– Пьет много и ленится. А апломба – выше крыши, дескать, мы тут все баклуши бьем, он один не разгибаясь трудится. Но это характер такой поганый. Вообще-то он весьма неглуп и дело знает хорошо, если делает его, конечно. А то ведь все увильнуть норовит.
– Справлюсь как-нибудь, Константин Михайлович, выбирать-то не из кого. Вы же сами сказали, у нас не кино, а жизнь. Где же взять двадцать толковых оперов, которые разбегутся по команде в разные стороны, а к вечеру прибегут обратно, собрав за один день всю нужную информацию, чтобы у следователя сразу сложилась полная картина. Так не бывает, сами знаете. По крохам собираем, по крупицам, медленно, в час по чайной ложке. А ведь я только этим убийством и занимаюсь, других дел у меня нет. У других-то вон по скольку дел одновременно висит. Так что даже ленивый Морозов – и то подмога. Не стращайте меня.
– Да это я так, к слову…
Выйдя из городской прокуратуры, Настя двинулась к метро. Она испытывала облегчение от того, что поговорила с Ольшанским о Ларцеве и сняла нараставшее напряжение в своих отношениях со следователем. И в то же время ей было грустно. Пожалуй, она не смогла бы сейчас сказать, кого ей жаль больше всего – Ларцева, Ольшанского или саму себя.
В мягких сумерках бара трое мужчин вели неспешную беседу. Один из них пил минеральную воду, двое других – кофе с ликером. Самому молодому из них было за сорок, самому старшему – шестьдесят три, люди солидные, держатся с достоинством. Не курят – здоровье берегут и говорят негромко.
– Как с нашим делом? – спросил средний по возрасту, в дорогом английском костюме, лысоватый дородный мужчина с благородным лицом.
– У меня есть достоверные сведения, что к делу подключается наш человек, так что не волнуйтесь, сбоев больше не будет, – ответил ему маленький пожилой человек с морщинистым лицом и острыми светлыми глазками.
Разумеется, у него были имя и отчество, но его собеседники почему-то никогда ими не пользовались, предпочитая называть старика просто Арсеном.
– Я надеюсь на вас, – вступил в разговор самый молодой участник беседы, коренастый некрасивый мужчина с железными зубами в верхней челюсти.
– Мне бы не хотелось терять людей, они у меня все как на подбор.
– А ты у них вместо дядьки Черномора? – усмехнулся Арсен. – Не бойся, дядя Коля, ничего с твоими молодцами не сделается, если не обнаглеют.
Мужчина с железными зубами улыбнулся. Улыбка у него была странная, вызывающая ассоциации с транспарантной губной помадой: сам столбик помады мог быть лимонно-желтым или ядовито-зеленым, а на губах она вдруг расцветала малиновым или нежно-сиреневым цветом. Казалось, дядя Коля натягивал на лицо улыбку вальяжного и уверенного в себе человека, а сквозь нее проступали недоверие и настороженность.
– И все-таки, – настойчиво встрял мужчина в английском костюме, – каково состояние нашего дела?
– Дело практически не двигается, так что перестаньте дергаться, – презрительно скривил губы Арсен. – Девчонка топчется на одном месте, шаг вперед – два назад. Пусть работает, зарплату свою отрабатывает, к истине она пока даже в первом приближении не подошла.
– А если подойдет?
– А для этого и существует наш человек около нее, чтобы проконтролировать. Как только она сунется туда, куда не надо, ее за руку придержат, а мы об этом тотчас узнаем. Прошел уже почти месяц, и ничего страшного не случилось. Надо продержаться до третьего января. Если до третьего января ничего не накопают, за что можно уцепиться, дело приостановят и сунут в сейф, а тогда уж по нему точно никто ничего делать не будет. У них нагрузка – не дай Бог. Приостановленными делами заниматься времени нет.
– От моих ребят что-нибудь потребуется? – спросил тот, кого назвали дядей Колей.
– Надо будет – скажу. А пока пусть сидят тихо. Не приведи Господь им за что-нибудь в милицию попасть. Особенно этому… как его… который быструю езду любит.
– Славик?
– Вот-вот, он самый. Скажи ему, пусть машину в гараж поставит и ездит на метро. Того и гляди, какому-нибудь гаишнику попадется, дурак безмозглый.
