Стуки-ДАО - Сергей Болотников


Болотников Сергей

Сергей Болотников

"Не в ту сторону!"

Полуночный экспресс. Реплика.

Стук. Стук-стук. Стук-стук...

- Уф... так-то вот... Лед и сумрак кругом. Снег идет... тьма... и ни огонька не видать...

- Внимание, поезд отправляется со второго пути через пятнадцать минут.

Повторяю...

- ...Давайте, давай те... да аккуратно, это хрупкое! Номер у нас какой?

Десять? Это ж там...

- Пустите...

- Не толкайтесь, места полным полно... да отойдите ж вы от окна... Ну и что, что встречают-провожают. Ненадолго отойти можно?

- Проходите, проходите! Да не задерживайтесь вы, нам тоже идти!

- Постойте, это не наше купе!

- Дальше твое, дальше! Не стой, блин, как столб!

- Без нервов, упакуемся...

- Проходим...

- Ни огонька... только тьма и ветер гудит. Словно и нет никого... и людей нет как нет. Совсем. Окно, это, столешница, и люди в стальной банке. Как шпроты.

Глупые шпроты. И к тому же...

Стук!

- А вот здесь! Слышь, земляк, глянь мне в билеты, там номер купе какой?

- А сам что?

- Да не вижу я не хрена, зрение повредил! Уважь меня, посмотри!

- Одиннадцатое... стало быть, сюда.

- А, попутчик значит... Ну, будем знакомы. Алексей. Леша!

- Валерий Анатольевич. Располагайтесь...

- Щаз расположимся... чтоб, значит, в поезде и не расположиться... да, мы тут дома, мож сказать...

- Сумку под полку суйте, там еще пусто.

- А че, нас двое только?

- Выходит двое. Ну, может быть, придет еще кто.

- А то... Все веселей, да? Ты, откуда такой, Валерий Анатольевич?

- Из Подмосковья...

- О как! А я из Череповца. Знаешь такой город?

- Отчего не знать...

- Ты чего-то смурый такой, Анатольевич?

- Да так... зима... тьма да холод.

- Это ж разве холод? Вот у нас, знаешь, какие холода бывают...

- Извините, это двенадцатое купе?

- Какое тебе двенадцатое? Одиннадцатое, не вишь, что ли? Глаза протри, пассажир, блин... так вот морозы, у нас, Толич, до минус тридцати в декабре доходило.

Резина дубела. Не поверишь, до ветру выйдешь, так струя на лету замерзает!

- Вот как?

- Внимание, до отправления поезда осталось пять минут. Просим провожающих покинуть вагоны.

- А ты что думал... нашенские морозы такие, кусачие... Ну, видать не придет больше никто. А ведь... Ну что там еще?!

- ...нельзя! Я же сказала, нельзя с животными в вагон входить!

- Кто сказал, ну кто? Что за дурные правила? Где, в какой ведомости указанно, что домашних животных нельзя в поездах провозить?

- Гражданин! Не разводите истерику! С домашними животными можно, но ваше животное, оно цепное! Таких нельзя!

- Почему цепное? Где ты видишь цепное, это порода такая крупная!

- Ему же надо отдельное спальное место? Где вы ему найдете?

- Ничего, на полу будет спать! Он привычный, да Норд?

- Я не пущу! Не положено!

- Да что ты, в конце - концов! Он же добрейший зверь, всю дорогу спать будет, никому не помешает! Пусти же!

- Эй! Слышь ты! Да, мужик с собакой! Быстро пошел отсюда со своим Кабыздохом!

Сказали тебе, козлу - не положено! Че ж ты прешься со свой тварью!

- А вы кто, вообще?! Вы что, проводник?

- Ага, выпроводник! Выпроваживаю - Молодой человек, не надо... я сама...

- Ага, сама! Ты, жлоб со псом, вываливайся, я сказал! Второй раз повторять не буду. Иди отсюда, а то...

- А то что?! Что?!

- В бубен дам без проблем! Зубы будешь по полу собирать!

- Молодой человек...

- Че, я не прав? Вишь, пошел, собаковод хренов...

- Я вернусь еще! С милицией! Сволочи! Развели беспредел, от гопоты податься некуда!

- Кто тут гопота, козел?!

- Тихо, пассажир, тихо! Мы его выпроводили. Все, пошла дверь закрывать.

- Иди-иди. Вишь, Толич, какими отморозками мир полнится.

- Вы его малость того... резковато.

