— Позови, если надо потереть спинку, — огрызнулась она и получила в ответ взгляд столь огненный, что чуть не спалил ее.
— Не играй с огнем.
Судя по пламени, струящемуся по ее жилам, она уже ступила на опасную дорожку.
— Мои условия вроде ясны, — сказала она. — Не смейся надо мной, и твои губы… и твоя спина… в полной безопасности.
— Прости меня, amiira, я забыл свое место. Я считал, что шучу, а оказалось, что я смеялся над тобой. Тысяча извинений.
И удалился.
— Может, я тоже шутила! — крикнула она вслед, но единственным ответом был удар захлопнувшейся двери.
Челси поняла, что вся трясется. И как дошло до такого?
Она никогда не была сильна в химии, но тут сознавала, что в воздухе между ними идет какой-то химический процесс. Надо только помнить: химия — наука деликатная. Для взрыва иногда достаточно самой малости.
Рэнд абсолютно прав: с огнем играть не стоит. Наверно, прав он и в другом. Может, у нее и есть замашки принцессы — воспринимать вещи слишком серьезно, слишком быстро обижаться.
— Ненавижу самоанализ, — напомнила она себе. — У меня всегда болит от него голова.
Раздевшись и войдя в душ, Рэнд обнаружил, что Челси использовала, почти всю горячую воду. Конечно, принцессе никогда не приходило в голову, что чего-то может не хватать, и уж точно на земле нет ничего, что она не могла получить.
Эта мысль не сулит ему ничего хорошего, учитывая желание, замеченное им в ее глазах!
Вода лилась чуть теплая, а потом и вовсе пошла холодная, но Рэнд был даже доволен. Пусть слегка охладит его злость, не говоря уже о других вещах, что едва не вышли из-под контроля после ее угроз.
— Слабак, — ругал он себя. Нет, даже не то слово. Ничего ему не хотелось больше, чем преодолеть небольшое расстояние между ними и зацеловать ее до бесчувствия.
Рэнд тихо выругался. Как он устал!.. И Камерон не сообщил ничего хорошего.
Расследование выявило вероятного подозреваемого. Люди Камерона были почти уверены, что письма написаны уборщиком, работающим в калифорнийской квартире. Этот человек, Бертон Джонс, должен был явиться на работу к четырем, но исчез. Жил он с матерью, та не знает, где сын. Она сказала, что он ушел на работу в три, как обычно. По крайней мере у Джонса не было времени добраться до Виргинии.
Может, потому Рэнда так взбесили ее намеки на поцелуи. Должно быть, неосторожная Челси была слишком мила с тем парнем. Возможно, делала игривые замечания о том, что поцелует Бертона… Пускала в ход свое немалое женское очарование, не понимая, как может воспринять ее выходки этот человек.
Использовать свою красоту как оружие — так и нормального человека можно довести до крайности. Рэнд убедился в этом на собственном опыте. Следовало бы расспросить Челси об уборщике — о каждой фразе, даже случайной. Джейкоб Кинг все еще настаивает, чтобы его дочь ничего не знала о грозящей ей опасности. Хочет защитить Челси, заботясь не только о ее физическом здоровье, но и о душевном спокойствии.
— А ведь этот тип лишь один из нескольких, — сообщил Камерон. — Журнал «Мьюз» обещал миллион долларов за ее снимок в обнаженном виде. Некий ненормальный добыл ее волосы, сделал анализ ДНК и теперь уверяет, что он ее давно потерянный кузен.
Рэнд попытался решить, кого из них он бы убил в первую очередь. Но разве сам он лучше этих людей? Если один только взгляд на ее губы вызывает у него целый рой похотливых мыслей?..
Он выключил холодную воду, обернул вокруг бедер полотенце и выглянул наружу. Было слышно, как внизу что-то падает, а Челси при этом проклинает помидоры.
Он оделся и, глубоко вздохнув, отправился обратно в кухню. Ее так называемый салат в громадной миске украшал центр стола. Головка латука, разрезанная части на четыре. Под ним серьезно травмированные помидоры. Выглядело так, словно она пыталась резать их деревянной ложкой. Цельные корни сельдерея украшали края миски.
Сама Челси стояла у раковины, спиной к нему.
— Челси?
