По его словам, он никогда не интересовался данными о строительстве советских оборонительных сооружений и не собирался взрывать названные судьей и прокурором мосты и электростанции; он якобы не получал никаких денег от иностранных держав — все это недоразумение, не больше. Верно, он и его знакомые попали в руки советских властей, но советские солдаты сами нарушили границу, захватили их силой на маньчжурской территории и, угрожая оружием, привели на пограничную заставу.
Японцы сидели, прикрыв лица ладонями, и не отвечали ни на один вопрос. А второй белогвардеец и немец тоже отпирались, пытаясь запутать дело. Пятый день начался с допроса свидетелей. Комендант пригласил в зал невысокого и совсем молоденького с виду пограничника.
Публика не ожидала увидеть среди свидетелей военнослужащего и с любопытством разглядывала его. Интересно, что скажет этот простодушный с виду боец в зеленой фуражке.
Подсудимые восприняли появление свидетеля по-разному: японцы на мгновение подняли головы, немец стал нервно покусывать губу, белогвардеец испуганно смотрел на пограничника, а главарь банды шумно вздохнул и вытер клетчатым платком лысый желтый череп.
Председатель суда задал свидетелю полагающиеся в таких случаях вопросы о его фамилии, профессий и т. д., а затем спросил, что свидетель может сказать по существу дела.
Стойбеда — это был он, — смущенный большим количеством публики, оправил гимнастерку посмотрел на председателя, на прокурора, заседателей и остановил взгляд на главном обвиняемом. Тот положил руки на живот и, прищурившись, усмехнулся.
«Смеешься!» — зло подумал Федор и повернулся к судье.
— Разрешите доложить?
— Да, да, пожалуйста!
Федор снова посмотрел на подсудимых и, не торопясь, начал говорить:
— Двадцать первого августа сего, тысяча девятьсот тридцать шестого года, в восемнадцать часов, начальник заставы лейтенант Усанов направил нас на охрану участка государственной границы от пограничного знака триста пятнадцать вверх по течению реки Синюхи до Мокрой пади. Все было нормально. Мы подошли…
— Кто «мы», гражданин свидетель? — перебил председатель.
— Мы — это я и моя собака Джек.
Председатель улыбнулся. В зале послышался смех
— Мы подошли с Джеком к Безыменному ручью, переждали малость. Дальше тронулись по берегу заливчика, а берег — подмытый, с обрывом. Я, на всякий случай, несколько раз останавливался. Лягу на край и гляжу: нет ли там кого? И вижу: в одном месте в кустах под обрывом, у самой воды, лодка спрятана. «Откуда, — думаю, — она взялась? Не должно тут быть лодки». А Джек сразу заволновался.
— Гражданин свидетель, — опять перебил председатель суда. — Вы не можете показать на карте это место?
— Могу. — Стойбеда подошел к столу, на котором секретарь суда развернул карту, и показал пальцем: — Вот как раз здесь мы были.
— Следовательно, на советской территории, в тылу от границы?
— Да, тут до границы ровно двести семнадцать метров, — ответил Федор.
Председатель суда кивнул головой:
— Продолжайте показания.
— Осмотрел я лодку, на дне тряпки какие-то; дал их Джеку понюхать, и он взял след. Только недолго он берегом шел и марш к воде. Это, значит, нарушители след сбить хотели, в воду забрались. Пес мой — его не проведешь! — так и тянет к воде, а там камыши. Ну, я догадался: наверное, кто-то в камышах есть. Сел в лодку, там под тряпками весло было. Джек — за мной. Поплыли. Метрах в пяти от берега камыш густой такой. Наклонился, смотрю во все глаза, потому что уж смеркалось. «Что это, — думаю, — за удивительная камышинка: верх срезанный? Ну, я весло в лодку, в правой руке наган наготове держу, а левой хвать камышинку — и вытащил…
Стойбеда сделал паузу и посмотрел на подсудимых.
Публика внимательно слушала рассказ пограничника, не догадываясь еще, какое все это имеет отношение к судебному процессу.
— Ну, и что дальше? — спросил председатель суда.
