-- Спи. Думай только о хорошем. Пусть сегодня тебе приснится сад. Большой, цветущий, светлый... С птицами.
-- Милый, что с тобой? Тебе плохо? -- Кассандра склонилась над проснувшимся в слезах Садовником, и то целовала его, то трясла, как грушу, пытаясь привести в чувства.
-- Сон... Лес... Я видел... Я видел! Тот лес, понимаешь? О котором вчера говорил этот лысый Володя... Мрачный, страшный лес... И он поглотил мой сад...
-- Милый, это лишь сон. Вставай, и пойдем, пройдемся по твоему саду, -увидишь, с ним все в порядке! Сад всегда победит лес, был бы садовник хорош. А ты -- наилучший.
Они вышли в сад, и, к немалому удивлению, встретили Римму и Никиту, прогуливающихся под руку. Было без десяти девять. До начала рабочего дня Привратника -- Вахтером Никиту больше никто не звал, -- оставалось ровно десять минут.
15. Когда любовь выходит на прогулку
-- Надо же, что-то птицы сегодня распелись, -- сказал Никита, потому что не знал, что бы такое сказать, а молчание затянулось.
-- День хороший, -- поддержала Римма беседу.
-- Смотри, Ермолай Михайлович превращает завод в настоящее чудо! -Никита указал на жутковатого вида композицию из огромных шин грузовиков, цепей и каких-то железяк. Все это урбанистическое безобразие было густо оплетено диким виноградом.
-- И вправду здорово. Никита?
-- Да?
-- Сегодня к тебе придет Энрике, да?
-- Да, обычно он приходит по десятым числам, приносит сто долларов.
-- Не пей сегодня этот кошмарный портвейн, ладно? Лучше купи хорошего сухого вина.
-- Не знаю... Сухое вино я если когда и пил, то сейчас этого не помню... Если хочешь, я могу вообще ничего не пить.
-- Лучше купи вина. Посидим вечером... У меня свечка есть! А денег нам хватит -- прокормимся моими снами. В последнее время они стали отчетливыми и реалистичными, как никогда. Энрике вчера заплатил мне еще пятьдесят. А ночью мне приснился новый сон, такой же яркий и запоминающийся, хоть и снова странноватый. Сегодня пойду опять. Идти придется в обход -- в этих новостройках, ну, в седьмом районе, опять трубу прорвало. Там вчера был такой потоп... Даже трамвай два часа не ходил из-за этого...
-- Римма?
-- Да?
-- Ты... Нет, я... -- Никита остановился, стащил с лица очки, щурился подслеповато, топтался на месте, крутил очки во внезапно вспотевших руках: нужные слова никак не желали выговариваться.
-- Чувства сильнее слов, как говаривал дон Франсиско в сериале "Полночные шорохи в чапаррале", -- пробормотала Римма, прильнув к нему. -- Я тоже очень люблю тебя, милый. Добрее человека еще не видела ни наяву, ни во сне.
-- Правда? -- лицо Привратника засветилось радостью. Он убрал очки в карман, обнял Римму, неумело поцеловал. -- Господи, счастье-то какое...
Они долго еще бродили по саду, не обращая внимания ни на кого и ни на что. Микромир, созданный ими, их любовью, не вмещал более никого. Даже "Виниловый теремок" со всеми остальными его обитателями. На работу Никита все же пришел, но с большим опозданием, которое он оправдывал перед самим собой в кои-то веки случившимися с ним семейными обстоятельствами.
Примерно в это же самое время в густых зарослях бузины неподалеку от гаража Пасечник беседовал с Энрике. Последний был невыспан и казался немного рассеянным. Вопросы он задавал странноватые, причем нарочито бесцветным голосом, в котором искушенный собеседник, однако же, уловил бы оттенки и иронии, и властности.
-- Значит, говоришь, ты -- бывший Пасечник?
-- Именно так, господин хороший (карман его уже согревала двадцатидолларовая бумажка, и потому Пасечник был весьма расположен к дальнейшей беседе).
-- А велика ли нынче твоя пасека, любезный?
-- Тринадцать ульев! И... и ни одной пчелы.
-- Что ж так?
-- Дак дорог нынче рой-то, а деньгов-то не сыщешь -- время такое... Я, грешным делом, рассчитываю недельки через две из деревни рой сманить. Рой там чудо как хорош, а вот пасечник дурной... Время-то нынче такое, разбойное... Сталбыть, кто успел, тот это, и молодец как бы...
