Дело сделано. Быковец шагнул в трюм и отпустил массивный люк. Тот неторопливо захлопнулся под напором воздуха. Ветер утих. Быковец сунул лучемет за пояс — ствол обжигал — и сел прямо на покрытый инеем пол. В трюме было очень холодно, но Быковец весь обливался потом.
Он вытер ладонью лицо и встал. Помещение, вначале просторное, в нескольких метрах от входа сужалось, превращаясь в длинный коридор, стены которого были образованы двумя аккуратными рядами контейнеров. Груз семян, который они везли в Солнечную систему.
Сейчас грузовой трюм отделен от жилых отсеков надежной вакуумной стеной — смотровой палубой, заполненной пустотой.
Дело сделано, но времени терять не следует. Быковец подошел к стеллажам, с натугой снял один из контейнеров. Надавил замок. Крышка откинулась.
Контейнер наполняли крупные желтые семена, похожие на кукурузу. Быковец поднял пистолет.
Короткая вспышка — и содержимое контейнера превратилось в обугленную золу.
Проклятое семя!
Содержимое контейнера. Одного. А всего их — несколько сот. Значит, надо работать.
Снять контейнер — поставить на пол — надавить запор — потянуть спуск…
Быковец взялся за третий контейнер и вдруг уловил сбоку какое-то движение. Обернулся, держа пистолет наготове.
Засмеялся. Это был действительно робот, но коммуникационный. Телекамера на колесах, совершенно неопасная. Впрочем, если ее хорошо разогнать…
Робот летел к нему по длинному проходу между двухэтажными стеллажами. Быковец поднял пистолет. Так. Сперва по глазам. Потом по колесам.
Телекамера завертелась на месте. Волчком. Остановилась.
Он опять повернулся к контейнеру. Снял его, надавил замок. Крышка откинулась.
Еще один ящик, полный обугленной пыли. Быковец потянулся за новым контейнером.
Кто-то захрипел сзади, будто в агонии. Быковец обернулся. В помещении никого не было. Только телекамера, обезображенная лучевыми ударами.
— Шемен, — сказала телекамера незнакомым шипящим голосом. — Прекрати безобразие. Перештань, добром прошу. Учти, я тебя вижу.
Одинокий стеклянный глаз смотрел на Быковца из центра оплавленного ожога.
— Перештань шейчаш же, — повторила камера. — Ты шпятил? Ты меня шлышишь?
— А ты кто? — спросил Быковец.
— Минц, — сказала камера хрипящим, неузнаваемым голосом. — Альберт Минц, вахтенный штурман.
Чудом уцелевший объектив глядел властно, гипнотизировал. Быковец поднял пистолет.
— Не шмей, — прошипела камера. — Перештань шейчаш же!
Быковец тщательно прицелился. Он мысленно видел своих коллег-навигаторов, сгрудившихся сейчас в рубке под черным дулом его пистолета.
— Нет! — ясно сказала камера.
Быковец нажал спуск. Стеклянный глаз затянулся свежим бельмом ожога.
— Шенечка! — шепеляво воскликнула камера. — Перештаньте… Зачем же вам неприятношти? — Она помолчала, потом добавила: — Он шошол ш ума. Интерешно, и где это он доштал шебе блаштер?..
Ствол лучемета все еще смотрел на нее. Быковец опустил оружие. Пусть говорит.
Он повернулся к телекамере спиной.
— Шошол ш ума, — шелестели голоса. — Шпятил. Шумашедший! Шумашедший. Шумашедший…
Быковец откинул крышку контейнера. Проклятое семя! И снова грянула молния, и вновь желтые семена превратились в черную пыль.
Голоса в телекамере затихли. Иногда оттуда доносились слабые хрипы и шорохи, отдельные неразборчивые слова, но Быковец не прислушивался к этим звукам.
