Никита задержался "на работе" -- сам толком не зная, почему. Эта переработка была столь же бессмысленна, как и вся его работа... В шесть часов Профессор, Садовник, Кассандра, Слесарь и Повариха ушли к себе -готовиться к традиционным вечерним посиделкам, а Никита задержался. Он молча смотрел в окно, а в окне толком и не разглядеть ничего -- лишь струи дождя, и за ними -- какие-то мутные, неясные тени... Деревья, наверное. Он долго смотрел на них, силясь угадать, когда тени шевелятся -- ветер деревья качает, или кто вдруг мимо прошел, -- а когда ему просто померещилось. Так просидел он что-то около трех часов. Стало уже совсем темно, и он, спохватившись, собрался уж закрыть дверь и уйти -- пора было начинать вечеринку с чаем и пластинками. И тут кто-то забарабанил в дверь. Да так яростно, что Никита, не колеблясь, взял ружье, взвел затвор... Открыл.
На пороге стоял мальчик, промокший насквозь... Нет, это была девушка, но тоненькая такая, точно тростинка...
-- Спаси меня! -- крикнула она.
-- От... от кого? От чего? -- не понял Никита.
-- Спаси!
-- Э-э-э...
-- Спаси, или... или умри! -- она выхватила из-за пояса нож, кинулась было на него, но тут же отпрянула.
Римма отпрянула от этого сторожа не потому, что в руках у него было ружье. И не потому, что она узнала его -- это не так, и узнавание пришло много, много позже. Просто он ей улыбнулся. И это была не хитрая или хищная, циничная такая, или наигранная улыбка, какие часто натягивают на лица люди в наше время. Нет, его улыбка была искренней и доброй. Так умеют улыбаться только дети, святые и сумасшедшие.
-- Конечно, я помогу тебе, -- произнес он. -- Входи. -- И опустил ружье.
Нож полетел в канаву. Римма вошла.
Когда неловкие посиделки закончились, и все потихоньку разошлись, Римма, закутанная в плед, добытый профессором в эпоху бродяжничества и щедро пожертвованный вновь обретенной соседке, спросила:
-- Никита, а где я теперь буду жить?
-- Да живите где хотите... Я бы рекомендовал вам бухгалтерию -просторное светлое помещение, никем пока не занятое.
-- А... а можно, я пойду туда завтра, а? Я сегодня поняла, что больше не могу быть одна. Мне... мне очень страшно. Можно, Никита?
-- Можно. Ложитесь спать на мою раскладушку. Только осторожно -- она довольно ветхая.
-- А как же вы?
-- Я лягу на столе. Слава богу, телогреек и прочих тряпок у нас хватает.
-- Спасибо... И, Никита?
-- Да?
-- Еще спасибо, что не расспрашивали меня сегодня... Боюсь, я не готова еще к бурному общению.
-- Признаться, Зиновий Викентьевич несколько дней тому поведал нам вкратце вашу историю, не предполагая, что вы так скоро найдетесь. Так что вы для нас не совсем незнакомка... хотя, безусловно, прекрасная -- он чуть наклонил голову в смущенном полупоклоне. Давайте сейчас будем отдыхать, а завтра, глядишь, и солнышко выйдет, да и вообще утро вечера мудренее. Доброй вам ночи, Римма, и приятных снов.
-- Спасибо... -- в который раз благодарно прошептала Римма, легла на раскладушку и тут же уснула. Ей совсем ничего не снилось, и утром она проснулась бодрая и веселая. Никита давно уже сидел на проходной, а к ней пришла Кассандра, принесла заботливо подогретый Поварихой завтрак.
-- Здесь у нас все просто, -- говорила Кассандра, пока Римма ела, -живи, где хочешь, делай, что хочешь. Что до питания -- обычно все деньги и все съестное сваливаем в общий котел, а Надежда Трофимовна -- ну, Повариха, -- закупает продукты и готовит еду. Ее никто об этом не просил, просто она всю жизнь на кухне. И жить без нее не может совершенно.
-- А чем вы здесь обычно занимаетесь?
-- Да говорю же, всем, чем угодно! Часто днем с Никитой на проходной сидим, чтоб ему там не скучно одному было...
-- А зачем он там сидит?
-- В этом смысл его жизни. Он говорит, что без этого сойдет с ума. Я ему верю. Я тоже почти рехнулась, особенно, когда из меня поперли все эти пророчества, но тут мне встретился Ермолай Михайлович -- ты его видела вчера, это Садовник. Знаешь, он вдохнул в мою жизнь новый смысл.
