Генрих споткнулся и едва не упал. Ядвига поддержала его, явив при этом неженскую силу.
- В этом доме наверняка будет сладко поспать, - пробормотал Генрих.
И представилось ему, как усталое тело погружается в мягкую перину, и тает, тает...
Глава 17. ИВАНУШКИН В ПУТИ
Лаз под Золотой горой казался бесконечным. Ив ободрал ладони и локти, протискиваясь по коридорам за своим щуплым провожатым. Ход петлял, ветвился, порой резко шел вниз. Несколько раз они оказывались в маленьких пещерках. Здесь узкие окошки давали немного света, можно было разглядеть охапки травы по углам, осколки посуды, пустые пластиковые бутылки и мятые пакеты. Пахло сыростью и смертью.
В другом месте провожатый остановился и шепнул:
- Тихо ползи, тут три раза обваливалось.
И вправду, под ладонями чувствовалась рыхлая осыпь. Иванушкин поначалу испугался, а потом вспомнил, что все равно его недели через две прикопают, так что потеряет он всего ничего. Но страха эта мысль не убавила. Почему-то хотелось эти последние дни непременно дожить. Не то, чтобы ожидались особые радости, или какое-то дело оставалось незавершенным. Ничего этого у Иванушкина больше не было. Но все равно жить хотелось.
"А ведь эти несколько дней впереди для меня больше значат, чем вся прошлая жизнь.." - изумился Иванушкин.
Но додумать свою мысль он не успел, потому что провожатый велел ему затаиться и ждать, пока он выход проверит.
- Копатели дежурят, - сообщил мальчонка, возвращаясь. - В горе ночевать придется. Идем, у меня там потайное место имеется.
Они поползли вновь. Через час Иванушкин окончательно выбился из сил. Мальчишка всунул ему в зубы бутылочку, и Ив сосал ее как младенец. Отдышался, и вновь пополз.
Наконец очутились они в крошечной пещерке. Наверх вела врытая в гору железная труба: самодельная жмыховая вентиляция. На земле валялся старый ватник.
"Куда же я все-таки я дел картины? - подумал Иванушкин засыпая. Неужели сжег?"
И приснилось ему, что стоит он у топки крематория, и сует свои холсты в раскрытую светящуюся оранжевым пасть. И картины корчатся в топке, и слой масляной краски пузырится, сворачивается... и все...
Иванушкин проснулся весь мокрый от пота - мальчонка толкал его в бок. Они опять поползли по извилистым галереям Золотой горы.
- Долго еще? - время от времени спрашивал Иванушкин. - Я устал.
- Ползи, - рычал на него мальчишка.
Наконец они выбрались наружу посередине холма. Над их головами возвышался величественный хребет Больших помоек, под ними серел холм, а далее, опоясанный кольцом траншеи, сверкал яркой зеленью Сад. Через черную полосу траншеи был перекинут узенький мосток.
- Как здесь красиво! - вздохнул Иванушкин. - Почему я раньше не приходил сюда?.. Когда был художником...
- Идем, - Лео потянул его за собою. - Я проведу тебя через мост. Без проводника по нему не пройти, иначе огородники шлялись бы в сад почем зря и яблоки крали.
- Зачем я тебе? Ведь я уже почти ничто.
- Хозяйка велела тебя привести, - сказал Лео.
- А ты рисуешь? - спросил Иванушкин.
- Разумеется.
- Это хорошо, что рисуешь... я тоже рисовал... когда-то... Ты только моих ошибок не повторяй, ладно?
Лео презрительно хмыкнул:
- Я - Леонардо. И я - не ты. И жизнь у меня другая.
- Нет, Лео, - Иванушкин тяжело вздохнул. - В огородах жизнь всегда огородная. Разная, может быть. Но огородная.
- Огороды для меня ничто, - мальчик снисходительно рассмеялся. - Я их просто не замечаю. Пусть другие в грядках копаются. Это же смешно, когда есть другой мир: Консерва, Мена, Сад наконец. А вы, старики, к земле привязались, и эта земля вас пожрет.
- Как это? - не понял Иванушкин.
- Ты - жмых, тебе не надо ничего знать.
- Ты злой, Лео, - вздохнул Иванушкин. - Жмыхи по-разному ложатся в землю. Одни вслепую, а другие - все понимая. Я вот понять хочу.
- Ничего тебе не понять. И не старайся. Я тебе притчу расскажу. Мой батя держал кролика, а травы ему на зиму по канавам не рвал и пайкового хлеба жалел - на самогон лишки менял. Так кролик жрал собственное дерьмо. И кролик тоже стал трашем - так бизеры жмыхов называют, но ты этого наверняка не знаешь.
- И вы кролика съели...
- Нет! - зло выкрикнул Лео. - Он им не достался! Кролик уснул. Я принес его сюда, в Траншею и закопал. А теперь... - Лео замолчал на полуслове.
- А теперь?
- Нас Ядвига ждет.