Он работал быстро, автоматически — один за другим снимал со стеллажей тяжелые ящики с этикетками «Золото», «Серебро», «Медь», вскрывал их и жег то, что было внутри. Он делал это спокойно и методично, не испытывая чувств героя Брэдбери, для которого «жечь было наслаждением». Ничего такого он не ощущал — только злость в самом начале, когда он себя соответственно настроил. Но злость скоро прошла…
Уже давно люди построили счастливое общество, свободное от денег и эксплуатации. Давно вышли в космос и освоили ближайшие звездные системы. Человечеству не хватало лишь одного — хоть каких-нибудь братьев по разуму…
Так было, пока земные звездные корабли не наткнулись на планету Линор. Человечество обнаружило мир, заселенный, бесспорно, разумными, мирными и трудолюбивыми человекоподобными существами, высшее счастье которых, по всей видимости, заключается в том, что они выращивают каждый свое дерево… И эти очень специализированные голубые и розовые растения дают своим хозяевам продукты питания, ткани, строительные материалы, полезные ископаемые. Они могут извлекать из грунта и аккумулировать в себе любые элементы периодической таблицы и их всевозможные сочетания. И все они обязательно выделяют воздух — громадное количество воздуха…
Растения, производящие воздух, весьма полезны при освоении новых планет. А это то самое дело, которым так давно и с такой любовью занимается человечество. И вот уже желтые семена с Линора несут на Землю красавцы гипертанкеры, братья светоносного «Люцифера». А на Земле вырубаются леса, выкорчевываются светлые рощи, и в нашу родимую землю зарывается это проклятое семя. Мы оплодотворяем свою планету желтыми семенами с Линора и ждем, когда они превратятся в голубые и розовые всходы. И ждать не приходится долго. Они ведь очень неприхотливы и универсальны, эти растения с планеты Линор. Они всегда принимаются, всходят на любой почве, в которую попадают, и всюду цветут пышным и сочным голубым и розовым цветом.
А мы дышим воздухом, которым бесплатно снабжают нас эти замечательные растения…
Бесплатно…
Быковец работал автоматически: снять контейнер — поставить на пол — надавить запор — потянуть спуск…
Голубые и розовые растения, восходящие из этих семян, дают нам металлы, пищевые продукты, одежду и все, что угодно. Прежде всего воздух. Но мы вырубаем наши леса, и вся наше планета становится голубой и розовой. Как Линор…
Быковец снял со стеллажа очередной контейнер. На крышке стояло: «Золото».
Значит, если посадить одно из этих зернышек в землю, оно прорастет, станет деревом и начнет выкачивать из почвы рассеянный в ней драгоценный металл. Оно протянет свои корни куда угодно. Оно генетически запрограммировано на поиски золота, и оно будет его добывать. Будет откладывать его в своих тканях. Потом оно даст семена, и после этого его можно будет срубить, а еще лучше вырвать из почвы вместе с корнями, потому что к моменту зрелости и корни его будут состоять почти сплошь из золота. И все это время — а процесс накопления может продолжаться десятилетиями — оно будет очищать атмосферу, вырабатывать громадные количества кислорода.
Чудо-дерево, облегчающее жизнь человека…
Как бы не так!
Вероятно, все начинается именно с этого. Сколько нужно линорских растений, чтобы выкачать все золото с одного, скажем, гектара нашей терпеливой, но небогатой земли? Одно, максимум… Но в земле, хоть она и бедна, есть и другое. Углерод, азот, кремний — не счесть всего, что можно отнять у земли. Так возникают на ней инопланетные смешанные леса. Каждое дерево сосет из почвы свое, и каждое требует индивидуального ухода. И к каждому ставят по человеку, чтобы ухаживал за деревом, охранял. И реализовал его плоды. Каждый по себе. А что делать тому, кому не достанется своего дерева? Все мы дышим теперь воздухом, которым безвозмездно снабжают нас эти чудо-растения. Мы постигаем точную науку обмена и становимся все больше не от мира сего, а от мира того — от Линора с его голубыми и розовыми красками. Нам становятся все ближе и все понятнее его обитатели, которые выращивают каждый свое дерево и затем обмениваются плодами. И мы становимся совсем другими людьми…
Быковец потянулся к стеллажу за следующим контейнером. Тот стоял высоко, на втором этаже, и скафандр, скользнув штанинами по плечам, с шелестом упал на пол: Быковец не заметил, когда на груди развязался узел. Он наклонился за скафандром и внезапно ощутил слабость в коленях. Ноги устали. Казалось бы, ничего особенно не делал, но очень долго стоял на ногах. Слишком долго для человека, приученного к сидячей жизни. Приученного сидеть и не рыпаться…
Он оглянулся назад, на плоды своих сегодняшних трудов.
Рядом с опустевшими стеллажами тянулся извилистый ряд ящиков, наполненных пеплом. Довольно много уже, не вдруг сосчитаешь.
