефонный звонок. - Меня нет! - предупреждает Алексей Игоревич.- Академик у тебя? - Это Мурат.- С чего ты взял? - Не валяй дурака, он выходил из "Актау" с тобой и Анной Федоровной.- Он просто клянчил у мамы свою любимую книгу.- Какую там, к черту, книгу?- "Капитана Сорвиголову", в академической библиотеке она вечно на руках. Убежал куда-то читать.- Я прошу...- Только после него, неудобно забирать, академик все-таки.- Убью! - рычит Мурат. - За ним спецрейс, важное заседание из-за него откладывают, государственный человек, понял? Чтобы через пятнадцать минут был на вертолетной площадке, как штык!- Мурат, я десять раз тебя просил, чтобы никаких вертолетов в Кушкол не посылали, лавины слишком...- Приказ сверху - сверху! - соображаешь? Не празднуй труса, летит сам Захаров, я его предупредил, чтоб держался южных склонов. Так через пятнадцать минут!- На этом заседании, - жалуется Алексей Игоревич, - я нужен просто как голосующая единица, один начальничек защищает докторскую, это теперь очень модно. Между тем мне крайне любопытно проследить за вашими лавинами, в последние дни я почитал кое-какую литературу и прикинул, как к их изучению подключить лазеры и даже спутники. Кстати говоря, небольшую группу я готов для начала организовать при своем институте, при своем - потому, что легче будет обойти бюрократические рогатки.- Но ведь это замечательная идея! - пылко восклицает мама. - Лавиноведение сделает гигантский шаг вперед!- Я не закончил, с одним условием, - улыбаясь говорит Алексей Игоревич. - Я и в самом деле с удовольствием перечитаю "Капитана Сорвиголову", у меня его лет сорок назад отобрал на уроке учитель физики.Мама, как всегда, права, идея замечательная: со спутников можно будет получать информацию о формировании лавин по всему Кавказу! О такой удаче я и мечтать боялся.Уловив на лице ребенка живейший интерес, мама со свойственной ей энергией берет быка за рога.- Считайте, что книга ваша, - великодушно обещает она. А не будет ли у вас затруднений со штатами?- Во-первых, - веско говорит Алексей Игоревич, - у каждого уважающего себя директора института имеется "заначка", и, во-вторых, у меня накоплен бесценный опыт борьбы с финансовыми органами. Знаете ли вы, что увеличить штат на пять- шесть человек иной раз бывает куда проще, чем уволить одного бездельника? Я допускаю, что вы не имеете представления о моих научных работах, но об "эффекте Введенского" должны знать. Когда несколько лет назад я принял институт, то обратил внимание, что во дворе, на прилегающих тротуарах скопилась вековая грязь. Между тем зарплату по сто двадцать рублей в месяц получали два дворника. Присмотревшись, я вызвал одного из них, дядю Колю, поговорил по душам, уволил второго и установил дяде Коле оклад двести двадцать рублей. Ого, как он замахал метлой! Финорганы с полгода бомбили меня параграфами и постановлениями, а я бил их фактами: идеальной чистотой и сэкономленными для бюджета двадцатью рублями. И я победил! И теперь, когда президенту коллеги жалуются на нехватку обслуживающего персонала, он ссылается на "эффект Введенского" и заставляет изучать мой опыт. Что же касается будущей группы...- Летит, - прислушиваясь, сообщает Вася. - у-у-у...- Ничего не поделаешь, Алексей Игоревич, пора, - говорю я. - Мы вас проводим.
"ДАЛЬШЕ - ТИШИНА"
От вездехода Алексей Игоревич отказывается, ему хочется подышать свежим воздухом. Впрочем, до вертолетной площадки несколько минут ходу. Мы идем и мечтаем о том, какой красивой может стать наша жизнь.- Академика нужно ковать, пока он горяч, - свирепо шепчет Олег. - А вдруг он пошутил?- Если пошутил, - Рома толкает меня в бок, - то не видать ему "россиньолов", так и скажи.- "Требуй для всех понемногу, - советует Гвоздь, - и не забудь про меня!" Я имею в виду мой будущий персональный оклад.