-- Ты его жена?
-- Да, уже четыре месяца.
-- А у Никиты есть жена?
-- Нет, что ты... Он один, совсем один.
-- Бедный... -- прошептала Римма и тихонько вздохнула. Кассандра понимающе улыбнулась.
-- Ты доела? Отлично. Пойдем, прогуляемся. Я покажу тебе сад.
Они медленно обходили заводскую территорию, старательно облагороженную трудами Садовника. Получился такой полусквер-полупарк, весьма зеленый, но с заметным индустриальным уклоном. Со всего города таскал Ермолай Михайлович саженцы, отростки, и целые деревья и кусты, упорно превращая заброшенный завод в настоящий сад. В цехах стояли многие и многие ящики, в которых он проращивал разные семена, культивировал цветы и даже овощи.
11. Пророческая песнь
-- А это что за новое здание с такой необычной антенной? -- спросила Римма, когда они поравнялись с гаражом.
-- Раньше здесь был гараж, -- бесцветно ответила Кассандра.
-- А сейчас что, знаешь?
-- Я-то знаю. Только мне почему-то никто не верит, -- вздохнула девушка.
-- Почему?
-- Слишком уж фантастично, говорят, звучит.
-- Так что же там?
-- Мастерская сновидений. Я узнала об этом, когда на меня в очередной раз накатило ЭТО, ну, пророчество. Никита как-то в шутку спросил меня, когда он освободится, а на меня нахлынуло, и я ответила, что лишь тогда, когда Хозяин мастерской снов, что под уродливым цветком, останется один, либо пока ты не перейдешь черту. А он только усмехнулся и по голове меня погладил... Вечером, после очередной пластинки, эта тема случайно всплыла в беседе, и все дружно решили, что это не имеет к реальности ни малейшего отношения. Но я ни разу еще не пророчила впустую, вот ведь в чем дело... Так что я на триста процентов уверена: это -- мастерская сновидений. И этот самый Хозяин -- страшный, очень страшный человек! Есть в нем что-то такое темное, демоническое, -- Кассандра перешла на шепот, -- одевается всегда во все черное, росту хоть и малого, но кажется огромным, волосы чернее угля...
-- На индейца похож? -- перебила ее Римма.
-- Да... А откуда ты...
-- Зовут, зовут его как?
-- Странное у него имя, испанское: Энрике Эстебанович.
-- Точно, он! Можешь быть уверена на тысячу процентов -- это она и есть, мастерская снов.
-- А откуда ТЫ знаешь? -- повторила вопрос Кассандра.
-- Последнее время я жила лишь с того, что продавала ему свои сны.
-- Господи, страсти какие! Значит, все это возможно?
-- По крайней мере, он платил мне за это деньги, -- пожала Римма плечами. -- Извини, если что, но ты не могла бы рассказать хоть немного о своем пророческом даре?
-- А что тут рассказывать? Ничего интересного... Ну, накатывает на меня по временам незнамо откуда незнамо что. Просто в какой-то момент появляется знание: будет вот так, и никак иначе. А откуда оно приходит, и почему -понятия не имею. Началось все, когда мне было лет десять...
Когда лето дождливое, проводить его на даче совсем неинтересно. Какой смысл сидеть в четырех стенах, когда можно было бы носиться по пыльной улочке поселка, построить с соседскими ребятами шалаш, сбегать на пруд искупаться... Да мало ли чем еще можно заняться в хороший летний день! Достал уже этот дождь... Мама, похоже, тоже не в восторге: смотрит задумчиво в мутное окно, прислушивается к шуму ветра и капель, и все время вздыхает: "Ну, совсем как в Макондо...". Ты не знаешь, где это Макондо, но, судя по маминым словам, делать там особо нечего, если там всегда вот так дождит. Хорошо сейчас отцу, который в своем огромном грузовике везет известняк с карьера на гигантский цементный завод. Оглушительно (наверняка громче, чем у самолета!) ревет мотор, отец -- большой и сильный, уверенно ведет свою гигантскую машину -- а какая еще должна быть машина у такого гиганта? Он весел -- последний рейс, после него можно вымыться в душе, переодеться во все сухое и чистое, и поехать к семье. Он напевает любимую песню. Смысла слов ты пока не понимаешь, но сами они давно выучены наизусть:
I want it all! I want it all!