Она быстро обернулась.
— Я хочу извиниться. Мне не следовало так говорить с тобой.
Челси покраснела.
— Ничего. Мы оба слишком устали, наверное.
— Вряд ли это может служить оправданием.
Она подняла на него глаза. Полотенце в виде тюрбана до сих пор украшало ее голову, но некоторые непокорные серебристые пряди — он опять поразился их цвету — выбились и теперь игриво обрамляли лицо. Она сдула мерцающую прядь с глаз.
— Ладно, ты прощен. Теперь счастлив?
— Да, — ответил Рэнд, сознавая, что все не так просто. Есть единственная вещь на свете, которая сделала бы его счастливым. И, как часто в жизни, именно эту вещь он получить не мог.
Он вынул разогретый пирог из духовки, а она достала из раковины то, что там мыла. Редиска. Челси положила ее в миску с салатом, поверх помидоров, поверх всего.
Пока она атаковала пирог, Рэнд попытался найти дипломатический подход к салату.
— Ешь ты с аппетитом, не характерным для пациента клиники пищевых расстройств, — заметил он.
— У меня нет никаких пищевых расстройств!
— Несомненно. Тебя раздражает, что о тебе ходят такие слухи?
— Сегодня утром еще как раздражало! Но сейчас я чувствую себя другим человеком.
Он вынул латук из миски и неуверенно повертел в руках. Зная, что за ним наблюдают, положил его в тарелку и раздвинул листья. Кое-где проглядывала земля…
— В каком же смысле ты стала другим человеком? — спросил он, откусывая кусочек латука. Есть овощи с песком ему уже доводилось.
— Сегодня я задумалась о многих важных вещах. Знаешь, о каких?
Он медленно жевал латук.
— Нет. О каких?
— Я не хотела сюда ехать. А тетя могла бы умереть, если б мы не приехали в Фаревелл. Не удивительно ли?
Он кивнул, не понимая, куда она клонит.
— Бывает, что все иногда складывается удивительно правильно. Одно неожиданно подходит к другому.
Что именно она имеет в виду? Не его ли и себя? Но это сочетание настолько немыслимое!.. К счастью, он воздержался от вопросов.
Она положила себе салат. Взглянула на латук и жутко побледнела. Отпрянула назад, стул опрокинулся, и Челси упала на пол. Вскочив, он подбежал к ней, подхватил, прижав к себе раньше, чем успел понять, что делает.
— Ты в порядке?
— Кажется, локоть поцарапала.
Он повернул ее руку. На локте красовалась громадная красная царапина. И Рэнд сделал то, что поклялся не делать.
Поцеловал ее. Поцеловал царапину на локте. Она выставила свой намазанный йодом палец, и он поцеловал его тоже.
— В латуке был жук, — сказал голос Челси откуда-то издалека. И прибавил: — Фу! — Протянула руку и дотронулась кончиками пальцев до его губ.
Если они останутся в таком положении, она его поцелует. Он не должен допускать такого. Но силы любого человека не беспредельны…
— Не тревожься о маленьком жучке, — прошептал Рэнд. — Порой у меня на обед только они и были… — Он осторожно отпустил ее. — Ты в порядке?
Она кивнула.
— Я очень устала.
Ее губы дрогнули, и он подумал: «Если она заплачет, мне конец».
Но она не заплакала. Она очень быстро заморгала, а потом объявила:
— Я иду в постель.
Очень хорошо! Замечательно. Он приказал себе не говорить ничего, что может задержать ее уход.
— Спокойной ночи, kariima.
— Что это значит?
— Что-то вроде принцессы. — Эта было не совсем правдой. Kariima значит нечто благородное, ценное, дорогое. Все то, чем она постепенно становилась для него и в чем Рэнд не желал сознаваться.
После ее ухода Рэнд прибрал на кухне. Взглянул на часы и включил телевизор. Два черно-белых канала, в одном как раз «Знаменитости сегодня».
— Челси Кинг не в клинике О'Хара.
Он подобрался.
— Челси Кинг в Фаревелле, штат Виргиния.
Заявление сопровождалось нечетким снимком с сотового телефона, на котором он сопровождал Челси по ступеням больницы. В камеру попал ее профиль.