Я и без их наглых подсказок рад был бы выпытать у Алексея Игоревича подробности, но он секретничает о чем-то с мамой и Надей, у всех троих хитрый вид, и влезать в их разговор мне не хочется. Лазеры и спутниковая информация! Кто мы сегодня? Шаманы и их дремучая паства, грозящие лавинам заклинаниями и обожженными на костре дубинами. А с лазерами и спутниками - ого, нас голыми руками не возьмешь! Во рту сохнет при мысли о том, что я окажусь хозяином настоящей лаборатории, где можно будет обработать, осмыслить и, наконец, привести в христианский вид целый сундук добытых нами материалов. Сегодня я слишком мало знаю, в лучшем случае - только то, что знают мои коллеги, и не могу, да и не считаю себя вправе осуществить мамину мечту - написать большую монографию о лавинах; а завтра - почему бы и не дерзнуть? Кто сказал, что Уваров всю жизнь обречен поставлять сырье, а не готовую продукцию?И я тихо мечтаю о том, какой прекрасной может стать жизнь. Я не страдаю излишней доверчивостью, мой скромный жизненный опыт убедил меня в том, что ничто другое люди не забывают с такой легкостью, как свои обещания. Это даже не считается предосудительным - обнадежить клиента и напрочь забыть о его существовании, едва лишь он перестанет зудеть на ухо; наоборот, почтительное удивление и даже подозрение в том, все ли у него на месте винтики, вызывает человек слова, этот голубоглазый чудак, который пуще всего на свете боится прослыть трепачом. Таких нынче днем с огнем не очень-то найдешь, они старомодны и смешны, как пиджаки с ватными плечами и брюки паруса. Куда современнее мой друг Мурат: будь на месте Алексея Игоревича Мурат, я не поверил бы ему, поклянись он самой длинной и замысловатой клятвой, потому что знаю, что выполняет он обещания только и исключительно тогда, когда это ему выгодно.А вот Алексею Игоревичу я поверил сразу и безоговорочно не только потому, что уж очень хотелось поверить, но, главным образом, потому, что он оставил у нас до осени свои "россиньолы", как древние когда-то оставляли заложников. А если серьезно, то поверил бы ему без всякого залога. Ладно, поживем - увидим, как говорят мудрые люди, когда ничего более умного им в голову не приходит.Вертолетная площадка находится за "Актау", со стороны южных склонов. С фасада гостиница словно вымерла, ни в задернутых шторами окнах, ни на балконах никого не видно, лишь откуда-то издали доносится какой-то непонятный гул.- И в медпункте пусто, - приподнявшись на цыпочки и заглядывая в окно, говорит мама. - Его тоже перевели?- На безопасную сторону, - отзывается Надя. - Мурат распорядился в первую очередь.- Умница, - хвалит мама. - Я знала, что в конце концов он прислушается к голосу разума. А в какое помещение?- В очень хорошее, - туманно отвечает Надя.- В какое же?- В хорошее. - Надя прячет улыбку. - В библиотеку.- Что-о?! - Мама хватается за голову. - Он сошел с ума!- Впустить лису в курятник! - подливает масло в огонь подхалим Гвоздь. - Они разворуют нам все книги!Мама бежит к центральному входу, а мы огибаем гостиницу с торца и - становимся свидетелями редкостного зрелища. Гул, который с минуту назад казался мне загадочным, объяснился чрезвычайно просто: вокруг вертолетной площадки, огражденной живой цепью из инструкторов, дружинников и милиционеров, веселится добрая сотня туристов. Мурат, прикрыв мощным телом входной люк вертолета и воздев кверху руки, взывает к лучшим чувствам:- Будьте сознательны, это спецрейс, у меня распоряжение срочно вывезти товарища...- Петра Ивановича Загоруйко? Это я!- Какого там Загоруйко? - несется из толпы. - Моя фамилия Терехов!- Всех вывози!- Товарищи, у меня завтра начинается турнир!- Алексей Игоревич! - завидев нас, кричит Мурат. - Прошу пропустить товарища академика!- Все здесь академики!- Может, штаны он шьет для академиков!- У меня ребенок с температурой!- Алексей Игоревич! - К нам подлетают Вадим Сергеич с мадамой. - Где ваши вещи, мы поможем! Алексей Игоревич тихо стонет.- Пра-пустить! - громовым голосом орет Мурат. - Абдул, обеспечить посадку товарища академика!