– Я прослежу, – кивнул дядя Коля. – Что еще?
– Больше ничего. Понадобится – сообщу, не постесняюсь.
Арсен кинул взгляд на часы и поднялся. Следом встали и его собеседники. Все трое неторопливо двинулись к выходу. Самый молодой, дядя Коля, сел в неприметные «жигули», "английский костюм" уехал в бежевой «волге», а пожилой худощавый Арсен, зябко поеживаясь в легком плаще, направился к остановке троллейбуса.
Глава четвертая
Что удерживает людей друг подле друга? Что заставляет их быть вместе?
Непреодолимая тяга? Или просто удобство?
Выслушав от Андрея Чернышева рассказ о его беседе с Ольгой Колобовой, в девичестве Агаповой, Настя никак не могла решить, играют ли новые факты на пользу Борису Карташову или же свидетельствуют против него.
Леля Агапова была напарницей Вики Ереминой в ремонте той самой квартиры, которая находилась по соседству с квартирой Карташова. Познакомился Борис с обеими девушками одновременно, причем, цинично рассудив, что ослепительно красивая Вика наверняка прочно «занята», сразу остановил свое внимание на хорошенькой Лелечке. Та была попроще, без особых претензий и какая-то домашняя. У Бориса поначалу даже мелькнула было мысль, а не жениться ли ему на милой, хозяйственной и не обремененной родственниками детдомовской девочке. Леля не испытывала пристрастия к алкоголю, не курила и вполне могла бы родить ему здоровенького красивенького малыша. Но очень скоро банальная ситуация мезальянса по расчету стала еще более банальным любовным треугольником: в дело вмешалась напористая и уверенная в себе Вика, которой ничего не стоило затащить художника в постель чуть ли не на глазах у подруги. Борис увлекся всерьез, а тихая Лелечка покорно отошла в сторону, привычно уступив первенство более красивой Вике. Все, что Карташов рассказывал о "чашках чая" и "обедах, приготовленных для мужчины", было правдой, но не всей.
Спустя какое-то время Леля Агапова собралась замуж за Васю Колобова, и между ней, Викой и Борисом стало нарастать напряжение. Красивая и удачливая Вика с ума сходила от злости, что Лелька, много лет, еще с детдома, всегда бывшая ее «дублершей», сумела найти мужа раньше ее самой. Леля молча страдала от любви к Борису и отчетливо понимала, что замуж выходит, лишь бы выйти. Сам же Борис ругал себя за глупость и слабость, проклинал тот день, когда позволил грубым инстинктам взять верх над разумом, и собирался с силами, чтобы отговорить Лелю от этого брака любыми путями, потому что видел, что она жениха не любит, и знал, что за всем этим стоит не только отсутствие надежды на брак с ним, Борисом, но и глупое, детское желание хоть раз в жизни, ну хоть в чем-то опередить красавицу Вику. За неделю до свадьбы Леля пришла к Карташову домой и сказала:
– Боря, сделай мне свадебный подарок…
И он сделал ей, своей бывшей любовнице, такой свадебный подарок, о каком она просила: неделю – упоительную и страстную.
– Как бы я хотела, чтобы Вика узнала, – мечтательно говорила Леля, потягиваясь в постели. – Пусть бы ей было так же больно, как мне тогда, когда я вас с ней застала на этом самом диване.
– Не говори глупости, – отмахивался Борис, внутренне холодея. Мужества у него было маловато, и перспектива объяснения с необузданной, темпераментной Викой его не радовала.
И все-таки он даже тогда уговаривал Лелю одуматься и бросить Васю Колобова, пока не поздно.
– А ты на мне женишься? – однажды спросила Леля. – Если ты выгонишь Вику и женишься на мне, я пошлю Ваську ко всем чертям.
Она собиралась на работу и стояла, уже одетая, перед зеркалом, накладывая на скулы румяна.
– Даю тебе день на размышления, – она улыбнулась. – Приду с работы, и ты мне скажешь, «да» или «нет». Если «да» – будь по-твоему, через два дня свадьба не состоится. А уж если «нет» – не обессудь, но чтобы я больше слова худого о Колобове не слышала. Понял, золотко мое?