— А дальше вот что было: как только я вытащил камышинку, из воды вынырнул вот этот самый господин, — Федор кивнул в сторону одного из японцев, — и поплыл к другому берегу. Я Джеку командую: «Фас!» Он в воду и цап пловца за шиворот. Тот завопил страшным голосом. Джек пригнал его к лодке. Я наганом показываю: залезай, мол! Связал я японца, а он дрожит, все на моего Джека поглядывает. «Сколько вас тут?» — спрашиваю. «Одна люди». Одна так одна. Я взял да в воду два раза наугад выстрелил. Тут еще один господин вынырнул, — Федор кивнул в сторону второго белогвардейца. — Ну, этот, видно, плавать не умеет или перепугался сильно, руками за камыш хватается, воду хлебает. Я его схватил за шиворот и втащил в лодку: «Сколько вас?» А японец за него отвечает: «Два люди».
Публика не могла удержаться от смеха, и председатель был вынужден прибегнуть к колокольчику.
— Ну, а я уж стреляный, — невольно улыбнулся и Стойбеда. — Если такие типы на восток дорогу показывают, значит иди на запад, не ошибешься. Если говорят: все налицо, значит ищи новых. Тут лодка бортом задела еще камышинку. Так мы и третьего изловили, — Федор кивнул в сторону немца. — Этот еле дышал: воды нахлебался. Вот они самые! — Стойбеда показал на скамью подсудимых. — Все трое тут!
— А глубоко было в том месте? — осведомился прокурор.
— Метра два, не меньше.
— Вы же говорите, что один из обвиняемых не умел плавать: на чем же они тогда в камышах держались? — спросил председатель суда.
— На дне стояли, а дышали через камышинки. Камышинки одни наружу торчали, их и днем-то не сразу различишь, а дышать через них вполне возможно.
Столь же обстоятельно Стойбеда объяснил суду, как вместе с двумя другими пограничниками он задержал второго японца и грузного мужчину, как те отчаянно отстреливались и даже бросали гранаты, только неудачно, и как после двухчасовых поисков удалось найти в кустах лещины два пистолета «Маузер № 2», пленочный фотоаппарат «Контакс» с четырьмя касетами, компас, топографическую карту и блок-книжку с записями на японском языке и кроками местности, уточняющими карту, а также бумажник с двумя тысячами рублей советскими деньгами и прочие вещественные доказательства — те, что лежат сейчас на столе.
— А до этого случая, гражданин свидетель, вам приходилось встречать кого-нибудь из подсудимых? — задал председатель суда новый вопрос. — Подсудимые утверждают, что они никогда не нарушали советскую государственную границу.
— Приходилось, — подтвердил, ко всеобщему удивлению, Стойбеда.
— Кого же именно?
Стойбеда повернулся к скамье подсудимых и показал на сидящего с левой стороны японца.
— Вот с этим господином мы сегодня третий раз встречаемся. Первый раз мы с ним встречались за Тигровой падью, у старой мельницы, двадцать третьего сентября прошлого года. Осечка у меня тогда получилась.
— Вы стреляли в указанного вами подсудимого?
— Он ушел тогда от нас.
— Следовательно, слово «осечка» вы употребляете в том смысле, что двадцать третьего сентября тысяча девятьсот тридцать пятого года подсудимому удалось скрыться от пограничников?
— В этом самом, — подтвердил Федор, нахмурившись. Он считал прошлогоднюю историю самой неприятной в своей жизни.
3
Произошло же это дело так.
23 сентября 1935 года, утром, во двор заставы № 3 на галопе влетел пограничник Сергей Терентьев. Осадив коня, он поспешно соскочил наземь и стремительно вбежал в канцелярию.
Терентьев доложил начальнику заставы, что в Тигровой пади обнаружен след нарушителя границы. След привел к Длинному озеру и пропал. Видимо, нарушитель переплыл на ту сторону. Без собаки его не обнаружить.
Не прошло трех минут, как с заставы в сторону Длинного озера ускакали три всадника: Усанов, Терентьев и Стойбеда. Рядом с лошадью Федора бежал Джек.
Всадники спешились у восточной оконечности озера, где их поджидал старшина заставы Дятлов. За озером начинались такие густые заросли лещины и тростеполевицы, что нечего было и думать проехать дальше верхом. Оставили лошадей на попечение Терентьева и углубились в кустарник.
