Начался период затишья. Прежняя радостью ушла куда то. Сизый сидел дома на больничном, а я работал. К концу срока его отсидки я вдруг понял, что меня это напрягает. Я помнил его глаза, бледную перекошенную рожу. Сизый отморозок, я был уверен, что когда он вернется, то возьмется за меня. Не из тех он был людей, который могут прощать, настоящий человек Сизый.
Я решил быть осторожней. Мысль моя работала, голова была загружена, я опасался, почти боялся возвращения Сизого. Я все время думал о нем, получившей травму изза меня. Дошло до того, что он пару раз приснился оба раза я попадался в его ловушку и мог лишь бессильно грозить ему кулаками. Но вместе с тем, в эти дни, разве я не желал его возвращения? Так, между прочим, не хотелось ли мне схлестнуться с ним вновь? Ну, как те же боксеры - типа знают, что их изколошматят, измутузят на ринге, но все равно бросают вызов. Или те, охотник на медведя - зверь может заломать, да, но зато как почетно будет его завалить!
А я был готов. Был полон сил и идей. Я, кажется, в те дни и вышел на тропу войны. Пощады не жди? Пощады не будет, и с моей стороны тоже.
Как-то раз среди ночи, проснувшийся от кошмара, в котором попал в капкан, поставленный Сизым, и слушал его приближающиеся шаги, я вышел в ванную и долго смотрел на себя в зеркало. Но видел не себя, нет, я видел Сизого, его тошнотную интеллигентную морду. И мне хотелось ударить в нее, разбить стекло.
- Я останусь, слышишь! - сказал я, - останусь я, а не ты! Тебя не будет на заводе! Не будет рядом! Я тебя... сгною... сверну в бараний рог, измочалю, ты...
ты сдохнешь Сизый, сдохнешь!
И сам поразился своим словами. Я что, и вправду надумал его убивать? Нет, конечно нет, только выжить с завода. Освободить территорию, восстановить справедливость.
С такими мыслями я и лег спать. И мне снова снился Сизый и его капкан со стальными зубьями и кожаными тесемочками.
На следующий день Сизый вернулся с больничного. Он изменился. Он побледнел и скособочился. Он больше не подавал руки. Он собирался биться.
Я был готов. Я уже ненавидел его, но отдавал дань как достойному противнику.
Первый звонок последовал через неделю после его прихода. Очередная болванка на моем станке резко переломилась пополам, испоганив двадцатиминутный напряженный труд. Когда я, матюгаясь вполголоса, поднял ее, то увидел, что порядковый номер на железяке подточен напильником, так что из цифр получилось слово "Быдло". О, я знал от кого этого. Настоящий человек, свой парень, товарищ презрение, сволочь, Сизый! Но это так была мелкая диверсия. Я сдержался, потому что старался сохранить осторожность. А пока я развлекался тем, что прицельными бросками заготовок вышибал стекла его бытовки (случайно как бы из станка вылетело)
сморкался на его линолеум, когда никто не видел, писал кирпичом на стенах "Сизый - ...й!!!"
Я старался сохранить в тайне, но не всегда удавалось и бывалые товарищи мои стали замечать, что я Сизого не люблю. Сначала понять не могли, потом стали осуждать. Но я терпел, мне вообще было теперь на них плевать - я пытался предугадать следующий ход Сизого.
И все же он нанес удар оттуда, откуда я беды не ждал.
В нашей заводской столовке кормили не очень. Ну, народ у нас простой, пищу тоже любит простую, потому все это ели. Так, если доплатить, можно было и нормально заправиться. Там столики есть, седулки, можно взять гранулированного чаю в стакан, или какао из чайника-нержавейки. Ходили слухи, что вместо мяса дают конину, но подтвердить никто не мог.
Ну и я туда ходил. А что мне! И Сизый там был, потому как он считал, что отрываться от коллектива не должен. Так мы и обедали всегда - я с одной стороны столовки, а он с другой, и через зал переглядываемся.
Я ему про себя сигналю: "Чтоб тебя несварение взяло!" А он мне глазами показывает: "Чтоб тебя вывернуло!" Как обычно, в общем.
Так все и было до того жуткого обеда. Я, вообще сам виноват, должен был заметить, что у еды вкус какой-то не такой. Но он у нее всегда паскудный был, каждый раз, в общем, по-своему.