- Иду! - срывающимся фальцетом кричит Вадим Сергеич, хватает за руку мадаму и через образовавшийся проход бежит к вертолету. Под смех и улюлюканье толпы их тащат обратно.- Ой, не могу! - бушует Алексей Игоревич. - Чаплин!- Пра-пустить!Свист, хохот, визг! А толпа все прибывает, из нижних окон прыгают, из верхних спускаются на веревках и простынях все новые претенденты, у многих за плечами рюкзаки, в руках чемоданы.- Жре-бий! Жре-бий! Жре-бий!Это дирижирует барбосами Катюша. Они без вещей, просто дорвались до развлечения и валяют дурака. А я-то еще удивлялся, что они пропускают такой балаган.- В вертолет у нас имеют право... - звонко провозглашает Катюша и взмахивает рукой.- ...и мореплаватель, и плотник, и академик, и герой! ревут барбосы. - Жре- бий! Жре-бий!- Жребий! - подхватывает толпа.- Сажай с ребенком!- Товарищи, у меня турнир!- Все равно продуешь!- Умоляю, завтра моей теще сто лет! Полный балаган!- Где он? - К нам с выпученными глазами прорывается Абдул.- Кто, Алексей Игоревич? - Надя не умеет врать, у нее получаются слишком честные глаза. - Разве его нет? Ах да, у него какие-то дела.- Дела у него, - поясняет Гвоздь. - Он занят!- Сбэжал! - кричит Мурату Абдул. - Дэла у него, занят!Зло жестикулируя, к Мурату подходит Захаров, командир вертолета: показывает на часы, тычет пальцем в небо.- К черту! - рычит Мурат. - Абдул, веди травмированных! Эй, где там туристка с ребенком?- Правильно!- Товарищ Хаджиев... - взывает Катюша.- ...мо-ло-дец! - скандируют барбосы.- Хаджиеву гип-гип...- Ура! Ура! Ура!Толпа расступается перед героями в гипсе. Первым скачет на костылях тот самый закованный, который советовал мне ради Катюши отложить собственные похороны.- Отбили? - кивая на барбосов, злорадно спрашивает он. Растяпа!- От растяпы слышу, - вяло огрызаюсь я. - Нога в гипсе тоже не лучший сувенир, который можно вывезти из Кушкола.Но закованный, конечно, врубил в солнечное сплетение, вряд ли мне теперь удастся погадать Катюше по руке. Наверное, старею, все-таки четвертый десяток, без особой горечи думаю я, года два назад у меня таких осечек не было. Катюша показывает на меня пальцем и со смехом что-то говорит, а свора слушает ее, радостно разинув пасти. Снова что-то затевают, собаки. Петя прав, за этой компанией нужно смотреть в оба.- Не огорчайся, - сочувствует Надя, - не на ней свет клином сошелся.- Он сошелся на тебе, - ворчу я.- Я рада, что ты пришел к этому выводу.- Не пришел, а еще ковыляю.- Ну, это по моей специальности, я тебе помогу, - обещает Надя.Пока мы обмениваемся любезностями, посадка в вертолет продолжается. Мурат в самом деле молодец, нашел верный способ усмирить толпу: на места битых-ломаных никто не претендует. Замыкают их шествие двое таинственных субъектов, таинственных потому, что их физиономии по глаза обмотаны шарфами; субъекты волокут носилки, в которых, прикрыв лицо руками, жалобно стонет женщина. Продвижение носилок сопровождается всеобщим сочувствием: все-таки для толпы, даже неуправляемой, есть святые вещи.- Потерпи, милая...- На операцию, да?Субъекты хрюкают что-то неопределенное и ускоряют шаг.- Я ее не помню, - озадаченно говорит Надя. - Наверное, из "Бектау".Мне смешно, вспоминаю мамин рассказ. Она встретила на московской улице бывшую школьную подругу, ныне известного хирурга. Они разговаривали, обменивались новостями, и тут к ним подошел сияющий молодой человек и низко, с чувством поклонился: "Большое вам спасибо, Вера Петровна, вашим золотым рукам!" И ушел. Вера Петровна вот так же озадаченно смотрела ему вслед и бормотала: "Не помню, кто же это... кто же это... ба, геморрой!"Между тем скорбно согнутые фигуры субъектов кажутся мне до странности знакомыми. Я всматриваюсь и, озаренный внезапной догадкой, делюсь ею с Абдулом. Тот ошеломленно хлопает себя по ляжкам и устремляется за носилками.