На берегу, напротив того места, где пропал след, как и ожидал Усанов, признаков человека обнаружить не удалось. Густой кустарник навис над самой водой. Лодки не оказалось и в устье маленькой речушки: видимо, нарушитель утопил ее. Но зато Джек взял след и побежал вверх по течению. Потом след исчез: нарушитель вошел в воду. Джек остановился было, но пограничники привыкли к вражеским уловкам и пошли вперед. Они не ошиблись в расчете: метров через шестьдесят пес снова напал на след.
— Далеко ушел, пока мы возились, вот что! — нащупав примятую траву, с досадой прошептал Усанов. Примятая трава уже приподнималась.
Прибрежный кустарник уступил место высоким багряно-желтым ильмам, перистолистому пробковому дереву, дубу и липе. Местность все чаще перерезали пади, все круче подымались сопки.
Километрах в восьми от ручья Джек опять потерял след и остановился.
Впереди высилась крутая сопка. По одну сторону от нее тянулось болото, по другую зеленели густые заросли.
— Он спешил: значит, пошел напрямик, — сказал Усанов.
«Все знает!» — изумился Стойбеда, пожалев, что ему это и в голову не пришло.
Не останавливаясь, начальник, старшина и проводник розыскной собаки вскарабкались на вершину сопки, и здесь Джек опять напал на след.
— Недавно прошел: трава подняться не успела, — переводя дыхание, сказал лейтенант, и они снова побежали.
Каждый шаг отдавался у Федора во всем теле, ноги подгибались от усталости.
Позади слышалось тяжелое дыхание Усанова и Дятлова. Вскоре они начали отставать. Первым отстал Дятлов, потом сбавил шаг Усанов. Федор остановился было, но начальник махнул ему рукой: «Беги, мы тебя догоним».
И Стойбеда побежал один.
Часам к двум дня он с трудом уже карабкался на крутые сопки, медленно перебирался через заросшие кустарником пади, часто останавливался, чтобы немного отдышаться.
След пересек длинную поляну и привел к запруде у старой заброшенной мельницы.
Джек бросился прямо к двери. Федор толкнул ее ногой. Взведя курок нагана и сдерживая Джека за поводок, он вошел внутрь мельницы и, быстро оглядевшись, заметил в полу, рядом с обломками жернова, люк в подполье; однако Джек, не обращая никакого внимания на люк, подпрыгивал к потолку. Шерсть на спине пса ощетинилась.
Федор посмотрел наверх: в потолке чернел лаз на чердак.
За полтора года, проведенные на заставе, Стойбеда видал виды, пора бы и привыкнуть! И все-таки ему стало не по себе: ведь там, наверху, притаился враг. Может быть, он видит пограничника сквозь какую-нибудь щель и целится ему в сердце.
Как попасть на чердак? Лестницы нет: видимо, нарушитель втащил ее наверх.
Прежде чем Стойбеда успел принять решение, сверху грянули подряд два выстрела. Одна из пуль сшибла с головы фуражку, другая вонзилась в пол. Федор инстинктивно пригнулся и тотчас услышал на чердаке шум, потом что-то застучало на крыше и раздался плеск воды.
«Проворонил я, проворонил! Он спрыгнул в камыш!» Федор выбежал из мельницы, наугад выстрелил в заросли камыша. Камыш стоял недвижно.
— Шуруй, милый, шуруй! — прошептал Стойбеда Джеку.
Но Джек и так почуял врага и стремительно потянул в заросли камыша. Грунт там был вязкий, и Федор обрадованно подумал, что нарушитель далеко уйти не сможет. Прислушался: тихо. С трудом вытаскивая из тины ноги, пошел за Джеком. И чем дальше, тем все более вязкой становилась тина.
Пригнувшись, Стойбеда расстегнул карабин поводки, и пес скрылся в камышах.
«Тебе, чорту, тоже нелегко!» — подумал Стойбеда о нарушителе. В тот же момент послышался выстрел, и тотчас завизжал Джек.
Федор побежал, раздвигая руками стебли, поскользнулся, торопливо огляделся по сторонам.
У невидимого противника были неоспоримые преимущества: автоматический пистолет давал ему возможность выпустить в пограничника сразу все семь оставшихся в обойме пуль, а у Федора осталось в нагане пять патронов; противник притаился, а Федор должен был искать его, обнаруживая себя шорохом стеблей, чваканьем тины, громким дыханием, которого не в силах был сдержать.
