Молодая хорошенькая женщина в черном платье приветствовала Уимзи с застенчивой улыбкой и, повернувшись к своему свояку, укоризненно сказала:
— Хэвиленд, мы хотим объяснить…
Он не обратил на нее никакого внимания.
— Послушай, Мартин, игра окончена.
— Я тоже так думаю, Хэвиленд. Но к чему весь этот шум-гам?
— Шум-гам? Мне это нравится! Ты вытаскиваешь тело своего собственного отца из гроба…
— Нет, нет, Хэвиленд. Я ничего об этом не знал. Клянусь тебе. Я получил известие о его смерти всего несколько дней назад. Мы были на съемках в Пиринеях, в самой глуши. Мортимер вместе с Хаббардом и Ролинсоном поставили весь спектакль сами. Честно, Хэвиленд, я не имею к этому никакого отношения. Да и зачем бы мне это? Будь я здесь, мне достаточно было бы сказать слово, чтобы остановить похороны. Для чего мне все эти сложности с выкапыванием тела? Не говоря уже о неуважении и все такое прочее. В ближайшее время я распоряжусь о соответствующем захоронении — на земле, конечно. Возможно, в этом случае подойдет и кремация.
— Что? — тяжело дыша, сказал Хэвиленд. — Ты думаешь, что из-за твоей отвратительной жадности к деньгам я позволю оставить моего отца непогребенным? Посмотрим еще, что скажет об этом Грэхэм!
— Да уж, конечно! — фыркнул Мартин. — Честнейший адвокат Грэхэм! Он-тo знал, что было в завещании, не так ли! А оп случайно не упомянул об этом тебе, а?
— Не упомянул! — резко сказал Хэвиленд. — Он слишком хорошо знает, какой ты подлец, чтобы что-нибудь говорить. Не удовлетворившись этой опозорившей нас несчастной женитьбой, построенной на шантаже…
— Вот что, Хэвиленд. Не распускай свой грязный язык. Лучше посмотри на себя. Кто-то говорил мне, что Винни ведет тебя прямехонько к разорению — с ее лошадками, обедами и бог знает чем! Неудивительно, что ты хочешь отнять деньги у своего брата. Я никогда не был о тебе высокого мнения, но Бог ты мой…
— Минуточку!
Мистеру Фробишер-Пиму наконец удалось вмешаться в разговор — братья так кричали друг на друга, что в конце концов совершенно выдохлись.
— Минуточку, Мартин. Я буду называть вас так, потому что знаю вас уже много лет, знал и вашего отца. Я понимаю, как рассердило вас то, что сказал Хэвиленд. Но и вы должны понять, как он потрясен и огорчен — впрочем, как и все мы, — этим в высшей степени неприятным делом. И вы несправедливы к Хэвиленду, утверждая, что он хотел якобы что-то у вас «отнять». Он ничего не знал об этом противоестественном завещании и, само собой разумеется, следил за тем, чтобы весь похоронный обряд был выполнен как положено. Теперь вы должны уладить вопрос о вашем будущем полюбовно, как вы и сделали бы, не появись случайно это завещание. Просто чудовищно, что тело старого человека стало яблоком раздора между его сыновьями, и всего лишь из-за денег.
— Извините меня, я забылся, — сказал Мартин. — Вы совершенно правы, сэр. Послушай, Хэвиленд, забудем обо всем. Я позволю тебе взять половину денег…
— Половину! Будь я проклят, если возьму ее! Этот человек хотел выманить у меня мои деньги. Я пошлю за полицией и посажу его в тюрьму. Вот увидите, я это сделаю. Дайте мне телефон.
— Извините, — сказал Уимзи, — я не хочу вдаваться в подробности ваших семейных дел больше, чем я уже узнал о них, но я настоятельно вам советую: не посылайте за полицией.
— Вы советуете? А какое это имеет отношение к вам?
— Понимаете ли, — недовольно сказал Уимзи, — если дело дойдет до суда, мне, очевидно, придется давать показания, потому что именно с меня все и началось, не так ли?
— Ну и что же?…
— Видите ли, если подумать, то получается довольно странная вещь. Ваш покойный отец положил завещание на книжную полку, по-видимому, перед самым отъездом за границу. Это было… Когда это было?
— Около четырех лет назад.
