К четвергу Рытов решил, что лежать дальше в этом зоопарке смысла нет. Конечно, опасности здесь не было, но и покоем даже не пахло. В отделении постоянно гремели ходунки и палки, шумели больные, сплетничали сиделки, перекликались медсёстры. Оставалось только догадываться, каково Дану в этой какофонии. Рытов созвонился с блатным врачом, посоветовался с Пашкой и пошёл к заведующему отделением.
– Сколько дней лежит? – листал историю болезни бровастый зав.
– Завтра десять.
– Приём лекарств в домашних условиях обеспечите?
Рытов приободрился. От перспективы свалить даже спина перестала тянуть.
– Всё, что надо, – закивал он.
Зав что-то чиркнул на бланке и протянул его Рытову.
– Пусть лечащий врач готовит выписку с назначением. На осмотр привезёте на следующей неделе, нужно снимок повторить. Дома кто будет следить?
– Я.
– Ну смотрите.
Зав кивнул с видом человека, который сделал, что мог. Рытов, не веря в такую лёгкую победу, поскакал искать врача.
Они выкатились в большой коридор возле лестницы. Дан покрутил головой, прислушался.
– Тут никого нет, – правильно понял его Рытов.
После новости о выписке Дан окончательно притих, а спустя час попросил «проветриться». Рытов присел напротив кресла-каталки на корточки. Откашлялся, чтобы Дан смог понять его местоположение. Тот откинул со лба совсем отросшую чёлку и решительно вздёрнул подбородок.
– Олег, ты же понимаешь, что никаким образом не виноват в том, что со мной произошло?
Рытов поморщился. Похоже, Дан собирался выяснить то, что выяснять не хотелось. Оставалось петлять.
– Это ты к чему?
На минуту лицо Дана стало таким, каким Рытов его помнил по офису: сосредоточенным, безэмоциональным. Серые глаза смотрели мимо Рытова, но взгляд был уверенным и жёстким.
– Я не понимаю, зачем мне ехать к тебе домой. Ты очень поддержал меня в больнице и сделал больше, чем я мог бы ожидать от коллеги, даже друга. Но твоя идея насчёт моего переезда ставит меня в тупик. Что мы этим решаем?
Ах ты рожа аналитическая. «Что решаем». Решил расписать все условия и требования? Да пожалуйста, сейчас всё обоснуем, хуле!
– Моя задача – твоё выздоровление. Компетентные специалисты считают, что правильно подобранные медикаменты и полный покой дадут лучший шанс. Пребывание здесь может тормозить процесс восстановления, а оставить тебя дома одного – прямой путь к усугублению твоего состояния. Теперь скажи мне, что предпочтительнее: создать тебе все условия без напряга для меня и, возможно, решить проблему в ближайшее время, или неделями мыкаться, обрекая тебя и меня, как твоего работодателя, на продолжающиеся проблемы?
Рытов почувствовал, как краснеет. Он врал и манипулировал. И Дан не мог этого не понимать. Рытов умолчал о самом главном. А Дан молчал, будто раздумывал, хочет ли он это понимать. Словно божий промысел, в коридор приковылял какой-то несчастный с сиделкой и невнятно заругался на неё за что-то. Дан поморщился от громкого неразборчивого воя и опустил голову. Рытов тихо выдохнул, взглянув куда-то в высокий побелённый потолок.
– Я приеду! – судя по звуку в трубке, Пашка успевал что-то резать, препираться с Рытовым и транслировать новости пришедшему на кухню Нодари.
– Зачем ты нам там нужен? – вяло отбрёхивался Рытов, дожёвывая обрыдший шоколадный «пикник». – У тебя пароварка есть? Что это вообще?
Получив согласие всех сторон, Рытов приступил к активной подготовке. Изучил процесс проведения внутримышечных инъекций, попросил распечатать «диетический стол».
– Мне сказали: всё на пару, без соли.
Дан уже лёг спать, и он выскочил к автомату перекусить.
– Есть, мы привезём, – продолжал напрашиваться Пашка. – Могу суп привезти из цветной капусты. Постный, – и уже Нодари: – Завтра выписывают.
– Нет уж, я лучше заеду к вам по дороге.
– Нет, а чего ты боишься? Мы же не будем его щупать! Тут все приличные люди.
Рытов засмеялся, впервые за последние дни. Как же ему повезло с Пашкой…
– Иваныч, давай не завтра, а? Он и так весь на иголках, ну какие гости?
– Ладно. Тогда заезжай завтра, мамочка. Я тут приготовлю вам, на вынос.