- Таварищ Хаджиев, это абманщики! Плуты! Мурат делает ему страшные глаза, но Абдул не видит: он выполняет свой долг, разоблачает плутов. Субъекты почти бегут, они уже рядом с вертолетом, но Абдул их догоняет и...- Ах!! - вырывается у толпы.Свист, рев, стоголосое ржание! Из носилок на снег вываливается мадама и своим ходом рвется в вертолет. Петухов и композитор за ней. Но куда им против Абдула, экс-чемпиона республики по вольной борьбе! Только думаю, что благодарности за свое рвение он сегодня не получит...- Всем туристам немедленно возвратиться в гостиницу! громогласно возвещает Мурат. - Абдул, Хуссейн, обеспечить!Я разыскиваю глазами свору - никого нет, исчезли. Странно, это на них не похоже - бросить такой балаган на произвол судьбы.- Отправляй свою бетономешалку! - кричит кто-то Захарову. Тот высовывается из кабины и грозит кулаком, для вертолетчика "бетономешалка" такое же оскорбление, как для моряка "дырявое корыто".- От винта!Толпа распадается, вертолетная площадка пустеет. К нам, бормоча на ходу проклятья, с грозным видом направляется Мурат.- Предоставь его мне, - вполголоса говорит Надя и чарующе улыбается Мурату. - Мы с Максимом поражены, как организованно и с каким тактом вы произвели посадку! Любого другого на вашем месте толпа могла бы растерзать. Искренне поздравляю вас, Мурат Хаджиевич. Я еще не видел ни одного человека, совершенно равнодушного к лести. Тем более когда мужчину осыпает похвалами молодая и привлекательная женщина.- Преувеличиваете, - скромничает Мурат. Он еще сердит, но основной заряд злости через громоотвод уходит в землю. Главное, Надежда Сергеевна, с толпой не надо рассуждать, она воспринимает только при-казы!- Для того чтобы приказать, нужны силы и воля, простодушно, от всего сердца говорит Гвоздь. - Не каждому это дано.Весь облик Гвоздя, от преданной физиономии до ботинок, свидетельствует о том, что он исключительно уважает Мурата.- Если бы каждому, некем было бы командовать, соглашается покладистый Мурат. - Однако не об этом речь. Какого черта академик...- Мурат, при даме... - упрекаю я.- Извините, Надежда Сергеевна. Так какого дьявола...Надя смеется. Мурат, не выдержав, присоединяется к ней, и мы вполне дружелюбно беседуем. Мурат благодарит Надю за маленького Хаджи, проклинаем Абдула, который своим усердием не по разуму помешал эвакуации уважаемых людей, и жалуется на Уварова, который поставил руководство в невыносимые условия. Я в свою очередь упрекаю, что сделано еще далеко не все: жильцы дома ? 3 не переселены, не закрыты лазейки, через которые туристы просачиваются из "Актау", и прочее. Что же касается академика, то он успел дочитать "Сорвиголову" лишь до середины, и если бы Захаров часа два его подождал...- Намылят мне холку за твоего академика, - бурчит Мурат. - Известный человек, лауреат, а ведет себя как трехрублевый фан.- Это который за трешку в день угол снимает, комментирует Наде Гвоздь. - Очень легкомысленная публика, мы с товарищем Петуховым стараемся держаться от нее подальше.- Распустил ты свой персонал, - неодобрительно говорит мне Мурат. - Теперь так: скажи академику... нет, Надежда Сергеевна, полагаюсь на вас, Максим человек несерьезный... скажите академику, что Захаров прилетит за ним часа через два, пусть будет готов без всяких отговорок, мне и без него неприятностей вагон и маленькая тележка... А тебе чего надо?- Олег и Хуссейн... послали передать... - Вася бежал и еще не отдышался. - Свежая лыжня у четвертой лавины!Мы едем на вездеходе и слушаем Васину скороговорку. Он возбужден и очень доволен, еще никогда он не жил такой насыщенной жизнью. Никакого особенного ЧП, по его мнению, пока что нет, просто несколько лихачей похитили лыжи из контрольно-спасательной службы - спасатели-то были в оцеплении - и ушли в побег. Но далеко не убегут, это Вася гарантирует. А в остальном все хорошо. Инструкторы и дружинники бегают за туристами, как собаки за зайцами, и загоняют в гостиницу. Не обошлось и без двух-трех инцидентов - Вася не без гордости щупает здоровый фонарь на лбу, этакое лиловое подтверждение того несомненного факта, что моя уборщица на полставки честно отрабатывает свой хлеб.