Смертельная опасность, подстерегающая Федора среди высокого, густого камыша, заставила его напрячь слух и зрение.
О дальнейшем Стойбеда не любил не только рассказывать, но и вспоминать, хотя это и невозможно было забыть. Сделав еще несколько шагов, он наткнулся на повизгивающего раненого Джека и тотчас услышал новый выстрел и почувствовал резкий толчок в левое плечо.
— А-а-а! — вскрикнул от ярости Федор, попытался взвести курок и свалился в тину.
Падая, он увидел и на всю жизнь запомнил черные глаза на маленьком скуластом желтом лице.
Через полчаса Стойбеду и Джека подобрали в камышах подоспевшие Усанов и Дятлов.
Нарушитель границы скрылся, и самые тщательные поиски его не дали никаких результатов.
Так у Стойбеды получилась «осечка», о которой он рассказывал на суде.
— Может, он еще попадется нам, — сказал Стойбеда Усанову, который пришел в госпиталь навестить его.
— Может, и попадется, — ответил тогда Усанов, но по его тону Федор понял, что начальник сам не верит в такую возможность.
И ведь попался-таки!
Как рад и горд был Федор сейчас, глядя на мерзавцев, сидящих на скамье подсудимых, — горд и счастлив, что помог изловить их и его показания слушает советский суд. Врагам не уйти теперь от кары.
Сегодня на суде он узнал все подробности о черных замыслах этих людей, узнал он также, что за «птица» японец, ускользнувший от него в прошлом году у старой мельницы. Оказывается, это не какой-нибудь рядовой диверсант, а матерый японский шпион капитан Арки, уроженец города Кусиро с острова Хоккайдо. В 1930 году он окончил офицерскую школу в Нагасаки и в течение последних шести лет орудовал в Маньчжурии, сначала выдавая себя за механика харбинской электростанции, потом выступая в качестве преподавателя на курсах шоферов, являвшихся фактически школой шпионов, а с 1934 года перешел на службу в разведывательный отдел штаба Квантунской армии.
Что ж, попались «слуги», когда-нибудь сядут на скамью подсудимых и их «хозяева»!..
После суда из Хабаровска до Владивостока Федор ехал поездом; до комендатуры — на автомобиле; в комендатуре его ждала тачанка с заставы.
Глядя на знакомые, ставшие милыми сердцу сопки, он вспомнил, как почти три года назад приехал сюда впервые.
«Какой же наивный я был тогда, — с улыбкой думал Федор, — какой наивный!»
— Вот мы и дома! — прервал размышления Федора сидевший рядом с ним Усанов. Он сам выехал сегодня встречать Стойбеду.
Дома!.. Федор привстал, чтобы лучше видеть появившееся среди деревьев здание заставы с ярко-алым флагом на мачте.
ОБЫКНОВЕННАЯ ОПЕРАЦИЯ
Ветер дул из гнилого угла — с северо-запада. Океан дышал тяжело, вздымая длинные, отлогие волны. Как обычно, небо закрывали тучи. За целое лето метеорологи зарегистрировали на Курилах всего тринадцать солнечных дней. Мелкий моросящий дождь — «бус» — высеивался, не переставая.
Сторожевой пограничный корабль «Кит» возвращался после трехсуточного дозорного крейсерства в районе Средне-Курильских островов. Барометр продолжал падать, и капитан-лейтенант Мугаров приказал прибавить ходу, торопясь до наступления шторма ошвартоваться на своей базе.
Старые камчатские пограничники говорили, что лет пять назад Мугаров дал труса, выскочив на банку у Шантар. Но с тех пор он выдержал столько тайфунов и штормов, что сам Челюскин снял бы перед ним шляпу.
Начиная от Олюторки и Карагинского острова, что у северо-восточной оконечности Камчатки, до мыса Лопатки и Курильских островов, во всех гаванях, стоянках и прибрежных факториях знали лихого командира. На «Ките», как и на других пограничных кораблях, служили смелые, решительные парни, готовые в любую минуту отправиться в море, навстречу любой опасности.
Но из этого вовсе не следовало, что Мугаров предпочитал ровным попутным ветрам крепкие «лобачи», любил нырять в водяные ямы и безразлично относился к солнцу. Плохая погода наруку только нарушителям границы.