Рытов тихо вошёл в палату. Дан лежал, равномерно дыша, вроде уснул. Уложив свои одеяла, и он умостился, протянул руку, прикасаясь к его пальцам. Так и спали.
========== Глава VII ==========
К выписке Рытов уже захотел положенного Дану успокоительного. Пока подписал все бумаги, получил все назначения, договорился на въезде насчёт машины, солнце уже начало двигаться к горизонту. Дан сидел на кровати, свесив ноги, готовый встать в любой момент. Собранный пакет с барахлом лежал рядом.
Выруливая на Садовое, Рытов выдохнул. Желудок подводило от голода, голова разболелась, но настроение было боевое. Дан пошарил рукой по двери, нащупал кнопку стеклоподъёмника.
– Не помешает? Уже совсем лето.
Он опустил стекло до упора, поднял лицо к солнцу. Машины с гулом проносились мимо, где-то вдалеке тарахтел отбойный молоток, выла служебная сирена. Они сделали крюк к Пашке, у подъезда топтались оба. Рытов пообещал вернуться через минуту и выскочил из машины.
– Алеко, какой хорошенький! – щурился Пашка на открытое окно. – Так, здесь котлеты, здесь гречка. В банке суп, видишь? Здесь пароварка, я тебе сбросил видео, как в ней готовить. Ты помнишь, что физические нагрузки запрещены?
– Никаких оргазмов, – пояснил Нодари, и оба закивали.
Рытов забрал пакеты.
– Мужики, спасибо вам, – сказал сердечно. – Правда спасибо. Что бы я без вас делал.
Нодари зачем-то полез обниматься, чуть не перевернув Пашкину гречку в пакете. У дороги бибикнул заблокированный рытовской машиной автомобилист. Пашка изобразил напоследок ладонью телефонную трубку.
– Тут нам подогнали харчи на первое время, – Рытов решил как-то оправдаться, что оставил Дана одного в машине и усвистал не пойми куда. И хотя тот ничего не спрашивал, зачем-то добавил: – Это тот друг, который телефон невролога достал.
– Передай ему спасибо. Он у тебя очень заботливый.
Рытов покосился на Дана. Он на что-то намекнул? И опять зачем-то полез с объяснениями в стиле огородной бузины и киевского дядьки:
– Да, они у меня молодцы. Пашка готовил, а Нодари врач.
Дан что-то угукнул и откинулся затылком на подголовник. Рытов решил рулить молча.
От машины до квартиры добирались минут двадцать, не меньше. Легче было взять Дана на руки и просто донести. На каждом шагу были опасности: бортик тротуара, бетонная клумба посередь площадки, ступенька крыльца, открывающаяся наружу подъездная дверь. Хорошо, что Рытов предусмотрительно оставил все вещи в машине, – свободных рук не было. Вести под локоть было опасно, Дана надо было держать крепко. То ли от дезориентации, то ли от сотрясения, его порядком штормило. Они шли медленно, шаг за шагом, и показалось, что Дан сейчас психанёт. Он крутил головой, тяжело дышал, кусал губы. В подъезде к аттракциону подключилась консьержка Роза. Она мельтешила, придерживала двери, расспрашивала и докладывала про свою ушибленную тётку по отцу, а в конце сказала «помогай бог». Как ни странно, Дана она отвлекла.
– Какая активная.
Рытов хмыкнул и рассказал реальную историю, как Роза где-то раздобыла волнистого попугая, но тот вырвался из её каморки и несколько дней скитался по этажам. И только когда беглец был пойман, сосед с пятого признался, что видел его у себя на этаже, но молчал, решив, что перебрал накануне. Дан недоверчиво нахмурился, но заулыбался.
– Добро пожаловать, – Рытов завёл Дана в прихожую и закрыл дверь.
Взяв гостя за руку, он касался ею всего, о чём говорил.
– Это вешалка, под вешалкой тумба. Дальше стенной шкаф.
Дан всё вдумчиво трогал, а Рытов смотрел под ноги, чтобы тот не споткнулся о случайно валявшийся ботинок.
– Справа у нас дверь, вот косяк. А слева, – он потянул Дана в другую сторону. – Слева ванная с туалетом. Впереди кухня.
– Переобуться надо, – Дан затормозил в коридоре, и Рытов вспомнил, какая была чистота в маленькой квартирке на Анадырском.
– Раз надо, значит, переобуемся, – согласился он.