- Так и надо гадов... а то обнаглеют, пакши распустят... или скажешь я не прав?

- Ну...

- Вот и ну... Давил бы в колыбели таких! На других плевать любят. Сами в белом, а мы все значит, в дерьме бултыхаемся. Ну ниче, такие как юшки своей отведают, сразу другими людьми становятся. Перевоспитываются. Хе-хе... Сами так не побелеем, а зато и они дерьма отведают, сволоча...

Стук!

- О! А вот еще один! Да ты заходи, не тушуйся! Чего встал? Вот так... Садись!

Тебя как зовут?

- Эээ... Коля.

- А, Николай сталбыть. А меня Леха кличут. А это вот Валерий Анатольевич. Он не разговорчивый, так что ты на него не обижайся.

- Я... ммм... я не обижаюсь. Я...

- Садись, садись! Че ты встал, как столб?! Присаживайся, Николай раздели с нами общество...

- Простите моя полка...

- Звиняй, твоя наверху. Вон номер три, не видишь что ли?

- Я плохо вижу... у меня миопия...

- То-то очки как бинокли. Бинокуляры, ха!

- Простите?

- Че он извиняется все время, а Толич?

- Наверное, хочет, чтобы его извинили, Алексей. Я так это понимаю.

- Извиним... а потом догоним и еще раз извиним... так то... О! Кажись, тронулись... Ну точно, тронулись! С отъездом вас попутчики... Ну куда ты сумку суешь!? Под стол ее под стол!

- Простите ради Бога, я не хотел...

- Ниче-ниче... Ну, едем, значит... Черт, в окно не видать ничего. Город вроде, а темно как в могиле.

- Зима, что вы хотите.

- Точно, Толич, как есть правда. Сквозь тьму поедем, значит.

Стук! Стук!

- Пиво, коньяк, водка. Вы что будете?

- Спасибо, родная, у нас свое есть.

- ...пиво, водка, коньяк... кто желает, обращайтесь...

Стук.

- А вот и наше сталбыть. Ну что, Толич, спрыснем поездку?

- Не откажусь.

- А ты Николай? Пить будешь...

- Нет, спасибо.

- Че так? Нормальная водка, кремлевка. Не паленая какая. Сам брал. Давай!

- Спасибо не надо. Не хочу.

- Вот блин, не хочет. От чистого сердца, блин, предлагаю. Ты обидеть нас, что ли, хочешь? Давай!

- Леш, давай вдвоем. Не хочет человек и пусть его.

- Ну как хошь, мое дело предложить. Подставляй, Толич. Держи-держи, а то вагон корежит... не разлить бы. Во!

- Дорогая...

- А то! Первый сорт. А это нос воротит, как от сивухи. Во народ пошел. Ну, давай!

- За поездку.

- А то... ух... а... пошла-пошла... как поезд идет. Как Анатольевич?

- Хорошо... Когда чистая. У нее вкус свой.

- А я че говорю! По второй?

- Пойдет...

- Держи крепче. Эх, бинокулярий, своего счастья не понимаешь, не держишь за хвост птицу удачи. Ты откуда такой взялся?

- Я в Зеленограде живу.

- У вас там че, все такие?

- Насколько я знаю - нет.

- Насколько знаю... Умно говоришь, длинно. Где работаешь, Николай?

- Я... как бы это сказать... я научный сотрудник, правда, недавно. А до этого окончил институт, магистратуру, аспирантуру. Я...

- Ученый люд, значит? Копаешь где?

- Простите?

- Какой у тебя факультет, Коля? Какая специальность?

- Философия, Валерий... эээ... Анатольевич.

- Хорошая специальность, редкая. Труды известных людей, наверное, изучаешь...

- Не без этого.

- Ну, дело полезное... философы нам нужны... нет-нет, Алексей, я еще эту не выпил!

- Так че ж ты буксуешь? Вздрогнули. Чтоб нам путь был в легкую.

- За хорошую дорогу... уф... многовато налили.

- Ниче, Толич, ниче. У нас она родимая седня хорошо идет. Стало быть, чтобы путь наш так же легко пролегал, как водяра в желудок!!

Стук-стук. Звяк!

- Анатольевич?

- У?

- А че ты такое бормотал, когда я в вагон заходил, а?

- Да это я так... про себя.

- А теперь нам скажи... Или есть че скрывать? Нет?