- Будут жалобы, - цедит Мурат, - Абдул оформит тебе десять суток, это я тоже гарантирую.- Мы в порядке самозащиты, - оправдывается Вася. - Не здесь, Максим Васильевич, дальше, за кустарником!Я останавливаю вездеход, дальше ехать нельзя. Да и не только ехать, идти тоже нельзя, справа от нас - зона смерти, конус выноса четвертой лавины. Она высится в полукилометре, необъятно огромная ослепительно белая четвертая, будь она проклята. Мы становимся на лыжи и по глубоко проложенной лыжне направляемся к кустарнику. Оттуда не доносится ни звука, уж кто-кто, а Олег и Хуссейн не станут тревожить лавину громкими разговорами. Скрипят лыжи, мы идем молча, и меня вновь, в который раз за эти дни, охватывает нехорошее предчувствие. Не люблю я таких приключений - по своей воле идти в пасть к дракону. Ну, Вася - ему море по колено, еще не битый, сияет, как солдатская пуговица, а вот за Надю я ругаю себя последними словами, ее-то зачем потащил?- Тишина-то какая, - делится своим наблюдением Вася, будто...- Цыц! - обрывает его Гвоздь.Могильная тишина в зоне смерти - это действует даже на мою психику. Жутковато от мысли, что, если четвертая надумает сорваться, нас укутает покрывалом толщиной в несколько десятков метров. Ну а "Дальше - тишина".Я не выдерживаю.- Надя, я, кажется, забыл выключить двигатель, возвращайся к вездеходу и жди нас там.Она делает вид, что не слышит.- Надя, прошу тебя...- Возвращайся сам, - не оборачиваясь, бросает она.Мы проходим кустарник, отсюда до Актау метров двести.- Я говорил, что их догонят! - торжествует Вася. - Знай наших!Нижняя часть склона оголена.Теперь я уже точно знаю, что дело плохо. Если бы оно обстояло иначе, Олег, Хуссейн и Рома ни одной лишней секунды не оставались бы под этим гнусным склоном. "На том свете темно, - говорит в таких случаях Олег, - до чего ни дотронешься, холодно. Д?ру отсюда, братишки!"Теперь мы спешим, хотя спешить некуда и поздно.- Мы за ними... они лэсенкой на склон... мы им: "Спускайтесь, там гибэль!" - сбивчиво рассказывает Хуссейн. - Они смэялись... вот этот смэялся, обзывал!Я смотрю на унылого, с поникшей головой типа - Анатолий...Лавинку они обрушили пустяковую, кубов на триста, всех завалило, но трое остались живы-невредимы.Сбросив лыжи, Надя склоняется над неподвижным телом.- Искусственное дыхание! - волнуется Мурат. - Массаж!- Все сделали, - сдавленно говорит Олег, - опоздали... Эти трое на поверхности были, а ее откапывали, неудачно она...На меня в немом изумлении смотрят голубые глаза Катюши.- Перелом шейных позвонков. - Надя встает. Мгновенно...- Хуссейн, этих переписать, - командует Мурат. Составишь протокол. Потом доложишь, почему в КСС никого не было.- Дежурный там был, - вступается за Хуссейна Рома. - Они его заперли и взяли лыжи.Бедная дурочка, с горечью думаю я, чувствуя, что к горлу подкатывается комок. Ты хотела только любить и смеяться, а дождалась протокола. Без тебя мир уже не будет таким красивым, бедная дурочка...Я подхожу к Анатолию и с силой врезаю ему по скуле. Он поднимается, вытирает с лица кровь и честно говорит:- Бей еще.Он внушает мне отвращение.- Бог подаст.По дороге мы вылавливаем и загоняем в гостиницу с десяток туристов и, подавленные, возвращаемся домой. Мама и Алексей Игоревич, судя по их виду, кое- что знают, но с расспросами не пристают; мама привыкла к тому, что после такого рода событий я бываю неразговорчивым. Она возится на кухне, ребята сникли и забились в угол, Надя молча сервирует стол так тихо у нас давно не было. Алексей Игоревич удручен, он чувствует себя виноватым и лишним.- Может быть, я пойду? - робко спрашивает он у Нади. Что вы, Алексей Игоревич... Извините нас, еще не остыли. Вот попьем чайку, успокоимся...