— Да особенно-то никакого, — ответил я. — Просто она решила поиграть в слова, и мне стало интересно, насколько она заигралась.
— Поиграть в слова?
— Ее фамилия Касл
— “усадьба”. Но она не захотела взять имя, которое сразу бы привлекло внимание, поэтому переделала его в Риту Маннерс с обычным написанием.
— Ну и что с того?
— Это дает о ней кое-какое представление, — пояснил я, — и может помочь нам лучше ее узнать, а возможно, и вычислить, каким она мыслила себе настоящего мужчину.
Керриган сделал на сей счет откровенное предположение.
— Нет, — возразил я. — Я уже знаю, что она была натура сложная.
Вошла жена Макнейла, отчего гостиная сразу как будто уменьшилась в объеме, и, ни к кому конкретно не обращаясь, проворчала:
— Если те двое женаты, то я царица Савская. Макнейл похлопал рядом с собой по дивану, приглашая ее присесть.
— Садись, Бетси.
Она громко фыркнула, плюхнулась на диван и, устраиваясь поудобнее, натянула выцветшую юбку на толстые колени.
— Если зазвенит звонок, — предупредила она, — мне нужно будет уйти.
— Это не займет много времени, — успокоил я ее. — Кто из вас двоих поселял ту девушку?
— Я, — ответил Макнейл.
— На сколько дней она брала бунгало?
— Продлевала каждый день. Утром приходила и платила за следующий день.
— Она с кем-нибудь из вас разговаривала?
— Со мной болтала, рот у нее прямо-таки не закрывался, когда я ей меняла постельное белье, — ответила жена владельца мотеля. — Про кино все расспрашивала, да нравится ли мне Аллентаун, была ли когда на Западе и всякое такое.
Миссис Макнейл явно испытывала неприязнь к Рите Касл, но я приписал это просто ревности, с какой водовозная кляча провожает взглядом чистокровного скакуна.
— Она много времени проводила в бунгало?
— Почти безвылазно. Во вторник вечером выбралась в кино или еще куда, еще меня спрашивала, что у нас показывают, вроде больше никуда не ходила.
Макнейл добавил:
— Тут за углом есть кафетерий, чуть в стороне от шоссе. Мы обычно посылаем туда наших постояльцев, если они желают перекусить. Туда и она ходила.
— Насколько нам известно, — вставила миссис Макнейл.
— Вы думаете, она ходила куда-то еще в другое место? — спросил я у нее.
Видимо, ее снова обуял приступ ревности.
— Нет, думаю, что нет, — справилась хозяйка наконец со своими эмоциями. — Она все время тут торчала. Ждала кого-то.
— В это время года вечером, обычно после одиннадцати — одиннадцати тридцати, никто уже не появляется. Мы сами укладываемся в полночь. Наша спальня на той стороне, так что приезжих мы не услышим, если не зазвенит звонок.
— Ладно, — продолжал я. — Теперь я хотел бы осмотреть ее сумочку.
Макнейл достал сумочку и протянул мне. Это была дамская сумочка — мешочек из белой оленьей кожи, наподобие средневековых кошельков, стянутых сверху кожаным шнурком, только побольше размером. Внутри находились привычные дамские мелочи — салфетки, помада, пудра, спички и всякое такое прочее, было также портмоне голубого цвета, как и ее “мустанг”.
Открыв портмоне, я почерпнул еще кое-какие сведения о Рите Касл. Там было водительское удостоверение, из которого я выяснил ее возраст — двадцать четыре года, и увидел ее фотографию. Обнаружил также членские билеты двух актерских объединений:
"Гильдии актеров сцены” и “Американской федерации теле-радиоактеров”, сокращенно ГАС и АФТР. Был еще один просроченный членский билет, тоже актерского союза — “Эквити”, то есть “Объединения работников драматического театра”. Из сумочки я извлек также читательский билет Нью-йоркской публичной библиотеки, вернее, ее филиала на Лексингтон-авеню. Еще там были три фотографии улыбающихся детей, щурившихся от яркого солнца где-то в степи без единого деревца.
Закончив осмотр сумочки, я передал ее Макнейлу со словами:
— Не забудьте положить ее на место, перед тем как позвоните в полицию.
Миссис Макнейл тут же начала жаловаться и возражать против обращения в полицию. Почему нельзя просто убрать тело отсюда и отвезти его куда-нибудь?