— Пусть так. И с тех пор ваша великолепная домоправительница позволила сырости забраться в библиотеку, но правда ли? Допустим теперь, что в суде спросят насчет завещания, и вы ответите, что оно пролежало там, в сырости, четыре года. Но не сочтут ли они любопытным тот факт — если я сообщу им его, — что в конце книжной полки было большое пятно плесени, похожее на усмехающееся человеческое лицо, и ему соответствовало пятно такой же формы на забавной старой «Нюрнбергской хронике», однако на завещании, которое в течение четырех лет находилось между стеной и книгой, никакого пятна не было?
— Хэвиленд, ты дурак! Ты настоящий дурак! — неожиданно закричала миссис Хэвиленд.
С криком ярости Хэвиленд бросился к жене, она съежилась в кресле, зажав рот рукой.
— Спасибо, Винни. А ты, — Мартин повернулся к брату, — можешь ничего не объяснять. Как видишь, Винни проболталась. Итак, ты знал о завещании, намеренно спрятал его и позволил похоронить отца. Интересно, сокрытие завещания — это что: мошенничество, заговор или преступное деяние? Мистер Фробишер-Пим выяснит.
— Не может быть! — сказал мировой судья. — Уимзи, вы совершенно уверены в том, что говорите?
— Абсолютно, — сказал Уимзи, вытаскивая «Нюрнбергскую хронику». — Вот это пятно, можете убедиться сами. Извините меня, что я позаимствовал вашу собственность, мистер Бердок. Я побоялся, что во время тихих ночных бдений Хэвиленд додумается до этого маленького противоречия и решит продать книгу, или выбросит ее, или ему вдруг придет в голову, что книга будет лучше выглядеть без переплета и последних страниц. Разрешите мне вернуть ее вам, мистер Мартин, в целости и сохранности. Может быть, вы извините меня, если я скажу, что ни одно лицо этой мелодрамы не вызывает у меня восхищения. Но я был чрезвычайно возмущен тем, как меня подвели к этой книжной полке и сделали тупым, «беспристрастным» свидетелем, который нашел завещание. Я могу свалять дурака, мистер Хэвиленд Бердок, но я не дурак. Я подожду всех в машине.
И Уимзи с чувством собственного достоинства удалился. Вскоре за ним последовали викарий и мистер Фробишер-Пим.
— Хэвиленда и его жену отвезет на станцию Мортимер, — сказал мировой судья. — Они собираются сразу же вернуться в город. Вы, Хэнкок, можете отослать их вещи завтра утром. А теперь нам лучше потихоньку исчезнуть.
Уимзи нажал на педаль стартера.
Но не успели они тронуться с места, как по ступенькам сбежал человек и подошел к ним. Это был Мартин.
— Послушайте, — пробормотал он, — вы оказали мне большую услугу. Боюсь, гораздо большую, чем я заслуживаю. Вы, наверное, думаете, что я ужасная свинья. Но я прослежу, чтобы отца похоронили, как положено, и отдам часть денег Хэвиленду. Не судите и его слишком строго. У него кошмарная жена. Из-за нее он по уши в долгах. Его предприятие лопнуло. Я помогу ему поправить его дела. Обещаю вам. Мне не хотелось бы, чтобы вы думали о нас…
— Ладно, чего там… — сказал Уимзи.
Он плавно выжал сцепление и исчез в белом тумане.
Сэр Эдуард Палиссер, адвокат, жил на Клоуз Куин Анн. То был тупик в самом центре Вестминстера, сохранивший в бурном XX веке атмосферу покоя давно минувших времен, что сэру Эдуарду Палиссеру было весьма по душе.
Сэр Эдуард прославился как адвокат при суде присяжных. Но он давно уже не выступал на судебных процессах и посвящал свое время пополнению прекрасной домашней библиотеки по криминалистике. Он написал также книгу о знаменитых уголовных делах.
В тот вечер сэр Эдуард сидел перед горящим камином, пил кофе и, покачивая головой, читал какой-то труд Ломброзо. Теории, безусловно, замысловатые, но давно уже вышедшие из моды.
Дверь почти бесшумно отворилась, и вошел камердинер.
— Вас желает видеть молодая леди, сэр, — сказал он тихо.
— Молодая леди?
Удивительно. Может, пришла его племянница Этель? Но нет: Армор сказал бы тогда.
— Она не назвала себя? — спросил адвокат.