— Нам неизвестно, кто ее новый приятель, но мы будем держать вас в курсе. И это все на сегодня.
Он выключил телевизор. Черт, черт, черт! Надо бы просмотреть папку, но сегодня он слишком устал. А вот что обязательно следует сделать, так это позаботиться о безопасности. Он закрыл все двери. В качестве дополнительной меры безопасности взял коврик и положил его перед дверью заднего хода. Бенджамин печально поглядел на свое старое привычное место, потом угрюмо протрусил к коврику у двери. Отлично! Сдвинуть йоркширскую свинью будет не просто. Переднюю дверь Рэнд забаррикадировал кушеткой. Так, выходы перекрыты.
Даже не сняв рубашку, он упал на кушетку и через тридцать секунд спал.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Челси казалось, что она едва уснула, как ее начали трясти за плечо.
— Sabah al-kheir, — произнес Рэнд. — Доброе утро.
Челси открыла глаза, но ощущение такое, что она все еще спит. Рэнд у ее кровати. Воин, присутствие которого в ее спальне и грозное, и успокаивающее одновременно. И в этот хрупкий момент между сном и бодрствованием, когда ее собственная защита еще слаба, она подумала: каково это — быть женщиной, получающей его улыбку, обнаруживающей за его силой нежное сердце?
Предательская мысль — под стать мысли его поцеловать. Каково просыпаться рядом с таким человеком? Делить с ним его мир, который шире, глубже и ярче ее собственного? Глупые мысли, но сердце порой бывает глупым — в те моменты, когда разум еще не совсем пробудился…
— Sabah al-warada, — сонно проговорила Челси. Наградой ей стал удивленный и радостный взгляд Рэнда. Он потянулся к ней. Девушке показалось, что сейчас его ладонь коснется ее щеки, но он отпрянул, так и не успев дотронуться до нее. Встал и поспешно направился к двери.
— Проснулась?
Она кивнула.
— Кур я покормил, — сказал он, — но если мы собираемся готовить суп, то пора приступать.
— Который час?
— Почти семь.
Семь утра! И она, Челси Кинг, обычно не встававшая раньше одиннадцати, собирается копать картошку! Мало того, она в предвкушении этой работы! С ним…
Челси тут же напомнила себе о его вчерашнем строгом предупреждении. Они никогда не будут целоваться, он ей не игрушка. Но сразу после этих слов извинился и поцеловал ее. Пусть не так, как ей хотелось бы, но все же поцеловал! И ее царапину на локте, и поврежденный палец. Следовательно, нарушил свою клятву о поцелуях через какие-то несколько минут. Так что, может, мистер Рэнд Пибоди не столь уж силен и не так уж строг, каким пытается себя изобразить?
— Так какая разница между sabah al-warada и sabah al-kheir? — спрашивала она немного погодя, разбираясь с крупами, имевшимися в распоряжении тети.
Она сидела за столом напротив Рэнда. Сегодня на нем были защитного цвета шорты и майка. Ноги длинные, мускулистые и загорелые. Выглядел он потрясающе, ситуация складывалась довольно интимная — они совсем одни на ферме, завтракающие как пара. Он даже читал газету.
— Откуда ты взял газету? — спросила она, раз уж ее первый вопрос он решил проигнорировать.
— Ее положили в почтовый ящик у ворот. Sabah означает утро, — пояснил он чуть ворчливо, словно утро в принципе не заслуживало его одобрения. — Al-warada — утро роз. — Кажется, он слегка покраснел за своей газетой? — А второе — утро благополучия. Обычным ответом и на то, и на другое приветствие должно быть sabah an-nur — утро света.
— Sabah an-nur, — повторила Челси. — Где ты научился арабскому?
— В тюрьме. — Такой ответ — лучший способ завершить беседу.
— Уточнить не хочешь?
— Нет.
— Отец наверняка не нанял бы для моей охраны бывшего каторжника, — с сомнением протянула Челси.
— Я не говорил, что был каторжником. — Он поднялся и хлопнул ее газетой по ноге. — Пошли?
Она последовала за ним в сад, но даже если он и подозревал, что она отыскивает наколки на его спине, то никак того не показал. Бенджамин следовал за ним шаг в шаг, словно верная, пусть и излишне крупная собака. Наконец все трое остановились и уставились на громадный огород.