— Меня наняли, чтобы найти того, кто это сделал, — объяснил я. — Вмешательство полиции мне поможет. Их лаборанты и эксперты могут раздобыть в бунгало столько информации, сколько мне самому не получить и за месяц. — Обращаясь к Керригану, я добавил:
— Насколько я понял, ваши люди располагают каналами для передачи мне этой информации?
Он кивнул:
— Все, что они узнают, пять минут спустя уже станет вашим достоянием.
Миссис Макнейл захныкала:
— Вы ставите нас в ужасно неловкое положение, мистер. Как мы объясним, почему мы сразу им не позвонили?
— А вы им сразу и позвоните, — уточнил я. — Не в моих правилах подтасовывать факты, но если мы так поступим, это не собьет их с толку. А вот если мы попробуем сообщить им правду, следствие точно пойдет не в том направлении, а возможно, и вообще не выберется на правильный путь.
— Так что же нам делать?
— Внести одну маленькую поправку. Вчера мисс Касл заплатила вам не за один, а за два дня. Она пришла к вам и сказала:
"Похоже, я задержусь здесь дольше, чем рассчитывала”. И оплатила проживание за два дня вперед. Измените запись в регистрационной книге.
Макнейл кивнул.
— Это не составит труда, — изрек он.
— Сегодня утром, — продолжал я, — на двери висела табличка “Не беспокоить”, поэтому вы не стали менять постельное белье. Вы его и в самом деле еще не меняли. — Я поглядел на часы: шесть двадцать. — Сегодня вечером, часов в девять, вы уже не на шутку забеспокоились и рискнули открыть дверь. Вы обнаружили труп и немедленно позвонили в полицию. Вам нужно будет точно проделать все это от начала и до конца. Пройдите к ее бунгало, постучите, громко позовите ее и, наконец решившись, откройте дверь своим ключом. Потом с растерянными и испуганными лицами выскакивайте оттуда и бегите сюда, чтобы позвонить в полицию.
— На случай, если кто-нибудь нас увидит, — догадался Макнейл.
— Совершенно верно. Ничего необычного вы сегодня не заметили, разве что остановился лимузин с шофером и двое пассажиров захотели снять бунгало, осмотрели его и передумали. Про это расскажите, только если вас спросят.
— Да, сэр. — Макнейл облегченно улыбался, поняв, что в конце концов все улаживается.
— А как же мы? — спросил Керриган. — Нам здесь оставаться или как?
— Нет. Может, через денек-другой мы еще сюда и заедем, не знаю. А пока что возвращаемся в город. Перед отъездом я напомнил Макнейлу:
— Звоните не ранее девяти часов. Мне понадобится время, чтобы еще кое с чем разобраться.
Он пообещал, что все сделает, как я велел. Мы вышли к лимузину и направились обратно в Нью-Йорк.
Глава 7
Апартаменты, которые Эрни Рембек нанял Рите Касл, находились в двух кварталах к югу и менее чем в квартале к востоку от частной резиденции Рембеков. И мне пришло в голову, что он, наверное, ни разу не ходил к ней пешком.
Здание было похоже на предыдущее, но апартаменты находились выше, на двадцать третьем этаже. Широкие окна в очень просторной гостиной, окаймленные драпировкой, выходили на запад и давали панорамный обзор центра города, лежавшего за сгрудившимися в ближайшем квартале черными крышами домов, которые отсюда, сверху, выглядели как картонные карточки для игры в монополию. В цветовой гамме интерьера гостиной преобладали бордовый и белый, яркими живописными пятнами выделялись бордовый ковер и белый диван. На одной из стен одиноко висела абстрактная картина в стиле поп-арт в серых тонах с белыми линиями. Двери в противоположной стене вели — если смотреть от входа, — в маленькую, но изящно обставленную спальню, из которой тоже открывался прекрасный вид на город. Рядом со спальней размещалась крошечная зеленая ванная комната с душем, но без ванны. По ее расположению и по наличию под потолком в одной из стен вентилятора я догадался, что она проветривается через ту же, что и на кухне, вентиляционную шахту, так как ни в том, ни в другом помещении окон не было.
Гостиная была безликой, словно кабинет психиатра, и роскошной, как курортный отель. Однако спальня Риты Касл выдавала ее индивидуальность. Широкая кровать была покрыта лоскутным одеялом, явно сшитым вручную и выглядевшим тут до странности старомодным и невинным. Нижняя полочка ночного столика была полностью забита неровной стопкой книг и журналов. Здесь я увидел номера “Атлантика”, “Нью-Йоркера”, “Харперса”, “Зеленого ревю”, “Плейбоя” и “Космополитена”. Среди книг в мягких обложках не было художественной литературы, а лишь информативная, кстати, весьма разнообразная — от греческой мифологии, трактуемой сквозь призму нимфомании и лесбиянства, до биографий современных политических деятелей.