-- Не советую, очень не советую. Деревенские люди обычно весьма крепкие, и очень не любят, когда посягают на их имущество. Побьют, непременно побьют. И, полагаю, сильно. Давай-ка мы лучше вот как поступим. Я куплю тебе рой. Нет, пожалуй, даже два или три роя. Справишься? -- Пасечник, не веря своему счастью, истово закивал. -- А ты меня за это медком попотчуешь, как время придет, лады?
-- Как бог свят, лады!
-- Вот и отлично. У тебя есть другой костюм?
-- Никак нет, господин хороший...
-- Впрочем, бог с ним, с костюмом. Поедешь так. Пошли, моя машина возле офиса... Гаража, по-вашему.
-- А... а куда, ваша милость?
-- Как это куда? За пчелами, конечно! Неужто ты думаешь, что я в них что-нибудь понимаю?!
Через два часа они вернулись. Нечаянно обзаведшийся пчелами пасечник был на сто сорок седьмом небе от счастья.
-- Да, вот еще, друг ты мой Пасечник, -- сказал ему Энрике, прежде чем они расстались. -- Не стоит говорить другим, что пчел тебе купил я. Не надо. Скажешь, что с деревни свел. Нас с тобой никто не видел. И впредь, надеюсь, не увидит. А еще, в порядке дружеского одолжения, ты мне говори, если у вас там что не так, идет? Ну, там если кто плотно гаражом заинтересуется, или еще какие идеи излагать начнет... Я очень любопытный человек, мне интересно все. Просто придешь потихоньку в гараж, скажешь, -- Пасечник пришел к Вождю. Тебя проводят либо ко мне, либо к телефону, чтобы ты смог мне позвонить. Особенно меня интересует этот ваш новенький, ну тот лысый амбал, больной на всю голову. Договорились?
-- Договорились! -- и они расстались, вполне довольные друг другом. Пасечник занялся любимым делом, а Энрике отправился платить Никите зарплату.
Кассандра подняла голову от книги -- Профессор дал ей почитать "Джен Эйр", и книга стала поводом для ежедневных слез рыжеволосой красавицы, -- и внятно произнесла:
-- Особо же не верь повелителю маленького трудолюбивого народа, ибо продал он душу Черному Хозяину Мастерской Сновидений.
Увы, никого рядом не было, а сама она, как это часто бывает с пророками, не запомнила посетившее ее откровение.
Во время обеденного перерыва Никита снова утащил Римму на прогулку. Они шептались, хотя никто их не слышал, а потом вдруг как-то оказались в одном из цехов, на огромном столе и совсем без одежды. Неуверенно, робко, но они сделали это -- то, не в последнюю очередь ради чего люди появляются на свет. Когда в разбитое окно вдруг влетела птица и запела, они вскрикнули одновременно, и счастье поглотило их, унесло прочь от всех миров и реальностей... Потом они долго ничего не говорили, ибо научились понимать друг друга без слов...
16. Песня радости
Утром следующего дня Римма проснулась какая-то чересчур задумчивая. Никита это заметил, но списал на не слишком удачный сон. Поцеловав жену, -он теперь считал Римму своей женой, -- Никита поспешил на работу. Однако же вскоре она сама пришла к нему на проходную.
-- Никита, я вспомнила, -- сказала Римма тихонько. -- Мне ужасно больно и горько... Словом, то, что у нас вчера с тобой было... -- Пауза затянулась. В голове Привратника заметались самые ужасные мысли; он снял очки, нервно покусывал губы. -- Я все это видела во сне. Давно, несколько недель назад, еще до того, как попала сюда. Более того, и это самое ужасное, я продала этот сон Энрике!
"Вот это расклад! -- подумал Никита. -- И что теперь, любой, заплатив Энрике, может увидеть в своем сне, как мы с Риммой... это самое?! Ну, ничего себе!". Римма тем временем заплакала.
-- Никита, милый, родной мой, прости меня! Прости, умоляю!
-- Всякое бывает, маленькая... Не казнись... Я не виню тебя ни в чем... -- он пытался утешить ее, но, судя по ее усилившимся слезам, получалось у него пока неважно. -- Давай придумаем, что с этим делать.
-- Сделать можно только одно -- украсть сон у Энрике. Так просто он его ни за что не отдаст. И даже не продаст, я его знаю...
-- Ну что ж... Дело такое, что придется, наверное, украсть...
-- Энрике каждый сон записывает на отдельный диск. Диски с моими снами он помечает буквой "Р". Если кошмар -- ставит пиковую масть, как на картах, знаешь? Если что-то странное, непонятное -- трефу, если смешное -- бубну. Любовное -- черву. Любовный сон у меня был всего один, вот этот самый. Еще я точно знаю, что сюда он эти диски не привозит, они у него в лаборатории...