Через какое-то время с непривычки в горле стало першить. Рытов говорил и говорил, а Дан слушал. Они помыли руки, общупав всё: мыло, вентили и полотенца. Изучили туалетный бачок, потрогали змеевик на стене. Затем переместились в комнату. Кровать, тумбочки, телевизор, компьютерный стол, кресло – всё было зафиксировано на оговорённых местах. Для снятия вопросов Рытов подчеркнул, что кроватей в комнате две. Дан кивнул молча. Включив на компьютере радио, Рытов собрался спуститься к машине за вещами. Перед уходом Дан попросил его набрать мамин телефон. Рытов подождал, когда та возьмёт трубку, и вышел из квартиры. В душе царило умиротворение. Самое страшное казалось позади.
Пашкины котлеты были пресноваты.
– Наверное, диетические, – предположил Рытов, пробуя кусок.
– Очень вкусные, – вежливо похвалил Дан.
Решив пока не рисковать с вилкой, котлету он откусывал так, завернув в лист салата.
– Как мама?
– Я ей не сказал пока.
– Да, пока не надо.
Рытов настругал себе бутеров с отрытыми в холодильнике ветчиной и сыром, налил кофе. Дан повёл носом, принюхиваясь к запрещённому для него пойлу. Рытову стало неудобно.
– Я тебе чай с лимоном, ага?
Дан кивнул, а Рытова вдруг осенило – когда-то, казалось, миллион лет назад, он представлял Дана на этом самом месте! Как что-то несбыточное и светлое, как мираж. Рытов даже опустил бутерброд на стол. Дан перестал жевать, что-то почувствовав. Хотелось сказать «как хорошо, что ты здесь». Или «теперь всё будет хорошо». Но это было бы идиотски неуместно. В кармане запиликал телефон новым сообщением, они оба вздрогнули.
– Точно. Я Янычу задание по авторизации обещал до вечера, – вспомнил он, глядя на дисплей.
Дан кивнул, закинул в рот остатки котлеты и, нащупав рядом салфетку, сказал:
– Читай, какие там требования.
В ванной Дан самонадеянно заявил, что он сам. Даже показательно отрегулировал воду и включил-выключил душ. Рытов приволок с балкона кем-то подаренный, но ещё не распакованный ворсистый прорезиненный коврик. Положил полотенце на стиральную машинку, чтобы не тянуться. Мыло и шампунь решил просто свалить в раковину, там точно нащупает. Извиняющимся тоном предупредил, что дверь оставит приоткрытой, чтобы слушать. Когда Дан позвал его по имени, рванул внутрь, будто спасатель. Тот стоял уже практически сухой, в полотенце вокруг бёдер.
– Мне бы побриться, – сказал он и, словно оправдываясь, пощупал порядком отросшую щетину. – Чешется.
Когда выяснилось, что электробритвы в доме нет, а только станок, Дан спросил почти с вызовом:
– А ты не поможешь?
Рытов сказал «о», потом «э», потом «оке-э-эй», а про себя подумал «да что ж ты со мной делаешь». Он зашёл в ванную, футболка от пара сразу потяжелела.
– Так… Ты, наверное, сядь, – и он аккуратно потянул Дана к закрытому унитазу, – сюда. Не холодно?
Дан промычал отрицательно, но шмыгнул носом. Рытов снял с гвоздя своё полотенце и набросил тому на плечи. Нетвёрдыми руками взял баллон с пеной для бритья, выдавил шарик. Чтобы не молчать, спросил, не кружится ли у Дана голова. Тот ответил «нет», а Рытов сказал «ну, после душа, мало ли», и они замолчали. Словно издеваясь, из радио в комнате заволвяжила «Color of the Night».
Идея с посадкой на унитаз была неудачная – лицо Дана было как раз на уровне рытовского… хм, живота. Он пытался и так и эдак и в результате встал перед Даном на колени, так они хотя бы более-менее сравнялись в росте. Рытов аккуратно вёл полоску за полоской, стараясь дышать потише. Струйка горячей воды в раковине казалась оглушительным водопадом. Слепота Дана позволяла ему не следить ни за своим взглядом, ни за выражением лица. Он облизывался и обмирал. От близости у него зудели губы. В штанах уже давно трещало. Он позволил себе на секунду прикрыть глаза и представить, каково это – поцеловать эти тонкие губы. Каково прижать его крепко, грудь к груди, живот к животу… Дан опять шмыгнул носом, и Рытов пробормотал «уже почти». Он поднялся с колен и потянул Дана к раковине. Пока тот умывался, Рытов отступил к двери и переводил дух. Желание из ненавязчивого, мечтательного, неуверенного разом превратилось в однозначное, бескомпромиссное. Проблемы, с которыми он носился всё это время, побледнели и отошли на второй план. Сейчас он хотел только удовлетворения, обладания. Он бесшумно запустил руку в штаны, погладил каменный член. Дан выпрямился перед раковиной, Рытов посмотрел на его лицо в зеркале. Трусы намокли, а он закусил губу, стараясь не выдать себя прерывистым дыханием. Дан выключил воду и повернул голову, как лошадь, ухом в сторону звука. Рытов, мысленно чертыхаясь, уложил член на живот, под резинку трусов.