На кровати тоже лежали “Варьете” за прошлую неделю и журнальное приложение к воскресному номеру “Тайме”, последнее было открыто на странице с наполовину заполненным кроссвордом. И наконец на полу, у изножья кровати, валялись бродвейские пьесы в жестких переплетах.
В спальне также были кокетливый столик и изящная тумбочка, заполненные принадлежностями, которые подобает иметь молодой женщине, чья внешность является предметом ее гордости и забот. В углу нижнего ящика тумбочки лежали письма от матери Риты Касл со штемпелем Ист-Грэндж, Южная Дакота. В письмах в основном сообщались новости, хотя время от времени в них проскальзывало и материнское беспокойство о том, что некоторые подробности жизни ее дочери в Нью-Йорке семье неизвестны. Никаких упоминаний ни о ком из Нью-Йорка не было, если Рита и рассказывала в собственных письмах о своих городских друзьях, то в письмах матери это никак не отражалось.
На ночном столике стоял телефон бледно-голубого цвета, а рядом лежала записная книжка, к моему удивлению, почти пустая. Я переписал все имена, адреса и номера телефонов, которые там были, и положил записную книжку на место.
На кухне обнаружилась еще одна книга “Ненавижу готовить”, автор — Пег Брэкен. В буфете и холодильнике хранилась только такая еда, которую можно было приготовить быстро и с минимумом хлопот; было ясно, что дома никогда нормально не питались.
В спальне, в шкафу на полке валялись теле— и киносценарии; в каждом из них некоторые строчки были подчеркнуты красным карандашом; очевидно, время от времени Рита Касл где-то играла, хотя по финансовым соображениям она в этом не нуждалась.
Керриган терпеливо сидел в гостиной и ждал, пока я закончу осмотр. В квартиру мы вошли без пяти восемь, а без двадцати девять я уже управился.
— Ну вот, — сказал я, — здесь все. Керриган встал и, выпрямившись, спросил:
— Вы как-нибудь продвинулись?
— Начинаю, — ответил я. — Вы знали убитую? Он пожал плечами:
— Я несколько раз видел ее с Эрни.
— И какое у вас сложилось о ней впечатление?
— Не знаю. Вела она себя как типичная смазливая куколка. Такая, знаете ли, безмозглая шлюшка. Но, по-моему, она только прикидывалась.
— Для Рембека?
— Отчасти может быть. Мне кажется, она была девица неглупая и соображала, что к чему. Иногда мне казалось, что она разыгрывает из себя смазливую куколку, просто чтобы позабавиться.
— Входила в образ?
— Точно.
— У вас при себе ее записка?
— Нет. Она у Эрни.
— Я хотел бы еще разок взглянуть на ее записку. Насколько я помню, у меня именно такое впечатление и создалось, что она — девушка недалекая. Никогда бы не подумал... — Я махнул рукой в направлении спальни. — Оказывается, она была гораздо сложнее, чем можно судить по записке.
— Я всегда улавливал в ней какую-то фальшь, — заметил Керриган. — Но хлопот с ней не было, а если ей доставляло удовольствие дурачить Эрни, это уже их дело.
— Достаньте мне ее записку, хорошо?
— Конечно. Куда мы отсюда поедем?
— Я поеду домой. Вы вернетесь к Рембеку и еще кое-что инсценируете. Сначала устройте так, чтобы в полиции вышли на него через эти апартаменты, и вышли сразу же. Тогда пусть он преподнесет им историю про своего друга с Западного побережья.
— У вас есть особые причины?
— Да. Я хочу обеспечить себе прикрытие, однако без толку не отвлекая на себя внимание. Надо, чтобы они были в состоянии сосредоточиться на самом убийстве, а не тратили время на меня.
— Прекрасно. И как это устроить?