- Да нет, в общем... Я смотрел в темноту за окном. Там снег, холодно, и ни огонька нет совсем. Тьма одна. И люди в вагоне - все, что есть. Вот так у нас жизнь вся - одни в темноте, позади только тьма, и впереди только тьма, и небо темное-темное. И некуда идти, кроме, как только во тьму. А люди есть - только те, что едут рядом с тобой. А потом выйдут, и все тоже во тьме.

- Ну-ну, Толич. То-то ты такой смурной сидел весь. Ты на думки не расстраивайся, а то тебя эта... де... декомпрессия пробьет.

- Депрессия.

- Один хрен, Коля. Один хрен. Ты, Толич, не горюй, давай лучше по новой зарядим.

Задвинь тоску.

- Да это так, Леш, меланхолия... Не обращай внимания... О, а не много ли будет?

- В хорошей компании много не бывает. И вообще много не бывает... поверь, блин, специалисту. Ну че... он сказал, поехали!

Звяк!

Стук-стук. Стук-стук. Стук-стук.

- А вообще... у меня тоже было...

- Что?

- Я грю, думки у меня есть в эту тему.

- Про ночь?

- Да не... О жизни, знаешь... Меня вот так тоже иногда пробирает... иногда...

Вот наша жизнь, Толич, что?

- Игра?

- Да не! Не игра! Что она есть, наша жизнь? Какой у нее смысл, а? Я так вот под водку, бывало, задумаюсь... все понять пытаюсь, уразуметь. Для чего ж мы живет то тут? Какой смысл? Ну, какой? Типа родиться, расти, жениться да помереть? Так что ли?

- Это тебе Леш, к нашему научному работнику надобно. Он как никак философ. У него и спрашивай.

- А да... Эй, Николай, эй! Ты че, спишь, что ли? Брось время детское! Да че там, дети еще не спят, колобродят.

- Что... Что, простите?

- Не спи, умник, замерзнешь. Разговор к тебе есть.

- Разговор? Какой же?

- Умный, как раз по тебе. Мы тут с Толичем разговор ведем умный такой... в тему короче... И вопрос назрел.

- Ну, задавайте... о-ох... извините, я обычно рано ложусь, а тут...

- Опять извиняется! Без вины виноватый, блин... Короче, мы с ВалерАнатольевичем вопросом задались - а вот ради чего мы живем. Какой у нашей жизни смысл? Типа родиться, креститься, жениться, помереть? Или все ж есть еще что-то? ну, что там твоя философия говорит?

- Ммм... Я даже не знаю... Прямо не знаю, что сказать. Вы так сразу глубоко копнули... Глобально так... Как бы вам сказать - вы же ведь Канта не читали, нет?

- Кого?

- ...или Гегеля. Про совокупность созидания-творения... Формула счастья...

- Так тебе че, сказать даже нечего?

- Нет. Есть! Есть, конечно! Просто... надо иметь хоть какую-то теоретическую базу. Некоторые труды, на которых все обосновывается. Плюс теология... она очень близко прилегает... В двух словах имеется несколько занятных теорий на этот счет. Несколько учений-течений, так сказать. Так, например, некоторые видят смысл жизни в самой жизни, в самом факте существования. Некоторые выводят ряд правил-указаний, необходимых составляющих счастья. А проблема счастья, она, без сомнения, плотно прилегает к проблеме смысла. То есть счастье, в сущности, и дает смысл! Вы понимаете, да?

- Твое здоровье, Толич.

- Твое, Леша...

Звяк.

- ...любопытные теории, но вот так вот с ходу объяснить смысл нельзя. Он ведь у каждого свой. И счастье у каждого свое. Трудно подогнать под шаблон. Лучшие умы человечества бились над этой проблемой! Вот даже взять восточные течения - та философия отличается некоторым своеобразием в понимании окружающего мира. Им склонно наблюдать, находить гармонию в природе... улавливать ее... Созерцая постоянный ток жизни они находят свой смысл. Смысл листа, что срывается и падает, смысл жаворонка, полевой мыши. Смысл речных вод, что все время меняются и остаются неизменными - извечный дуализм жизни... Смысл...

- Ясно-ясно, философ... Короче, не знаешь ты... Да и откуда ж тебе знать? Вы, ученый люд, только болтать языком хорошо можете. А о жизни и не знаете ничего.