I want it all! And i want it now!1
Ему легко, как-то так необычно легко, как не было, наверное, никогда в жизни. Он едет домой -- ну, почти домой, он поет, и не видит, не знает, что со старого террикона, примостившегося правее трассы, по которой он едет, сходит огромный оползень. А слева -- карьер. Метров тридцать вниз, если не больше...
-- Папа! Стой!!!! -- но он не слышит, и вот ты уже видишь, как бесформенная сила сносит такой надежный многотонный самосвал, будто пушинку, и бросает вниз, в пропасть...
За следующие два года мамины волосы из черных стали седыми, а твои белоснежные локоны отчего-то порыжели. Ты забыла, что тебя когда-то звали Катей, и откликалась только на прозвище, которым тебя наделил учитель истории -- Кассандра. Назвал он тебя так после того, как ты ни с того ни с сего пообещала ему, что жена нашла его переписку с некоей Наташей, и ничего хорошего дома его не ждет. Через месяц учитель развелся.
К пятнадцати годам ты пророчила уже каждый день кому и что ни попадя. Во избежание неприятностей общаться с тобой никто не стремился, наоборот, все шарахались, как от чумной. Мать умерла, и ты осталась одна. Надо было чем-то кормиться, и тогда ты дала в газету объявление: "Ясновидение. Пророчества. Недорого. С гарантией". Много всего было. Былое ворошить больно... Люди -- отнюдь не самые совершенные творения Господни, что бы они сами по этому поводу ни думали... Потом как-то сразу и вдруг Город как бы кончился: обезлюдели целые кварталы, остановились заводы, опустели магазины, а если в них что и заводилось, то стоило астрономически дорого...
После трех лет существования в какой-то странной реальности хаоса и пустоты, Кассандра с удивлением обнаружила, что ей негде и не на что жить. Да и как-то не очень хочется... Бессмысленно скитаясь по Городу, она набрела на бывший завод грампластинок. И уже здесь встретила замечательного человека, возделывающего сад.
0. И чтобы никаких сюрпризов!
Совещание собрали в кабинете главного врача. Гектор Романович, прославившийся среди коллег неизменно надменным видом, сейчас производил впечатление человека подавленного и растерянного. Не спал он, судя по всему, очень давно. Заместители его являли собой еще более печальную картину.
-- Итак, господа эскулапы, доложите по порядку, что тут у вас происходит? -- начал полковник Еременко. -- Гектор Романович, прошу вас, расскажите, что мы тут имеем.
-- Имеем мы тут шестнадцать человек, и все находятся в состоянии комы. Что характерно -- это состояние у всех абсолютно идентичное. Длится уже четвертую неделю, все поступили в течение суток. На данный момент состояние всех больных можно охарактеризовать как стабильное. Сколько оно может продлиться, сами понимаете, ответить не могу. Всеобщий консилиум тоже ясности в данный вопрос не принес. Наверное, слово теперь за вами, господа офицеры?
Господа офицеры дружно посмотрели на старшего по званию.
-- Наверное, -- ответил Еременко. -- Собственно, преступление, если оно, конечно, имело место, можно считать раскрытым. Ниточки ведут в одно отдельно взятое место. Все пострадавшие, прямо либо косвенно, являлись клиентами компании "Грезы". Означенная компания занимается предоставлением уникального вида услуг -- трансляцией сновидений. В принципе, повод потягать этих ребят за вымя есть, и существенный -- шестнадцать коматозников, среди которых, между прочим, три депутата Госдумы, это вам, джентльмены, не хер собачий, пардон. Однако ж не все так просто. Услугами "Грез" неоднократно пользовались на самом верху, и, судя по тому, что мне вежливо намекнули о нежелательности каких-либо расследований вокруг этой фирмы, наверху ею довольны. Но в то же самое время надо что-то делать... Только между нами: я не знаю, что тут можно предпринять. Если бы не этот намек, все эти сукины дети давно уже лежали бы у меня мордой в пол, и разговор с ними... А, пустое: я скован по рукам и ногам.
-- Джеймсбонды только в кино бывают, -- вздохнул кто-то.
-- Вот именно. Хотя... хотя... минуточку... Вы совершенно правы! Когда бессильна полиция, герой-одиночка... и так далее, смотрите любой боевик. Зря вы так, не на пустом же месте полмиллиона фильмов сняли.
-- И где вы найдете идиота, добровольно пойдущего... ну, не на смерть, конечно, на коматоз... А? -- прищурился Гектор Романович.