— Сегодня утром человек с Западного побережья позвонил Рембеку и сообщил, что женщина, которой он сдавал апартаменты в субаренду, куда-то исчезла. Между ними нет интимной связи, но он волнуется, не случилось ли с ней какой-либо неприятности и не будет ли Рембек так любезен, раз уж он в городе, это выяснить. Конечно, Рембек послал своих людей навести справки и, когда оказалось, что она и в самом деле исчезла, нанял меня, чтобы ее найти. Поэтому я сегодня и ездил к Рембеку, а потом его шофер отвез меня домой. Вечером я позвонил от Рембека его знакомому на Западное побережье — кстати, как его зовут? — а затем приехал сюда и обыскал апартаменты. Теперь я отправлюсь домой и позвоню своему приятелю из отдела по розыску пропавших, чтобы проверить, не заявил ли кто-нибудь об ее исчезновении.
— Ответ будет отрицательным.
— Я знаю. Как только из полиции свяжутся с Рембеком, я хочу, чтобы он позвонил мне и сообщил, что девушку обнаружили мертвой. И тогда пускай нанимает меня, чтобы я разыскал убийцу.
Керриган улыбнулся:
— Чтобы все было шито-крыто, не так ли?
— Если можно не мутить воду, я предпочитаю этого не делать, — отрезал я.
— Естественно. Ладно, я прямо сейчас поеду и все организую. Вас подвезти домой?
— Да. Я захватил с собой чемодан и не хотел бы таскать его в метро, а потом еще и пешком домой. К тому же я не могу объяснить, зачем я его взял, поэтому лучше не попадаться на глаза никому из соседей на случай, если какой-нибудь зануда решит навести справки у меня в округе.
Мы вместе спустились на лифте. Карриган переговорил с шофером, и мы разделились: он зашагал по улице, а я забрался в машину.
После того как мы, проехав Центральный тоннель, выбрались на Лонг-Айлендское шоссе, я наклонился вперед и спросил шофера:
— Давно вы возите мистера Рембека?
— Да, сэр. Года три уже.
Водитель был мужчиной лет тридцати, черноволосый, сильный, несколько тяжеловатый на вид. На лице его выделялась крупная, как у Муссолини, челюсть, из-за которой он выглядел немного глуповато, но по манере речи чувствовалось, что он умен и образован.
— Вы знали женщину, которая жила в здании, где мы только что были?
— Мисс Касл? Да, сэр.
— Вы ее куда-нибудь возили без мистера Рембека?
— Да, сэр, очень часто. По магазинам или на репетиции, когда она была занята в телешоу, или в город — навестить старых друзей.
— Какого вы о ней мнения?
Он украдкой взглянул на меня в зеркало заднего обзора.
— Не уверен, что могу ответить на ваш вопрос, сэр, — протянул он.
— Можете. До Рембека ничего не дойдет. А мне нужно узнать о ней как можно больше.
— Да, сэр. — Помедлив, он произнес:
— Я бы сказал.., я бы сказал, опасная это была женщина, сэр.
— Опасная?
— Она, э-э-э.., она, по-моему, скучала, сэр. Она часто не знала, куда себя девать от скуки.
— Вы хотите сказать, что она с вами заигрывала? Он смутился:
— Как-то глупо звучит, когда вы такое говорите.
— Значит, заигрывала.
— Да, сэр. Вроде того.
— Вроде того?
— Ну, для нее это скорее была игра. Я думаю, она только потому это и делала, что знала: я не клюну на ее удочку. Да она, как я понимаю, и не хотела, чтобы я клюнул.
— А вы хотели?
— Кто, я? — Мой вопрос поразил его не на шутку. — Что вы, сэр, я свое место знаю.
— А что бы, по-вашему, она сделала, если б вы ответили?
— Завизжала бы как недорезанная и надавала бы мне тумаков.
— Рембек был бы не в восторге.
— Рембек мне бы яйца оторвал, сэр.
— Ясно. Спасибо.
— Да, сэр. — Через минуту он добавил:
— Сэр, то, что я вам рассказал, не дойдет до Рембека, так ведь?
— Нет. Это не его дело.
Оставшийся путь мы проделали в молчании. Когда мы добрались до моего дома, я поспешно проскочил с чемоданом в дом и застал в гостиной Кейт и Билла, которые смотрели по телевизору шпионский фильм. Сказав Кейт, что я никуда больше не поеду, по крайней мере пока, я поднялся наверх, чтобы позвонить Эдди Шульцу, своему сокурснику по Полицейской академии, который теперь работает в отделе по розыску пропавших. Я проигнорировал напряжение, прозвучавшее в его голосе во время неизбежной процедуры обмена фразами типа “давненько не виделись”, “сто лет, сто зим”, и высказал ему свою просьбу.