Он закрыл очередной ящик, опустился на его крышку и некоторое время сидел расслабившись, отдыхая. Потом натянул скафандр, предварительно переложив ключи в его левый нагрудный карман.
Скафандр был легкий, почти не стеснял движений. Мягкий шлем свободно висел за плечами, подобно капюшону дождевика.
В трюме стояла тревожная тишина. Хрипящая телекамера осталась позади, затерявшись среди ящиков с черной пылью, и до ушей Быковца уже не доносились звуки, которые она издавала. В той стороне извивался неровный ряд вскрытых и обработанных ящиков; впереди, справа и слева, насколько видел глаз, тянулись двухэтажные стеллажи, залитые белым искусственным светом. Быковец занимался пока правым рядом, но продвинулся не более чем на одну десятую часть пути до конца трюма.
Пройдено 10 процентов пути. Даже пять, если учесть дорогу назад с работой в левом ряду. И неизвестно, что ждет впереди. План трюма Быковец знал: приблизительно 150 метров сплошных стеллажей, посередине слева воздушный тамбур, еще один выход из корабля, а в конце — титановая стена, отгораживающая грузовой трюм от энергетического сердца корабля — реакторного зала. Но неожиданность может подстерегать на каждом шагу. А их все еще оставалось примерно две сотни. Например, роботы, охраняющие реактор. Где они? Неужели руководство предусмотрительно упрятало их за бронированные двери?..
Да, настало время осмотреться. Зачем уподоблять себя страусу, сунувшему глупую голову в желтый песок? Но главное, конечно, не это.
Быковец поднял излучатель, посмотрел на счетчик заряда. Тот стоял на нуле. Даже так. Быковец прицелился в один из контейнеров и нажал на спуск. Ничего не последовало. Он бросил использованный инструмент в кучу пепла. Стало совсем неуютно. Пора. Небольшая прогулка не повредит.
Он медленно и осторожно, всматриваясь вперед, шагал по пустому узкому коридору, образованному двухэтажными стойками. Неудачно получилось, но будем надеяться на фортуну. Почти невесомый скафандр согревал лучше меховой шубы. Красочные этикетки на ящиках били в глаза, как афиши с рекламных щитов: «Уран», «Платина», «Нефть»…
Стеллаж слева наконец прервался. Короткое ответвление в нескольких метрах завершалось закрытым люком воздушного шлюза.
Дверь была точной копией той, за которой совсем недавно — а кажется, миновали сутки! — Быковец при содействии старшего штурмана Петрова обзавелся скафандром и пистолетом. Стандартизация! Он достал ключ из кармана скафандра.
Одинаковые двери — если они по-настоящему одинаковы — всегда открываются одинаковыми ключами. Стандартизация! Все воздушные шлюзы «Люцифера» и других гипертанкеров можно открыть одним и тем же ключом. Один ключ для всех трюмов, один для всех тамбуров, один для всех реакторных залов…
Быковец повернул ключ. Дверь распахнулась.
Внутри тамбур выглядел неотличимо от того, коридорного. Стандартизация! Такие же скафандры, баллоны с воздухом, точно такие же лучеметы…
Быковец запихнул за пояс четыре пистолета в футлярах и взял в каждую руку по мощному длинноствольному излучателю. Тяжелые, с хорошим ресурсом. Он вышел из тамбура, прикрыл за собой дверь. На ключ запирать не стал — к чему? Все равно он здесь один и еще долго будет один.
Он осторожно выглянул в коридор. Пусто. Ну что ж, момент они упустили. Другого, видимо, не представится. Но он пока не пошел дальше по проходу, ведущему в кормовую часть «Люцифера», к реакторному залу и роботам-стражникам, а вернулся назад, на свое место. Громадные горы пепла произвел ты сегодня, Семен Быковец. А что будет, если попробовать для интереса не желтые семена сеять в землю, а удобрять ее этой черной линорской пылью?
Быковец поставил оба ружья за ящики с семенами. Положил рядом два излучателя в футлярах. Посмотрел и одобрительно улыбнулся: хорошо замаскировано, чужой не найдет. «Да от кого ты их прячешь? — мысленно выругал он себя. — И вправду «шпятил», Семен Быковец…»
Освободив оставшиеся два пистолета от футляров и сунув их за пояс, Быковец пошел дальше, пересчитывая стерилизованные ящики. Сорок две штуки. Не так много, но и немало. Во всяком случае, начало положено, и не такое плохое.