— Нет, сэр. Но уверяет, что вы ее непременно примете.
— Пусть войдет.
Высокая брюнетка лет тридцати подошла к сэру Эдуарду и протянула ему руку. Она была в черном, хорошо сшитом костюме и в маленькой, тоже черной шляпе. Армор вышел, закрыв за собою дверь.
— Сэр Эдуард! Вы меня не узнаете? Я — Магдален Вохан.
— Еще бы!
Он схватил протянутую руку и с жаром пожал ее.
Теперь сэр Эдуард вспомнил девушку. Он познакомился с Магдален на пароходе «Силурик», возвращаясь из Америки! Тогда это была очаровательная девушка, и он сдержанно ухаживал за ней. Она пленяла своей юностью и живостью. Магдален явно восхищалась адвокатом, что могло лишь окончательно покорить сердце человека, которому вот-вот стукнет шестьдесят. При воспоминании об этом, он с еще большим жаром стиснул пальцы своей гостьи.
— Как хорошо, что вы пришли! Садитесь!
Он пододвинул к ней кресло и заговорил непринужденно, непрестанно думая о том, какова же цель ее визита. Наконец он замолчал, и в комнате воцарилась тишина.
Молодая женщина судорожно сжимала пальцами подлокотники кресла. Кончиком языка она облизала пересохшие от волнения губы, прежде чем решилась заговорить.
— Сэр Эдуард… Мне нужна ваша помощь! — молвила она.
— Да? — произнес он машинально.
— Вы мне когда-то сказали, что… сделаете для меня все, что угодно, — продолжала она дрожащим голосом.
Действительно, он это говорил. При расставании делают именно, такие заявления… Он вспоминал свой собственный голос… Вспоминал о том, как поднес тогда руку девушки к своим губам.
«Если я когда-нибудь смогу что-то сделать для вас, я сделаю, непременно… Не забудьте об этом…»
Да, такое говорят… Но держать слово случается очень редко. И особенно, когда прошло, столько лет! Сколько же именно? Девять или десять?
Он бросил на Магдален беглый взгляд. Она по-прежнему была очень красивая, но утратила свое главное очарование, но крайней мере, в его глазах — ту недолговечную девичью чистоту. Человек моложе сэра Эдуарда, вероятно, нашел бы ее теперь более интересной. Но адвокат уже не ощущал того горячего прилива чувств, который он испытывал в конце их путешествия через Атлантику.
Он тотчас же приготовился к защите.
— Ну, разумеется, — произнес он суховато. — С большой радостью оказал бы вам услугу… Но сомневаюсь, что смогу теперь в чем-либо серьезно помочь вам.
Магдален словно не замечала, что он не проявляет энтузиазма. Она принадлежала к той категории людей, которые всякий раз одержимы какой-то идеей. Вот сейчас она нуждается в помощи сэра Эдуарда, и он не откажется ей помочь.
— У нас очень серьезные неприятности.
— У нас? Вы замужем?
— Нет… Под «нами» я подразумеваю своего брата, и себя, а еще, разумеется, Уильяма и Эмили. Но я должна рассказать вам все. У меня есть… У меня была тетка… мисс Крэбтри. Может, вы читали в газетах?.. Это было узкасно. Ее убили…
— Ах, вот оно что? — В глазах адвоката промелькйуло что-то похожее наинтерес. — Месяц тому назад, не правда ли?
— Немного меньше. Три недели тому назад.
— Да, припоминаю. Ее убили в ее собственном доме. Преступника не нашли?
— Нет… И я думаю, не найдут. Некого находить.
— Что?
— Да, это ужасно. В газетах об этом не писали… но полиция знает, что в тот вечер в дом никто не входил.
— Вы хотите сказать, что…
— Что это кто-то из нас. Но кто? Полиция не знает… мы тоже. Мы не знаем. Мы следим, шпионим друг за другом, стараемся определить, кто же из нас преступник. О, если б им мог быть посторонний, пробравшийся в дом… Но я не вижу, как…
Теперь, уже адвокат слушал ее со всем вниманием.
— Значит, в убийстве подозреваются члены семьи?
— Да. Формального заявления на сей счет полиция, правда, не делала. К тому же полицейские были очень вежливы. Но они перерыли весь дом, допросили всех, даже нашу старую служанку Марту. Они что-то предпримут. И я боюсь…
— Успокойтесь, милое дитя. Я уверен, что вы преувеличиваете.