-- Что ж, украдем, -- сказал Никита, будто речь шла о чем-то будничном, обыденном. -- Ничего не бойся, моя маленькая. Я отвечаю за все. Думаю, пойду сегодня же вечером...
Однако, вечером Никита счел за благо перенести свою рискованную операцию хотя бы на день -- медведи схватились за Виниловый Теремок, если пользоваться Володиной терминологией. Произошло это абсолютно неожиданно абсолютно для всех, ибо Володя не потрудился поставить в известность насчет своих планов кого бы то ни было... Или наоборот, он с самого сначала всех предупредил.
Просто часов в восемь вечера Володя, мирно прогуливавшийся по саду с Профессором, вдруг очень пространно извинился перед ним, и посоветовал ему и всем остальным лечь спать, "ибо настал час полиции Кармы!", не больше и не меньше. После чего бодро направился в гараж.
В преферанс сегодня не играли. Чистоплюй в отдельной комнате тешил свой досуг с очередной шлюхой, остальные сидели внизу, пили пиво и вяло переругивались. Тут открылась дверь, и вошел Володя.
-- Добрый вечер, мои дорогие злые медведи! -- улыбнулся он.
-- Малыш, тебе чего? -- спросил Косой.
-- Заблудился, что ли? -- предположил Хохол.
-- О нет, собратья мои по весовой категории! Я пришел к вам, и не мир принес я вам. Но меч... Или доброе слово, смотря как вы себя будете вести.
-- Косой, у него точно крыша отъехала, -- вздохнул Длинный.
-- Начнем представление? -- Володя удобно расположился в мягком кресле, совершенно не обращая внимание на появившиеся в руках присутствующих пистолеты и револьверы. -- Итак, Чижевский Борис Анатольевич, он же "Косой", 1965 года рождения. Образование высшее медицинское, трижды женат, пятеро детей, дважды судим. Восемь квартирных краж, четыре мошенничества, двадцать пять налетов, тридцать восемь убийств, более ста похищений людей... Что ж вы так, доктор, а? Как это вам не стыдно при фамилии Чижевский быть еще и Косым? Едем дальше. Дербенев Олег Николаевич, он же "Длинный", 1971 года рождения. Образование среднее специальное, специальность -- радиоинженер. Холост и бездетен, судим однократно. Пять краж, шесть налетов, Восемьдесят одно мошенничество, четыре убийства и два изнасилования. Плюс -виртуознейший шулер. Все равно, довольно скромненький список, по сравнению с предыдущим. Но для вашей кармы, батенька, этого достаточно. Быть вам в следующей жизни земляным червяком. Да-да. Желтым земляным червяком, хе-хе. Ну что, бандерлоги, вы все еще меня слышите? Это хорошо. Следующий. Опанасенко Тарас Степанович, он же "Хохол", 1975 года рождения. Образование, как это ни смешно, начальное, то есть два плюс два сложить умеет, но с теоремой Пифагора вряд ли знаком. Пятнадцать убийств и ничего более -- узкая специализация, однако. Ни жены, ни судимостей. Быть вам, милейший, инфузорией. Начнете с начала, так будет проще. Пройдете поэтапно всю эволюцию... Ах, да. Дарвин вам тоже неизвестен... Но мы отвлеклись. Пантелеев Аркадий Петрович, 1970 года, кличка "Пантелеймон". Женат, трое детей, не судим. Двадцать пять квартирных краж, тринадцать налетов, шесть изнасилований, десять похищений людей. Мокрыми делами себя пока не прославил. Может быть, удастся обойтись в следующем перерождении собакой... нет, вряд ли. Скорее, крысой. Но это все же получше, чем инфузория, согласитесь. Наверху Сергей Павлович Иванов по кличке Чистоплюй занимается анальным сексом с Ворониной Натальей Ивановной. Ее биография, кстати, тоже весьма увлекательна; если хотите, могу огласить.
-- Постой, мил человек, -- прервал вдохновенный Володин спич доктор Чижевский, он же Косой. -- То, что ты больно грамотный, мы уже уяснили. Остается понять только одно -- чего тебе надобно, старче? Надеешься, что мы немедленно сдадимся на милость закона, который ты, как мне думается, представляешь? Глупо и наивно. С моей же стороны было бы не менее наивно и глупо предположить, что ты рассказал нам эти сказки лишь затем, чтобы схлопотать пулю в лоб или финку в бок. Не так ли? Так чего ж ты хочешь-то?