— Семен Павлович! — произнесла вдруг изувеченная телекамера (а он-то и думать забыл про нее) ясным голосом главного штурмана. — Отзовитесь, призываю в последний раз. Я — Веденский, ваше непосредственное начальство.
Быковец удивленно посмотрел на коммуникационного робота. Неужели этот примитивный автомат способен к регенерации? Тогда нужно держать ухо востро. Впрочем, восстановить электронные цепи нетрудно. Гораздо легче, чем развороченное шасси. Так что волноваться пока преждевременно…
— Здравствуйте, Борис Григорьевич, — вежливо сказал он. — Давно не слышал вашего голоса.
— Не лгите, вы слышали его десять минут назад, — сказал Веденский. — Но не будем напрасно спорить. Семен Павлович, я ожидаю, что вы объясните нам смысл своих бессмысленных действий. Для чего вы заперлись в грузовом трюме? На каком основании вывели из строя два дорогостоящих механизма и нарушили герметичность обзорно-смотровой палубы? Как могли осмелиться поднять оружие против ваших товарищей, с риском для жизни пытавшихся вам помешать? Наконец, почему вы не откликаетесь, когда к вам обращается старший по званию? Что означают все эти неслыханные нарушения устава и дисциплины? Я требую объяснений.
— Вероятно, Борис Григорьевич, — коротко сказал Быковец, — они означают, что я действительно помешался. Моими помыслами овладели демоны зла, и я решил уничтожить груз. Надеюсь, вас удовлетворило мое объяснение?
— Не лгите, — внушительно произнес Веденский. — Перед тем как связаться с вами, я консультировался у специалистов. Врачи утверждают, что состояние вашего физического и психического здоровья не вызывает у них ни малейших сомнений. Вы здоровы как бык, Семен Павлович, и учтите: это зафиксировано в соответствующем документе. Почему вы молчите?
— Со специалистами спорить трудно. Но я уже высказался.
— Мне кажется, вы просто забыли, кто вы такой, — продолжал Веденский — Вы штурман, Семен Павлович. Вас шесть лет обучали тонкому искусству доставлять груз точно по адресу. Планета тратила на вас время, силы и средства. Но чем вы платите за добро? Что вы делаете вместо благодарности? Что делаете вы на складе, да к тому же еще и с оружием?.. Отвечайте, я вам приказываю!..
— Прошу вас, не расходуйте энергию попусту, — сказал Быковец. — Я решил уничтожить все, что смогу, и не собираюсь отвечать на ваши вопросы. Извините, Борис Григорьевич, я сейчас занят.
— Вас будут судить, — произнес Веденский.
— Пусть, — сказал Быковец, — Только не пытайтесь подослать ко мне роботов. Здесь хороший обзор, и я вооружен.
Телекамера опять омертвела. Вероятно, рубка временно отключилась. Из динамика уже не слышалось ни речи, ни приглушенных голосов, ни даже обычных шумов, тресков и шорохов.
Значит, война объявлена обеими сторонами. Но, чтобы спокойно работать, нужно обеспечить себе тылы.
Быковец опять пошел в глубину склада, зорко вглядываясь вперед. Нигде никакого движения. Вероятно, стража действительно отсиживается за стенкой.
Он шагал мимо ящиков, наполненных обугленной пылью. Порядок безнадежно нарушен. Когда он пришел сюда, все стояло по струночке, как уложили еще в порту роботы-грузчики — те самые, что сейчас охраняют реактор. Любопытная операция — загрузка транспорта на Линоре. Порт выглядит так, словно ты оказался дома. Все оборудование и впрямь изготовлено на Земле. Земля поставляет его линорцам в обмен на желтые семена. Тонкое искусство торговли, уже освоенное в деталях инициативными и способными учениками…
Во второй раз за сегодняшний день Быковец поравнялся с тамбуром. Свернул из главного коридора, подошел к люку, потянул дверь. Дверь не поддалась. Он смотрел на нее в недоумении — отчетливо помнил, что не запирал ее, когда уходил. Он сильнее подергал дверь. Она не поддавалась. Тогда он достал ключ из нагрудного кармана, вставил в замочную скважину.