Иванушкин хотел возразить, но не нашел слов. Невыносимая тоска охватила его. Ему хотелось думать и говорить, как Лео. Быть таким же свободным, равнодушным, уверенным в себе. Может быть, тогда бы он не пошел на мену...
- Стоять! - взревел холм позади них.
Ив оборотился. Мишка-Копатель спускался по тропинке, выставив вперед руку со здоровенным полицейским станнером. Солнечный свет яркой струей стекал по корпусу, и Иванушкин не мог оторвать от черного глазка станнера взгляда. Лео с силой дернул огородника за руку, но тот не мог сдвинуться с места. Копатель подошел и с наслаждением ударил Иванушкина по физиономии.
- Так ты и не понял простой вещи: от меня не убежишь! - рявкнул Мишка-Копатель.
Ив от удара почему-то не упал, а лишь качнулся, и кровь хлынула из носа.
- Ты это зря, - заметил он сочувственно, будто пожалел копателя за обязанность быть злобным и бить людей по лицу.
Мишка ударил Иванушкина снова, да с такой силой, что тот, нелепо взмахнув руками, кубарем покатился по склону. Копатель наклонился, глянул вниз... И тут почувствовал, что сам летит, получив подсечку. Холм неожиданно сделался необыкновенно крут, рукам не за что было зацепиться, и Мишаня скатился почти до самой Траншеи. Когда копатель вскочил на ноги, то увидел к своему изумлению, что беглецы благополучно бегут к мосту. Еще несколько минут, и их не догнать! И станнер копатель обронил, пока через голову кувыркался на склоне. Мишаня огляделся, пытаясь отыскать оружие. Но на солнце повсюду что-то блестело - где фольга, где битое стекло. А станнер исчез, будто растворился. Придется на своих двоих догонять беглецов. В обход за ними Копатель никак не успевал. Оставалось одно: бежать прямиком через Траншею. Тут же вспомнилась ему дурацкая сказка о проклятии жмыхов, и о ненависти прикопанных к копателям, но Мишаня всегда плевал на эти россказни, он сбежал вниз и бесстрашно ступил на черную землю. Тут же ноги его провалились по колено. Попытался выбраться, но в лицо брызнули комья сухой земли, и облепленный гнилой кожей кулак, вылетев наружу, аккуратно заехал копателю в глаз. И не увидел он, как поносного цвета аэрокар вынырнул из-за серого хребта и ринулся вниз в гаснущей воздушной струе. Напрасно спешили беглецы к мосту - боковые дверцы открылись, и мощные, будто механические, руки схватили Иванушкина и Лео. Ив тут же покорно исчез внутри машины, а мальчишка сопротивлялся изо все сил, извивался ужом, и чернушникам никак не удавалось затащить его внутрь. Машина начала угрожающе вращаться. Тогда они бросили Лео, и он упал метрах в ста от Траншеи. Леонардо тут же вскочил на ноги и бессильно замахал руками, глядя, как аэрокар растворяется в ярко-синем июньском небе.
Глава 18. ГОСПОДИН БЕТРЕЙ УДИВЛЕН
Мишка-Копатель шел впереди и освещал дорогу вечным фонарем. В тусклом свете немеркнущих сумерек без труда различались силуэты людей и черная лента Траншеи, но Мишаня смотрел лишь на то, что выхватывала полоса белого света. Бетрей шагал рядом, сосредоточенно глядя себе под ноги. Остальные копатели боязливо жались сзади. Мишаня остановился и махнул рукой:
- Вон там, видите, вон они лежат, оба.
Бетрей прищурился, разглядывая скрюченные тела жмыхов.
- Идем! - Бетрей шагнул ближе, а Мишаня, наоборот, попятился. - Ты что, боишься?
- Они вставали, клянусь вечной жизнью Папаши, - губы Мишани побелели. - Вся Траншея шевелилась, как живая. И один стервец заехал мне в глаз. - Копатель тронул пальцем распухщее веко. - Час настал... скоро они встанут... все до единого...
"А ведь завтра годовщина, - противной мутью всплыло в мозгу Бетрея. А что, если и в самом деле..."
На секунду представилось, как толпа полусгнивших существ с белыми горящими глазами шествует по огородам... Куда? Что с ними делать, с этими воскресшими?.. А вдруг... Бетрей почувствовал, как капли холодного пота стекают по спине.
- Ты сам видел, как эта парочка бегала? - Бетрей старался говорить твердым начальственным голосом, но получалось плохо.
- Я - нет, но вот они...
- Кто видел вставших жмыхов? - Бетрей повернулся к Мишаниной свите.
Все молчали, переминаясь с ноги на ногу, и старались держаться поближе к вечному фонарю Мишани.
- Ну я видел, - сказал наконец широкоплечий парень в красной майке. Я видел, как они бегали. Это как раз, когда я гнался за одним жмыхом. Этот репей ползучий решил дать деру с прикопки...
- Дать деру после благословения? - недоверчиво покачал головой Бетрей.
- Ну да, он еще назывался бизером, но огородом от него несло за сотню грядок...