-- Уй, как же с вами неинтересно... Невнимательные вы ребята, граждане медведи. Да, я представляю здесь Закон. Закон Кармы. Который подразумевает только одно -- соответствующее посмертное воздаяние за прижизненные поступки. Человек должен жить, радуясь Радуясь, а не убивая... Это понятно?
-- Ну, и что?
-- Только то, что моя забота -- чтобы это самое воздаяние наступило как можно скорее. -- В его руках непонятно откуда, с какой-то сверхъестественной скоростью возник автомат "Узи", из которого Володя немедленно открыл огонь. Четыре бандита не успели среагировать, и были убиты в течение двух секунд.
-- Чистоплюй, выходи! -- пропел Володя, вставляя в автомат новый магазин. -- Я припас для тебя волшебную сказку! Послушаешь -- упадешь!
Сзади хлопнул выстрел, Володя покачнулся.
-- Я для тебя тоже кой-чего припас, гнида, -- сказал Чистоплюй, входя в гараж с улицы.
-- Алло, Вождь?
-- Да.
-- Это Чистоплюй. Беда, Вождь. Этот лысый положил всю братву. Я его грохнул, но и он меня успел... Я кончаюсь... Срал я на тебя и твой гребанный рай...
0. Какие вещи вы говорите!
-- Полковник?
-- Да. Доктор, вы?
-- Я. У нас ЧП. У шестерых начались страшные конвульсии. Четверых, вроде, откачали. Двоих потеряли. Среди них мой коллега Чижевский и депутат Дербенев. Точнее, они-то как раз и ушли...
-- ... твою мать!!!
-- Среди пока живых ваш капитан.
-- Он что-нибудь говорит?
-- Говорит, но мало и почему-то по-немецки.
-- Доктор, умоляю, сделайте все возможное... Парень должен жить! Он наверняка что-то знает... Я мчусь к вам. Держите в курсе, если что.
-- Полковник?
-- Да, что?
-- Ваш капитан начал говорить по-русски.
-- Слава тебе, Господи! Что сказал?
-- Какое небо голубое.
-- И все?
-- Пока все.
-- Док, делайте все возможное!!! Я уже почти у вас. Больше никто не умер?
-- Нет, остальные пока стабильны.
17. Беззвездье
Новые обитатели гаража разительно отличались от своих погибших предшественников. Те были расслаблены и даже вальяжны, каждый же новый был плотным комком нервов. Вооруженным до зубов, надо заметить. И было их ощутимо больше. И никакого пива, травки, девок -- осадное положение.
Пасечника грубо втолкнули в кабинет. Один из охранников взял телефон, набрал номер.
-- Вождь? Таракан на проводе. Тут один из местных притопал, говорит, срочная информация. Убить на месте?
-- А, Пасечник... Нет, убивать пока не надо. Давай его сюда.
-- Ваша милость?
-- Здоров, Пасечник. Давай быстро: что там у тебя?
-- Вечером к вам собираются нагрянуть с обыском.
-- Ба! Как интересно... Ты ничего не путаешь? И кто же? Лысый вчера пал смертью храбрых.
-- Привратник.
-- Никита?! Ни хрена себе... Ему-то что от меня надо?! Денег я ему намедни дал... Ладно, все понял. Молодец, Пасечник. Продолжай в том же духе. Давай мне обратно Таракана.
-- Здесь Таракан.
-- Все слышал, что он сказал? Имей в виду: пока на заводе НИКОГО НЕ ТРОГАТЬ! Если этот ненормальный хочет подвигов, он их получит. Надо же и мне порезвиться. Пасечника отпускай, только так, чтобы из местных его никто не видел. Понял?
-- Понял.
-- Вот и молодец. Конец связи.
Никита решил выйти с завода в десять. И теперь шагал по саду взад-вперед с ружьем на плече, нетерпеливо ожидая самим же назначенного часа. В мозгу всплыла оброненная Директором при последней встрече фраза: "Забытый часовой... Надо же!". Стемнело сегодня рано, на затянутом тучами небе не проявилось ни одной звезды. Почему-то это сильно расстроило Никиту. "Как же я пойду "на дело" без путеводной звезды? Потом он спохватился: "Мою звезду на небе не увидишь! Она сидит дома, греет чай и слушает Бетховена. А так оно и лучше. Зато у меня есть своя, личная звезда... Моя Римма...". Он слонялся между чудовищных "садовых скульптур", изготовленных Ермолаем Михайловичем из чего ни попадя, и с нежностью думал о Римме, воображая себя рыцарем, готовым на любой подвиг ради Прекрасной Дамы.