— Нет. Это, наверное, кто-то из нас…
— Кого же вы имеете в виду?
Магдален выпрямилась.
— Прежде всего себя и своего брата Мэтыо, — произнесла она спокойно. Тетя Лили была сестрой моего дедушки. Мы живем у нее с четырнадцати лет. Мы близнецы. Там, где обитает и Уильям Крэбтри… сын тетиного брата, наш кузен. Он живет в доме со своей женой, Эмили.
— Она их материально поддерживала?
— Более или менее. Вильям имеет небольшие личные средства, но у него слабое здоровье, и поэтому ему удобнее было жить у тети. Он человек спокойный, немного мечтатель. Уверена, он неспособен убить… О, стоит только об этом подумать!..
— Однако же я, как и раньше, не все понимаю. Может, лучше вы просто изложите мне все факты, если это для вас не слишком тяжело.
— Вы правы. Постараюсь рассказать обо всем подробнее. Но это так ужасно!
…Мы попили чаю и разошлись по своим комнатам. Я принялась за шитье. Мэтью печатал на машинке какую-то статью (он занимается журналистикой). Уильям принялся разбирать свою коллекцию марок. Эмили же вообще не спускалась к чаю. Она приняла таблетки от мигрени и легла в кровать… А когда настало время ужина, в половине восьмого, Марта нашла тетю Лили мертвой. Ее голова… О, это было так ужасно. Ее голова напоминала кровавое месиво.
— Орудие преступления нашли?
— Да. Тетю убили тяжелым пресс-папье, оно всегда лежало на столе около двери. Отпечатков пальцев на нем не оказалось. Они были стерты.
— Что вы еще увидели тогда?
— Сначала мы решили, что здесь орудовал взломщик. Ящики стола были выдвинуты, и все в них перевернуто. Мы вызвали полицию. Смерть наступила больше часа назад. Марта на допросе уверяла, что в дом никто не входил. Все окна были закрыты, и на них не обнаружили никаких следов взлома. Тогда нам стали задавать вопросы…
Молодая женщина замолчала, перевела дыхание. С каким-то потерянным видом, с мольбой в глазах она старалась поймать взгляд сэра Эдуарда.
— Кому могла быть выгодна смерть вашей тети?
— Ответ простой: всем нам. Она разделила свое состояние на четыре равные доли.
— А какова общая сумма?
— Как нам сообщил нотариус, восемьдесят тысяч фунтов стерлингов за вычетом налога на наследство.
Сэр Эдуард не мог скрыть удивления.
— Кругленькая сумма! Вы знали о размерах состояния вашей тетки?
Магдален покачала головой.
— Нет… Мы все были удивлены. Тетя Лили всегда очень экономно тратила свои деньги. Она держала только одну служанку и постоянно твердила, что нужно жить экономно… Вы правда мне поможете? Заклинаю вас…
Этот умоляющий тон побуждал адвоката отказать просьбе Магдален именно тогда, когда он начал испытывать интерес к этой истории.
— Дорогая моя… Что я могу сделать? Если вам нужен официальный советчик, я укажу вам его.
Она прервала сэра Эдуарда.
— Нет-нет! Я хочу, чтобы именно вы помогли мне, как друг!
— Вы льстите мне, но…
— Придите к нам в дом! Осмотрите все сами.
— Но, дорогая моя…
— Вспомните о своем обещании: «Неважно когда… В любом месте… Если вам когда-нибудь потребуется поддержка…»
Такое исключительное и немного наивное доверие трогало, волновало его, даже заставляло испытывать чувство неловкости. Она была совершенно искренней и глубоко верила обещанию, данному десять лет назад просто так, между прочим; оно стало для нее нерушимым и даже, можно сказать, святым. Сколько мужчин давали такие же обещания, и сколько их нарушило…
— Многие люди, — сказал он мягко, — сделали бы это лучше меня…
— Конечно. У меня много друзей, — ответила она с наивной уверенностью. — Но они не обладают ни вашим умом, ни вашей проницательностью. У вас есть способности задавать совершенно четкие вопросы. У вас большой опыт. Вы сразу же узнаете…
— Что именно?
— Виноваты они или не виновны.
Он не удержался от улыбки. Действительно, он мог похвастаться чутьем! Иногда, правда, его мнение расходилось с мнением суда присяжных.