Теории! Гип-потезы! Катеты, блин! От корней оторвались совсем... В облаках витаете, аки жа... жаворонки! А жизнь она вот - кровь, грязь, дерьмо, крутой такой засол! И каждому своя доля достается. Да вот только нельзя без нее, без этой грязи жить, только парить, как ангелы! Все в белом. Понял меня, Николай?

- Я бы... ммм... не был так категоричен в суждениях. Это признак максимализма.

- Мне плевать, Коля. Потому что дерьма я нахавался за свою жизнь столько, сколько тебе за десять не нахвататься! Да только не без пользы... нет... Потому что знаю я теперь, какой у жизни смысл!

- Извините, что? Знаете? Но ведь я хотел как раз сказать - никто ж так и не вывел универсальной формулы! Как вы можете судить об этом.

- Могу, Николай. Ты вот в книжках своих рылся-рылся, глаза посадил, моргаешь теперь как сурок, а ответа так и не нашел. Слаб оказался в коленках, слышишь, слаб! Слаб!

- Не говорите так!

- Как хочу говорю! Ты слаб, потому что не знаешь, зачем живешь. А я знаю. Знаю свой смысл... а черт, че ж его колбасит то так? Толич, ты держи крепче, проливаешь ведь! Дорожники, долбогребы безрукие, пути задницей укладывали... Да что там?!

- Сейчас гляну. Не. Не видать ничего. Только от города отъехали и все тьма.

Называется мегаполис. Леса... да и то не видать. И луна скрылась. Не понять, где едем.

- А вроде ж, пригород должны были проезжать, Толич? Или не заметили за трепом?

- А кто его знает. Ночь сегодня такая промозглая. Ну что, за смысл, да?

- Ага...

Звяк.

Стук-стук.

- Так какой смысл то, Алексей?

- А? А, смысл... Мой смысл, всегда со мной... ха-ха. Мы с ним срослись, сжились, мож сказать... Мое второе я. Мой вечный двигатель, вечный дрыгатель...

прыгатель. Мой путь и я по нему иду... я ведь не просто так на него встал. Мог и мимо пройти, но случай подвалил. Счастливый или нет - не знаю. Но он был. Я тебя, Толич, уважаю, поэтому про него расскажу. А ты уж сам по ней суди, есть у меня смысл или нет.

- Что ж, давай, рассказывай. А мы с Николаем послушаем.

- Ну, значит, был тут у нас один...

Стук-стук-стук-стук.

Enemy instinct.

Был тут у нас один. Сам по себе - ничего не стоил. Пустое место. Ноль. Что было до него? А, да ничего особенного - жизнь как жизнь, не хуже и не лучше, чем у других. Я даже сейчас не припомню, что там было. Текло так-себе, из начала в конец, а событий - кот наплакал - вспомнить нечего. Так, что до встречи с ним я, считайте, с закрытыми глазами жил. Вот как лошадь, например, она вроде тоже куда то идет, ногами перебирает, копытами, значит, а куда идет, а главное, зачем - знать не знает. Вот и я так. Дожил до двадцати восьми годов, а о жизни, почитай, ничего не узнал. Много чего, вроде было, да все блеклое, как будто акварель выцветшая. Я школу окончил - девять классов, потом ПТУ, все дела, специальность получил - токарь. Ну, в то время еще союз был, стало быть, токарем было нормально. Не то, что сейчас. Как в ПТУ оттрубил, на завод подался - на наш районный. У нас в Череповце заводов много - ну, вы, короче, знаете. И работал там сколько-то лет - деньги получал, не то, чтоб большие, но на жизнь хватало. А тратить... тратил, только вот удовольствия не получал. Ну, не, удовольствий, их много, конечно... все перепробовал, вот только радости от них... Как сейчас погляжу, я тогда был... как бы сказать... ну как бутон, что ли, нераскрывшийся.

Личинка. Гусеница. И может, всю жизнь бы так личинкой, дерьмо жрущей, прожил, если бы не случай тот. Приход этого отморозка, которого я ненавижу, однако ж, заставил меня раскрыться, развернуться во всю мощь и жить полной грудью!

Так вот. Ну, по порядку.

Начальник цеха наш, Митрич, нормальный мужик был. С пониманием. Долгие годы он нами рулил, и, не поверите, никаких в цеху свар не было. Вот, что значит, грамотный руководитель. С нами не сближался, нет, в узде держал. А по мне так оно быть и должно - начальник, он же сила, что всех связывает.

Но годы идут - сдал Митрич. Постарел, ссутулился, грят, склероз его прохватил.

Дальше