Я съел свой обед и пошел в цех. Но до цеха я не дошел. На полпути сознание мое померкло и накрыл меня какой-то черный приход, такой мощный, что память моя событий того дня больше уже не держала.
Очнулся я лишь день спустя в обезьяннике местного нашего отделения. Морда избита, глаза заплыли, руки все обкорябаны, и болит все так, что выть хочется.
Что было - хоть убей, не помню! Чувств - никаких, лишь ярость на Сизого.
Менты участливые оказались - рассказали, что я вдруг на заводе взбесился, стал на людей кидаться и у меня пошла пена изо рта. Ну, они, видать, подумали что у меня горячка и отправили меня в обезьянник. Такие они, дружки мои. Ну, впрочем, и так понятно, кто этим всем руководил.
- А у нас ты не успокоился, - говорил мне участливый мент, - бузил всю ночь, на прутья бросался и все орал, что какого то Сизого убьешь. Ну, мы тебе сказали, что если ты еще раз про убийство крикнешь, мы тебя отделаем. Ты крикнул. Так, что, звиняй...
У меня болело все лицо. На нем словно живого места не осталось.
- И тебя враги то есть? - спросил участливый мент.
- Сизый... - сказал я.
- Короче, я тебе по секрету скажу, - произнес милетон, наклоняясь и шепча, - Мы когда к тебе неотложку вызывали... Думали, ты с катушек слетел. В общем, доктора сказали, что ты какую психотропную дрянь принимал. Но ты вроде с виду, нормальный, значит, подсыпали тебе ее...
- Что?
- Я тебе сказал, - произнес участливый, - а уже, что дальше делать, сам решай...
С тем меня и отпустили. Я знал что делать. Этой ночь я спал часа два, а, выйдя на работу, на десять минут покинул цех. Ну как бы в сортир.
Личная машина Сизого всегда стояла на отшибе и это было его большой ошибкой. Я хорошо разбираюсь в механике, так что сегодня вечером Сизый уедет на своей "девятке" без тормозов.
Сам-то он торжествовал. Была пятница и на еженедельной летучке мне устроили разнос за пьянство на рабочем месте. Сизый говорил, Сизый орал, Сизый грозил мне увольнением...
Сизый тем вечером уехал на машине с перерезанными тормозными шлангами и на первом же повороте съехал в кювет. Огрызок бетонного фонарного столба остановил его стремительный натиск. Дорогой начальник цеха в мясо разбил машину и протаранил головой лобовое стекло, получив сотрясение мозга, но на следующий день вышел на работу - бледный, как хорошо выдержанный покойник.
Жалко. Я надеялся на большее. В конце концов, люди же гибнут в таких авариях!
Ну, правду говорят, что дерьмо не тонет, и к тому же не горит. Только воняет.
Говорят, две бомбы в одну воронку не падают, однако ж со мной это почему-то случилось. Я честно не ожидал этого. Компот из сухофруктов на вид был самым обыкновенным, даже яблочный ломтик сверху плавал - все чин по чину. Мы с Сизым даже обедать стали к тому времени в разное время - не могли друг друга видеть.
Сизый на работу ходил пешком и его мучили головные боли, а в дождливую погоду начинал ныть копчик. В такие дни он меньше улыбался, мрачнел, а иногда среди дня появлялся на пороге своей бытовки (линолеум был выкинут и теперь там стояла ребристая стальная пластина) и задумчиво смотрел на меня и мой станок. А я чувствовал его взгляд, и во мне начинала закипать злость. Но я себя одергивал - допускать брак было нельзя, это только на руку Сизому. Тот пытался, было, ставить вопрос о моем уходе с завода, но его никто не поддержал - и правильно, потому как я был ведущим токарем, у меня первый разряд.
Однако как хотелось сорвать заготовку и швырнуть в него, а еще лучше не швырнуть, а подойти и бить-бить-бить, по этой гнусной роже, стирая ее мерзкие очертания в кровавый фарш. Ревел станок, скрежетала деталь, резец шел туда сюда, а я представлял, как он погружается в тело ненавистного ворога и проворачивается и вновь идет из стороны в сторону. Но Сизый этого, конечно, не видел, я стоял спиной, а он лишь пялился, и чувствовал я, что очередная серия нашей разборки не заставит себя ждать.
Знаете, мы кажется к тому времени уже не рулили собой. Ну, как два поезда, и один из них идет по неправильной стрелке.