Чем ближе был конец рабочего дня, тем яснее понимал Борис, что выгнать Вику у него сил недостанет. Одно дело, когда отношения складываются сами, и совсем другое – когда их надо складывать и регулировать сознательно. Что сказать Вике? "Мне было с тобой хорошо целый год, а теперь стало плохо?" Чушь какая-то. Несколько дней назад все было в порядке, а сегодня я женюсь на твоей подруге. Когда ты меня соблазняла, я был не против, потому что ты хороша собой, а по прошествии года я понял, что ты – типичное не то, что с тобой семьи не построишь и детей не заведешь.
Бред. И потом, Леля выходит замуж, ее жизнь устраивается, а отпусти он от себя Вику – что с ней станется с ее-то характером? Нет, что ни говори, только в книжках это бывает просто: бросил одну, сошелся с другой…
В жизни все намного сложнее.
Итак, Вика осталась с Борисом, а Леля поменяла фамилию Агапова на Колобову. Карташов по-своему был привязан к взбалмошной и непостоянной Вике, относясь к ней как к глупому ребенку, за которым нужен глаз да глаз и который, когда не шалит, может подарить удивительно радостные минуты теплоты, доброты и нежности. Борис даже чувствовал себя в чемто ответственным за подружку, постоянно опасался, что она влипнет в какую-нибудь историю, и чуть ли не до слез умилялся, слыша по телефону ее нетрезвый голос: "Боречка, родненький, ты только не волнуйся, я в порядке".
Чем хуже становились отношения между Лелей и ее мужем, тем лучше делались отношения между подругами. Вика постепенно перестала злиться, убедившись, что завидовать нечему, а Леля, в свою очередь, радовалась, что Борис, хоть и не решился жениться на ней, свой союз с Викой тоже в официальные формы не облекает. Периодически, когда Вика пускалась в очередной загул или уезжала куда-нибудь с клиентом, Борис встречался с Лелей, отнюдь не видя в этом ничего предосудительного и утешая себя тем, что оба они были обмануты: Леля – мужем, он – Викой. Так и тянулось до того самого октября, когда Вика исчезла…
– Смотри, какая картинка получается. Колобова готова бросить мужа ради Карташова, но Карташов не может отвязаться от Вики Ереминой, моральных сил не хватает. Со смертью Вики все упрощается, не находишь?
Настя поудобнее уселась на скамейку и достала сигарету. Андрей Чернышев отстегнул поводок от ошейника и, строго сказав собаке: "Далеко не уходи", повернулся к собеседнице.
– Ты думаешь, в убийстве Ереминой замешана Колобова?
– Или она, или Карташов, или оба разом. Сочинили душераздирающую историю о Викиной психической болезни, под которую хотят списать ее исчезновение. А что? Как версия вполне годится. И показания Колобовой о том, что она говорила с Викой в пятницу, 22 октября, поздно вечером, тоже могут оказаться липой. Проверить это никак нельзя, мужа Колобовой в это время дома не было. Непонятно только, где Еремина болталась целую неделю. С 23 по 30 октября ее никто не видел, а убили ее, судя по заключению эксперта, 31 октября или 1 ноября. Надо тщательнейшим образом проверить, где в течение той недели были Карташов и Колобова. Шаг за шагом, буквально по минутам.
– Месяц прошел, – с сомнением покачал головой Андреи. – Кто теперь точно вспомнит, где и когда их видели, о чем с ними разговаривали…
Шансы у нас нулевые.
– Я у Колобка выклянчила Мишу Доценко, он у нас мастер по таким делам. У него и не захочешь – вспомнишь.
– По голове бьет, что ли? – расхохотался Чернышев.
– Ты зря хихикаешь. Ты Мишу в деле не видел. Он специально учился, кучу книжек прочел по проблемам памяти и мнемотехники. Он нам будет очень полезен.
– Ну, дай Бог, – согласился Андрей, – я ведь не против. А почему ты меня про Юго-Западный округ не спрашиваешь?
– А там что-то интересное? – вскинулась Настя.