-- Зачем идиота? -- обиделся полковник. -- Профессионала! Универсала-супера! И вообще, плох тот капитан, который не мечтает стать майором! Где тут у вас телефон? Ага, спасибо... Леночка, дай-ка мне капитана Рекимчука. Здорово, капитан. Дело есть специально для тебя. Ты тут, помнится, рапорт подавал, что засиделся в капитанах? Вот и поговорим. Через час в моем кабинете. Работать будешь по высшему разряду, но по четко оговоренной схеме. И чтобы никаких сюрпризов! Понял? Вот и славно. Отбой. Вот так, господа. Пошлю-ка я к ним своего капитана. Уникальный человек, надо сказать. Отец -- полухохол, полутувинец, мать -- получешка, полуказашка. Этакий ходячий символ дружбы народов, хе-хе. Владеет всем, чем только можно владеть, включая дзен-буддизм и прочие оккультные... э-э-э... технологии. Придется парню рискнуть. Ну, да ему не впервой. Гектор Романович, существуют ли способы экстренного вывода человека из комы?
-- Да, и не один, но все они сопряжены с немалым риском для жизни...
-- Благодарю, достаточно того, что способы есть. На этом сегодня, пожалуй, закончим. Предлагаю собраться тут же через неделю. Посмотрим, вдруг у нас что получится по-тихому, без шума и пыли.
-- Рекимчук Владимир Дизижикович, -- отрекомендовался невзрачный блондин со стального цвета глазами. -- С кем имею честь?
-- Екатерина, -- вздохнула Катя, досадливо туша сигарету. Настроение было -- хуже не придумаешь: клиентов вдруг почему-то стало мало, Энрике не показывается вот уже третью неделю, а касса вся у него, и денег в кармане уже совсем не густо. -- Чем могу быть полезна?
-- Мне это... Сон, в общем, увидеть хочется!
-- Похвально. Вы по профессии кто? Военный?
-- Нет... А с чего вы это взяли?
-- Голос у вас больно уж командирский. И выправку скрывать не умеете.
-- Участковый я. Мент, в общем.
-- А вы в курсе наших цен?
-- Да, знаю. Но я вот подкопил, машину продал... На две ночи хватит, в общем.
-- Ну что ж, хорошо. Какая, однако, целеустремленность, товарищ... старший лейтенант?
-- Капитан... Пока что.
-- Ну, плох тот капитан, который не мечтает стать майором... Вот вам договор, заполняйте.
-- Есть.
-- Не "есть", а "так точно".
-- А?
-- Ура. Про что сон желаете?
-- Ну... Это. Типа боевика, в общем. Что был я вроде Рэмбо или Бэтмена, во.
-- И всех победил?
-- Само собой...
-- Хорошо. Будет вам счастье.
-- Господин полковник?
-- Да, черт побери! Какая блядь звонит мне среди ночи?
-- Долохов Гектор Романович из ЦКБ.
-- И что?
-- Рекимчук ваш поступил. В коме, как и предыдущие.
-- Вашу мать, доктор! Стоило из-за такой херни будить среди ночи! Все хорошо, все идет по плану! Отбой!
12. Давай закурим...
Энрике, развалясь в кресле, курил, пил виски и любовался, как дрим-рекордер вытягивает из Риммы ее последний сон. Полную ерунду ведь приносит, и который уже раз, но не хотел он выгонять эту несостоявшуюся балерину. Нравилась она ему. Несколько раз он подумывал, а не взять ли ее своей наложницей, но, по здравому размышлению, всякий раз отказывался от этой идеи. Во-первых, расходы на содержание. То есть обойдется она ему куда дороже, чем пара-тройка десяток в неделю, которые он платит ей за сны. Во-вторых -- хлопотно. Придется ведь поселить ее где-нибудь. Не станешь ведь посещать ее в трущобах, или где она там живет. И уж тем паче не на заводе, в Заповеднике. Хотя было бы забавно показать этим чудакам, кто в мире хозяин... В третьих же, наконец-то жизнь достаточно прекрасна и во сне, чтобы излишне украшать ее еще и наяву. А, пустое это все. Вот, вот, как она грациозно кивает головой... вытягивает шею... подносит руку к почти плоской груди... И впрямь ведь, будто танцует! Нет, хороша, хороша! А не взять ли ее прямо вот здесь и сейчас, как уже не раз бывало... Нет, пожалуй, не сейчас -- едва час миновал, как ушла эта, как ее... Розалинда. Не бог весть какая красавица, но крупная специалистка по постельным утехам.