Ломтик яблока я выудил и положил на тарелку - не люблю их. А потом залпом опрокинул полстакана компота.
Что было потом... Я где-то слышал про такую хитрую казнь у древних. Не помню у кого, толи у египтян, толи у китайцев, толи у индейцев в Америке. Ну, кто там был слишком жадным, тому в глотку заливали расплавленное олово. А самым крутым, заливали золото, что немногим лучше. Короче, вот так я себя почувствовал - как жертва этой казни. Все внутри горело огнем. Мне было так больно, что я прямо там, чуть не отрубился. Я, еле сумел встать, добежать до сортира, меня там вывернуло одной болью. В глазах затуманилось. А когда поднялся я от толчка, обернулся - вижу, стоит Сизый и улыбается. У меня во рту и в мозгах полыхает огонь, я че то сипел, а он меня спрашивает:
- Ну как Леш, сволочуга поганая, хорошо тебе а? Может тебе водички дать? Вон ее сколько здесь, пей не хочу, - и берет, из бачка зачерпывает и мне в лицо плещет!
Я заревел что-то, хотел на него кинуться, но тут мне стало совсем худо и я из сознания выпал.
Последнее что помню - как мои руки бессильно скребут тяжелые ботинки Сизого, а он их откидывает как полудохлую мышь.
В стакане оказался уксус, а я оказался в больнице и провел там около месяца.
Мне сказали, что жить буду, и мне очень повезло, что я сразу почти все извергнул обратно, и у меня не растворился желудок. Долгими ночами я лежал на своей койке, смотрел в потолок и думал о Сизом. Как-то незаметно, он стал занимать все мои мысли. Это было очень странно, потому что у меня должно было бы быть множество других тем, а я все думал о Сизом. О том, как он откидывает мои бессильные руки.
Я очень быстро шел на поправку, особенно если учесть, как много уксуса я выхлебал.
Мои руки как полудохлые мыши, которым дали много-много мышиного яда, и теперь они в корчах умирают. Мертвые ссохшиеся мышиные трупики. Яд, страшная штука.
Яд. Принимать внутрь. Держать до полного умиротворения. Сизый. Дохлая мышь. Что будет, если мышиный яд съест кошка? Что будет, если его съест Сизый?
Идея озарила меня за два дня до выписки. Сизый чувствует себя в безопасности в столовой. Может быть, он считает ее своей территорией?
Среди ночи я встал и прошел через палату к ванной. Там остановился, глядя на свое отражение в зеркале. Я смотрел, а стекло отражало мне рожу Сизого, и рожа эта погано кривилась и ухмылялась, и рот у нее дергался, как у припадочного, а потом мне показалось, будто изо рта у него поперла пена, словно он уже сожрал приготовленный для него яд. На самом деле пена шла у меня и я тоненько так хихикал, представляя себе погибающего в корчах Сизого.
На третий день моего возвращения на завод случился какой-то праздник. То ли день революции, то ли конституции, то еще какой проституции. Короче, работу в тот день нам никто не отменял, и потому коллектив бодро пахал. Отметили же праздник обычным способом - в нашей столовой появился шоколад. По четыре аккуратных таких кубика шоколада на каждого. Темный, горький шоколад.
Накануне я посетил наш рынок и прикупил там отраву для крыс. Ну, знаете, такая ядреная смесь - там мышьяк, по-моему, еще какая то дрянь. Крысы твари живучие, и потому, отрава для них должна быть такая, что слона завалит! Круто, да - мышьяк убивает крысу.
Яд в точности напоминал шоколадные кубики. Один в один - может, чтобы крысы обманулись? Кажется, шоколад там тоже присутствовал, в составе. Сладкая смерть для всех желающих. Я скупил грамм пятьсот, этой гадости. Отрава выглядела так соблазнительно, что прямо таки тянуло ее отведать. Настоящая шоколадка. По пути на завод я покрошил немного этой сладости голодному встопорщенному голубю и он, походив немного, завалился на бок и издох. Счастью моему не было конца и краю! Я подарил дохлой птице имя Сизый и отправился дальше по своему сияющему праведной мстей пути.
Я ведь прав, не так ли? А Сизый не прав. Сизый должен уйти с завода. И уйдет он вперед ногами. Честное слово. Мой путь - путь отмщения, освобождение народа от Сизого, который ненавидит их и презирает их. Поэтому я его ненавижу. Поэтому сегодня он съест яду. Крысиный яд для крысы!