– К сожалению, ничего. Обычный наезд. Таких с каждым днем становится все больше и больше. Водитель сбивает пешехода и скрывается с места происшествия. Тихий переулок, поздняя ночь, очевидцев нет. Жители близлежащих домов ничего не видели и скрипа тормозов не слышали. Следов торможения на проезжей части не обнаружено, хотя по такой мерзкой погоде их и не найдешь, даже если они есть: воды по щиколотку. На одежде погибшего Косаря найдены микрочастицы краски с автомобиля. Машина, судя по всему, дважды перекрашивалась, сначала она была голубая, потом шоколадно-коричневая, теперь – так называемый "мокрый асфальт". Вот тебе и весь сказ.
По утверждению экспертов, высота удара свидетельствует о том, что автомобиль был скорее всего наш, отечественный, а не иномарка. Больше ничего не известно.
– А сам Косарь? Что он собой представляет?
– Валентин Петрович Косарь, сорока двух лет, образование высшее медицинское, но по специальности проработал всего четыре года, потом устроился редактором в издательство «Медицина». С тех пор так и работал на издательском поприще, подвизался в журнале «Здоровье», в последние годы подался в коммерческую деятельность, организовал издание популярных брошюр по лечебным травам, целительству, экстрасенсорике. Последняя должность – заместитель главного редактора журнала «Хозяюшка», рассчитанного на пенсионеров и домохозяек. Рецепты, советы, сплетни, детективные повести, подробные аннотации телевизионных программ и все в таком же духе.
Женат, двое детей.
– Печально, – вздохнула Настя. – Жалко мужика. Придется нам с тобой восстанавливать цепочку, опираясь на показания Карташова и врача.
– Думаешь, это что-нибудь даст?
– Кто его знает? Но попробовать нужно. Карташов должен был как-то объяснить Косарю, зачем ему нужна консультация психиатра. А Косарь, в свою очередь, предварительно договариваясь с врачом, вполне мог сказать ему, какая у его знакомого проблема. Вдруг Карташов сказал Косарю что-нибудь, хотя бы одно слово, которое не укладывается в легенду о болезни Вики. Сегодня в пять тридцать у меня встреча с этим врачом.
Овчарка по кличке Кирилл, вдоволь насладившись прогулкой, подошла к хозяину и вежливо села у его ног, деликатно положив голову ему на колени.
– Огромный он у тебя, – с уважением сказала Настя. – Его прокормить – никаких денег, наверное, не хватит.
– Это точно, – подтвердил Андрей, почесывая пса за ухом. – Правильное питание для такой собаки стоит бешеных денег.
– Как же ты управляешься?
– С трудом. Видишь, в чем хожу? – он показал на старые джинсы, не первой свежести куртку, поношенные, хотя и тщательно начищенные ботинки.
– Не пью, не курю, по ресторанам не хожу, в общепите не питаюсь, беру из дома бутерброды. Режим жесткой экономии! – Он засмеялся. – Правда, моя Ирина зарабатывает раза в два больше меня. Она меня кормит и одевает, а моя забота – машина и Кирилл.
– Тебе повезло. А что делать тому, у кого нет такой Ирины? Ведь на нашу с тобой зарплату нельзя себе позволить ни машину, ни большую собаку. Так и помрем в нищете. Ладно, пошли трудиться.
Беседа с врачом, у которого консультировался Борис Карташов по поводу Вики, практически ничего нового не принесла, за исключением того, что Настя еще раз убедилась в недобросовестности своего коллеги Володи Ларцева. Еще тогда, когда она впервые читала протокол допроса кандидата медицинских наук Масленникова, ее насторожило, что врач с такой уверенностью поставил диагноз заочно. Насколько ей было известно, врачи никогда этого не делают, особенно психиатры. Если судить по протоколу, доктор Масленников не сомневался в том, что Еремина действительно серьезно больна и нуждается в срочной госпитализации.
– Бог с вами, – замахал руками психиатр, когда Настя спросила его об этом. – Это было бы грубейшей ошибкой. Знаете, мы в таких случаях вертимся, как уж на сковородке, без конца вставляем "может быть", "в некоторых случаях", "очень похоже", "иногда бывает" и так далее, стараемся изо всех сил, только бы не сказать что-нибудь определенное. Чтобы поставить диагноз, нам нужно не менее месяца наблюдать больного, желательно в стационаре, да и тогда, случается, не можем с уверенностью что-то утверждать, а чтобы заочно – нет, увольте. Ни один порядочный врач себе этого не позволит.