"Так это Одд!" - Бетрей почувствовал, как опухоль в мозгу начала пульсировать от страха.
Каждая новость про этого проклятого Одда могла свести с ума. Оказывается, этот тип еще до того, как насосался донорского интеллекта, был известным художником, картины его шли нарасхват по немыслимым ценам. И зачем, спрашивается, ему понадобилось покупать мозги, если он и так уже был миллионером? Бетрей злился и кусал губы.
- ... мы почти догнали его, но тут встали жмыхи и поперли, - продолжал бормотать копатель в красной майке.
"Папаша предсказывал: это случится в мою годовщину..." - думал Бетрей.
Он взял из рук Мишани фонарь, скорым шагом подошел к лежащим жмыхам и осветил лицо ближайшего. Тот лежал, раскинув руки, изо рта его вытекала струйка желтой жидкости, одно веко конвульсивно дергалось.
- В печку, обоих, - приказал Бетрей.
- Да как же... - растерялся Мишаня. - Они же встали. И завтра...
- В печку, - повторил Бетрей, - или ты хочешь, чтобы они сожрали тебя живьем? - он повернулся к остальным. - Куда удрал этот бизер-жмых?
- Хрен его разберет, - сказал один, а второй добавил:
- Они с Ядвигой куда-то вместе смылись.
Значит, Одд в Саду. Чертова баба! Бетрей никогда ей не доверял. И зачем только Папаше понадобилось завещать ей Сад? И если б не яблоки, Бетрей бы давно свернул этой ведьме ее тощую шею.
- Слушай, Мишаня, - вновь обратился к Копателю менамен, - надеюсь хотя бы Иванушкина ты нашел?
Тот потрогал разбитое лицо.
- Почти нашел. Но тут жмыхи зашевелились в траншее...
- Слушай, яблочный мой! - прошипел в ярости Бетрей. - Если этот бизер доберется до своего донора, я тебя первого в траншее прикопаю!
И Мишаня поверил, что это отнюдь не пустая угроза.
Глава 19. УТРО В ДОМЕ ЯДВИГИ.
Генрих проснулся на просторной и пышной кровати. Над его головою клубились розовые облака на плафоне, упитанные амуры, нахально скалясь, волокли в пухлых ручонках гирлянды роз. Генрих перевернулся на бок. У открытого окна в глубоком кресле с чудно свитыми золочеными ручками сидела женщина в белом пушистом халате. Сидела она так по-домашнему уютно, будто уже не один год прожила подле Генриха. И если она сейчас встанет и скинет халат, то окажется нагая. Женщина встала, пушистый халат сугробом лег у ее ног. Гибкое смуглое тело на фоне окна высветилось золотом. Женщина потянулась сладко, до хруста в каждой косточке, и направилась к трюмо с потухшим от времени зеркалом. Женщина уперла руки в бока и повертелась из стороны в сторону. Генрих не мог оторвать глаз от ее по-юному стройного тела.
"И все же в ней есть что-то отталкивающее", - подумал Генрих и отвернулся, сделал вид, что разглядывает спинку кровати с резной собачьей головой. Высунутый язык, отполированный руками до белизны, блестел.
"Чьими руками?" - всплыл тут же вопрос, и Генрих удивился тому, что вопрос этот ему так неприятен.
- У тебя слишком сильная собственная энергетика, - сказала наконец Ядвига. - Зачем тебе понадобился чужой разум?
- А тебе?
Она вздрогнула.
- Ты знаешь?.. Откуда?.. Тебе кто-то сказал, ведь так? - она раздраженно передернула плечами. - Впрочем неважно.
- Я это чувствую. Так зачем?
Она колебалась. Хотела сказать, но боялась. Или тот, другой запрещал? Брови ее мучительно сдвинулись.
- Не обращай на него внимания, ты сильнее, - подтолкнул ее Одд.
- Я сильнее, - подтвердила Ядвига, и губы ее раздвинулись в улыбке, больше похожей на звериный оскал. - Я сильнее, - повторила она, - а ты заткнись. - Генрих понял, что эти слова относятся не к нему. - Сейчас, я знаю, как с ним справиться. - Она включила плеер, но не вставила наушник в ухо, а приложила к затылку. - Теперь он отключится. - Яростная улыбка сползла с ее губ, и женщина перевела дыхание. - Ну, так слушай! Все было сделано по завещанию Папаши. Мне досталась только четверть его разума, как и остальным. Но иногда я думаю, что стоило взять пример с Дины и продать свою четвертушку. Господин Бетрей купил бы. А я бы получила свободу. Но тогда мне пришлось бы расстаться с Садом. А вот это я не могу сделать. Кстати, ты знаешь, где находишься?
Генрих отрицательно покачал головой.
- Ты в Эдеме.
- В земном раю? - Генрих рассмеялся. - Вот уж никогда не подумал, что рай - столь мало привлекательное место.
Ядвига нахмурилась.
- Жаль, что тебе здесь не нравится. Это единственное место, где можно получить бессмертие. Подлинное бессмертие.