Что же, когда-нибудь, наверное, успокоимся, мы-то живы. Я раскидываю перед собой и невидящими глазами рассматриваю карту хребта Актау. Вот здесь, в этой точке погибла Катюша... Я знаю, сейчас не время размагничиваться, но ощутимо чувствую щемящую тяжесть на сердце. Славное, легкомысленное существо, которое я не смог уберечь... Ну что мне стоило попросить Хуссейна закрыть на замок лыжи на КСС? Меня охватывает бессильный гнев. Я ненавижу человеческую глупость, надутых пустым самомнением болванов, уверенных, что мир создан исключительно для того, чтобы потешить их спесь. Через сколько бед нужно пройти, сколько крови пролить, чтобы они осознали свое ничтожество...- Алексей Игоревич, - говорит Олег, - а вы слышали про японских рыбок? Лучше любого сейсмографа! Как начинают метаться по аквариуму - знай, либо землетрясение, либо цунами.- Бионикой я всерьез не занимался, - отвечает Алексей Игоревич, - но о таких феноменах наслышан. Очень возможно, что...Я улавливаю красноречивый взгляд Олега и понимаю, что о рыбках он вспомнил не только для того, чтобы отвлечь меня от тяжелых мыслей. Бывает, что шестое чувство и Олега обманывает, но когда от него исходит тревога, я всегда с этим очень считаюсь. Паниковать Олег не станет, но мне дан намек.Я иду в свою комнату, кивком зову Олега, и мы выходим на связь с Левой. Против обыкновения, Лева волнуется, он еле дождался нашего вызова, потому что температура воздуха наверху резко подпрыгнула: два часа назад было минус шесть, а сейчас, сию минуту, столбик поднялся почти что до нуля.- Полундра, чиф!Меня бросает в жар: спусковой крючок взведен! Вот тебе и пресловутое шестое чувство - мы просто несколько часов не смотрели на термометры. Я выпроваживаю Олега проверить готовность инвентаря, а сам звоню сначала в управление, потом Гулиеву, потом администратору "Актау" - Мурата нигде нет. Неужели он плюнул на мои предупреждения?Так и есть, дома и отдыхает, Юлия просит позвонить через полчаса. Впервые в жизни я грубо на нее ору: "Дура, через полчаса он будет отдыхать вечно!" Юлия так ошеломлена, что тут же передает трубку Мурату. Я несколькими словами ввожу его в обстановку и, стараясь не срываться на брань, требую немедленно покинуть дом, отменить всякие вертолеты и любыми мерами держать туристов взаперти. Мое волнение передается Мурату, я слышу, как он кричит: "Юлька, беги к соседям, пусть немедленно выходят! Бабушка, одевай детей!"- Лентяй! - упрекает Жулик. - Ты сделал зарядку?- Сделал, дружище, сделал.Я спохватываюсь, что на моих ногах тапочки, обуваю альпинистские "вибраны" и возвращаюсь в гостиную. За столом молчат - видимо, слушали мой разговор. Мама торопливо разливает чай.- Кушайте, - просит она. - Поешь, Максим... Слышите?- Вертолет, так быстро? - удивляется Надя. - По вашу душу, Алексей Игоревич.- Что ж, удачи вам, друзья. - Алексей Игоревич встает, церемонно целует маме руку. - Надеюсь, в недалеком будущем...Мгновенье мы с Олегом смотрим друг на друга. Это не вертолет! Я хватаю бинокль, бегу в свою комнату, распахиваю окно - и у меня захватывает дух. Четвертая! Я никогда еще с такой удачной точки не видел, как идет гигантская лавина, и наконец-то понимаю, почему в средние века живописцы изображали ее в виде разъяренного дьявола. Со склона Актау, окруженное бурлящими завихрениями, несется огромное белое чудище, поддирая лежащие на пути снежные пласты и опрокидывая их на себя. На большом перегибе примерно посреди склона чудище совершает гигантский прыжок и, резко увеличив скорость, летит вниз. Наверное, именно здесь клубы снежной пыли превращаются в снеговоздушное облако и рвутся вперед, обгоняя и закрывая передний фронт лавины.- Фантастика!.. - бормочет за моей спиной Алексей Игоревич.Секунда, другая - ив комнату будто врывается снежная буря. Снежная пыль обжигает, душит, режет лицо, гремит посуда, звякает битое стекло.- Окно! - кричит мама.На ощупь, вслепую я захлопываю окно.- На выход!