— Ты знаешь, как выглядит картошка? — спросила она.
— Круглая? Коричневая? — поддразнил он. — Иногда красная?
— Я имею в виду растение!
— Я знаю, что ты имела в виду. Не хочется признаваться в своем невежестве. Меня воспитывали не для возни со столь приземленными вещами, как огороды.
— А для чего тебя воспитывали? — спросила она, наугад попробовав копнуть землю под каким-то кустиком. — Свекла нам нужна?
— Свекла? Не помню, чтобы твоя тетя о ней упоминала, но, по-моему, в суп она годится.
— Отлично. Так для чего, говоришь, тебя воспитывали?
— Я ничего не говорю.
— Слушай, покровы тайны все равно постепенно слетают. Можешь рассказать мне, где ты рос. Обещаю, что в дальнейшем не использую против тебя полученные сведения.
Он попытался улыбнуться и потерпел неудачу.
— Хорошо, мисс Шпион. Я рос на военных базах, то внутри страны, то за границей.
— Я не шпион! Просто пытаюсь быть воспитанной. Проявить интерес к тебе. А где за границей?
— В Германии. Японии. Англии.
— И ты на всех этих языках говоришь?
— Насколько мне известно, английский у меня терпимый.
Она швырнула в него комком земли, и он проворно отступил в сторону.
— Сколько же языков ты знаешь?
Рэнд округлил глаза, давая понять, что его мнение о ней, как о мисс Шпион, остается в силе. Но ответил:
— После того как ты освоишь один иностранный язык, с другими уже проще. Я свободно говорю на пяти языках и поверхностно знаком еще с некоторыми.
Челси вытащила из земли громадную свеклу. О мистере Пибоди можно узнавать новое до бесконечности.
— А читать и писать на них умеешь?
— Условно.
Она вздохнула. Мир, закрытый для нее. Она и по-английски читает и пишет с трудом. Он умен, а она нет — серьезное препятствие для романа.
Романа? Неужели она действительно рассматривает возможность романа с ним? По спине пробежала дрожь, когда она осознала, что действительно.
— Я нашел картошку, — сказал он.
Не гони лошадей, сказала она себе. Ты не знаешь его толком. Не знаешь, нравится он тебе или нет. Может, это лишь переживания глупой школьницы, заглядевшейся на человека значительно опытнее себя.
Не здесь ли секрет его привлекательности? Он другой. Уникальный. Сильный в том, с чем ей никогда не приходилось сталкиваться. Рядом с ним она особенно остро чувствовала свою женственность, даже без макияжа, нарядов от знаменитых кутюрье и вспышек фотокамер.
Она подошла к нему. Рэнд копнул и вытащил из земли целую кучу готовой картошки! Нелепо видеть тут чудо, но Челси упала на колени и начала торопливо вытаскивать картофелины из земли.
Рэнд присоединился к ней. Тут были большие картофелины, и маленькие, и такой странной формы, что оба хохотали при виде их. И каждый раз, когда казалось, что больше в ямке ничего нет, попадалась еще одна.
— Похоже на поиск кладов, — сказала Челси, когда он наконец переместился к следующему кусту, а она поднялась с колен, отряхивая с них землю.
— Вот так сюрприз! — хмыкнул Рэнд.
— Что за сюрприз?
— Челси Кинг считает, что копать картошку похоже на поиск сокровищ.
— Но ведь правда так!
— Знаешь, чему научила меня жизнь?
— Чему? — Челси была счастлива, что он обращается к ней не как к объекту своей работы, а просто как к человеку.
— Сокровище всегда там, где ты меньше всего надеешься его найти, и самые бесценные дары — это самые простые вещи. Луч солнца на твоем лице, звуки музыки, неожиданная улыбка…
Она улыбнулась ему, потому что его броня наконец исчезла, совсем. Наконец он показал ей какую-то часть себя, настоящего. У Челси аж дух захватило.
— Так что мы поместим на первое место в списке твоих бесценных даров, Челси? — Он стоял, опершись о лопату, и пристально глядел на нее.
— Копание картошки, — сказала она, внезапно испугавшись того, что может открыть ему настоящую себя.
Он не позволил ей так просто соскочить с крючка.