Я помню, как он пинал мои руки! Я навсегда запомнил его уксус. Моя голова работает-работает-работает.
Помню, день казался таким ярким, солнечным, а я шел, как будто на войну. Как будто все в последний раз. А сзади горели мосты, да. Я снова шел на бой. Вновь схлестывался с противником! И виделось мне все так четко и ясно, и так правильно все было. Я, вроде, начал понимать... понимать, зачем... Зачем...
Короче, в столовой все брали себе еду по вкусу (ну, типа, от чего меньше всего тошнило), а вот шоколад был ограничен и потому его раскладывали возле каждого столика аккуратными порциями. Сизый ел не один, с ним было трое или двое наших заводских, но вот сидел он всегда на одном и том же месте. Туда то и приземлилась моя крысиная шоколадка с сюрпризом, незадолго до начала обеда первой смены. Лежит себе, даже по цвету не отличается.
На обед я пришел в первую смену и скромно так притулился в уголке. Народ потихоньку заполнял столовую. Звякали вилками-ложками. Шоколад исчезал в пастях тружеников. Вот и Сизый появился. Как всегда, при виде его я испытал двойное чувство. Ненависть, и какую-то больную радость. Я, правда, был рад его видеть, ведь он все время присутствовал в моих мыслях - и увидеть, наконец, в живую объект моей лютой ненависти, это все равно, что вскрыть гнойный нарыв.
Я не мог есть - следил за ним. Сизый сел за стол с тарелкой комковатого пюре и жесткого мяса. Начал есть. Я смотрел, как он жует, руки мои дрожали. Неужели, думал я. Неужели это сейчас случится? То, к чему я уже так долго иду? Неужели, наконец, Сизый сдохнет?
Он взял шоколад. Один кубик из четырех. Покачал его в руке.
Руки как дохлые мыши. Крысиный яд для грызунов. Ну же!
Разжевал и проглотил первый кусок. Я не мог поверить в свою удачу. Буйный поток счастья захлестнул меня. Чувство, которое, может, испытывают альпинисты на своей вершине, вот на что это было похоже.
Сизый! Ну же!
Он поднял голову и тут увидел меня. Взгляд у него остекленел. Челюсть отвисла.
Руки задрожали так, что даже я увидел с другого конца зала. Ядовитый шоколад выпал из руки Он резко вскочил и с перекошенной рожей кинулся в сортир. Прямо как я не так давно. На половине пути его согнуло, и он застонал, но не остановился.
Тварь! Как не вовремя! Он должен был съесть шоколад. Съесть его весь! Я застонал от лютой злобы. Я словно, сорвался с вершины! Я как Сизиф! Как рыбак, у которого сорвалась рыба с крючка! Опять! С вершин счастья я низринулся в омут горя и ярости! В глазах потемнело и секунду казалось, что я сейчас отрублюсь от перенапряжения. Злость моя была больше меня, сильнее меня, старее меня. Это была настоящая застарелая ярость!
Но, вместе с тем, было какое-то облегчение, что ли. Такое слабенькое, но оно было. Потому что я знал - если бы Сизый умер сейчас, то что бы я делал потом?
Когда его бы не стало.
Сизого долго рвало в сортире, в конце концов силы оставили его и он упал, обняв унитаз. Так их и нашли, в обнимку. К тому времени я уже давно дал деру, сжимая кулаки так, что болели суставы. Мысли мои были черны, но практичны - на фоне клубящейся злобы я обдумывал следующую акцию. Я не собирался сидеть на месте.
События, однако, менялись к худшему. Может, судьба тогда играла против меня, но ведь и Сизого она не щадила - он взял отгул на три дня. Вряд ли они были для него счастливыми.
Три оставшихся кубика так и лежали на остывшем месте Сизого, пока кто-то из поваров не подкормил ими Кабыздоха - нашего заводского двортерьера-крысолова, всеобщего любимца. Кабыздох съел шоколад, и вот теперь он ловит крыс в своем собачьем раю. Каким-то образом слухи о яде просочились в коллектив, кто-то вроде бы видел, как я клал этот шоколад. К тому времени уже весь завод знал, что мы с Сизым не переносим друг друга. Но если Сизый был всеобщим любимцем, то я уже слыл бирюком, к тому же буйным.