– Всё? Пошли в комнату? – просипел он, выходя в коридор.
Рытову пришлось вспоминать ухищрения старшеклассников. Он целенаправленно отвлекал себя, пару раз больно ущипнув за живот. Член ослаблял позиции, но до конца не сдавался. Рытов свинтил на кухню, остыть. Оттуда принёс блюдце с таблетками и чашку с водой, запить. Дан натянул врученные ему трусы типа «семейники» и сидел на кровати. Он уже откинул одеяло, взбил подушку. Рытовскую старую футболку со смайликами он ещё не надел, она лежала на коленях. Дан проглотил лекарства без вопросов и вдруг повернулся в сторону Рытова всем корпусом.
Если бы Дан мог, то смотрел бы прямо ему в глаза. Рытов замер рядом с кроватью с чашкой в руках. Дан, шаря по нему слепым взглядом, вдруг откинулся немного назад, опершись на руки, будто выставляя себя напоказ. В другой ситуации Рытов воспринял бы этот жест однозначно. Но сейчас он мучительно искал какое-то другое объяснение. И тут Дан начал ложиться, как-то заторможенно, вдумчиво. Можно было бы принять такие движения за осторожность, если бы он не продолжал смотреть в сторону притихшего Рытова. Он всё понял там, в ванной? Почувствовал, раскусил? Чашка с блюдцем звякнули друг об друга – руки подрагивали. Дан улёгся на спину, откинулся головой на подушку. Член снова задеревенел. Рытов сделал два шага к кровати, всё ещё не веря. В голове искрило, треклятая чашка норовила выскочить из пальцев. Он же не ошибся? Рытов посмотрел на побелевшие пальцы, сжимавшие футболку, на заходившую ходуном грудную клетку, на напряжённое выражение лица. И, наклонившись над Даном, накрыл его одеялом. Потому что в отличие от него Рытов не был слепым.
– Спокойной ночи.
Рытов стоял под душем, покачиваясь от усталости. Секундное удовольствие после снятия напряжения оставило чувство какой-то ущербности. Дан пытался собой расплатиться, вряд ли тут может быть другое объяснение. Срисовал Рытова ещё на работе – пару раз он палился совершенно откровенно. Последний – как раз перед всей этой лабудой на лестнице. Рытов закрыл глаза, привалился к стене. Силы закончились как-то внезапно. Ещё несколько часов назад он скакал козлом с Пашкиными кастрюльками, а теперь – хоть водку открывай.
Всё это время после падения в боулинге он чувствовал Дана каждую минуту. И чувствовал как второго себя, но в другой версии. Дан был словно мост между Рытовым и остальной жизнью. Это не поддавалось логике, всё было на ощущениях. Будто раньше был он и была жизнь, мир, другие люди. И они были отдельно. Рядом, но отдельно. А Дан, одним своим присутствием, активировал у него невостребованные доселе связи. К матери, к Пашке, к людям на улице, к ситуациям, к мыслям. Рытов стал видеть в них что-то понятное, своё, такое же. Отдельность исчезла. И он понимал это только сейчас, когда эта отдельность снова замаячила на горизонте.
Он никогда не спал за деньги. Никогда не поил блядей с прицелом на расплату. Не связывался с пидовками. Да ему самому сколько раз предлагали бабки за секс, когда он был помладше! Но он всегда заявлял, что для заработка у него голова, а жопа – для удовольствия. Это отличало их компанию от тех, других, штурмующих клубы и сайты знакомств. А Дан… Что он знал о его прошлом? Мальчик из Приднестровья, выживающий в перенаселённой богатой Москве. Рытову не было дела до чужих установок, тем более таких условных, как мораль. Но только не с Даном. В душЕ, той самой, которую Рытов ставил под вопрос, вот в этой душе бурлил страх. Подозрения, бьющие под дых. Фактов было мало, практически никаких. А интуицию Рытов считал лёгкой формой паранойи. С Пашкой обсуждать случившееся не хотелось.