– В калигах[14] будет самое то, – хмыкнул писец. – Двойную подметку набьет.
– Итак, записывай, рост – минимальная норма, кожа темная, волосы курчавые, зубы крупные… особые приметы… – Медик придирчивым взглядом оглядел тело. – Волос на теле нет.
– Он их выщипал, – сказал кто-то из новобранцев.
Все прыснули.
– Тихо! – рявкнул знаменосец Мурена, сидевший за столом со скучающим видом и с полуприкрытыми глазами.
– Телосложение крепкое, никаких дефектов на теле. Зубы целые, – закончил свой осмотр медик.
– Кто твой отец, Тит Кукус? – спросил писец.
– Тит Клавдий Кукус из Неаполя, у него торговля железным товаром. Самая лучшая лавка в нашем городе. А может, и во всей Италии.
– Папаша отпустил тебя в легион?
– Да, он выбирал из нас, троих сыновей, кого отправить на службу, и выбрал меня. Сказал: Тит, ты будешь примипилом[15], я верю!
– Не подброшенный? – вновь приоткрыл глаза знаменосец, да так и впился в смуглое лицо новобранца взглядом.
– Подброшенный? Да из нас троих отец меня больше всех любил! – Парень вдруг сделался лиловым.
– Отец у тебя тоже смуглый? – поинтересовался писец. Однако ничего не записал и переглянулся с медиком. С этим Кукой явно было что-то нечисто, и повидавший немало новобранцев медик это чуял, будто охотничий пес след кабана. Чуял и знаменосец, потому спрашивал, но допытывался без азарта, с ленцой, как будто не хотел обнаружить что-то позорное.
Здесь, на границе, рано или поздно разразится война, не будет мирно Децебал сидеть за рекой; не в этом году, так в следующим явятся его даки в провинцию, так что в данном случае не стоит особенно усердствовать. Пусть Юпитер следит за исполнением клятв, а люди сделают вид, что верят на слово.
Посему медик отрицательно покачал головой.
– Мой отец – один из лучших воинов Рима! – заявил Кука, изо всех сил стараясь поднять пошатнувшийся авторитет.
– Видимо, наш парень – незаконный сын императора Тита, разрушителя Иерусалима! – Писец решил, что наступил его черед шутить.
В комнате сделалось тихо, только слышалось, как гудит залетевшая с улицы муха.
– Язык-то прикуси, – хмуро буркнул знаменосец, – а то сделаю тебе пометку в личном деле, что не те разговоры ведешь.
Писец ничего не ответил, поджал губы, место у него было теплое, немаятное, и, если найдется другой грамотей, вмиг турнут из архива. Писец глянул на парня в синей тунике. Вот этот, к примеру, вполне может вместо тяжелого меча взять в руки легонький стиль[16].
– Еще один вопрос! – внезапно спохватился знаменосец. – Рисовать умеешь?
– Самую малость. Пробовал голых теток в Байях рисовать, вроде получалось.
– Значит, умеет, – хмыкнул Кубышка. – Только кому это надо?
– Декстру, – сказал знаменосец. – Деньги на хранение сдаешь?
Тит Кука отрицательно покачал головой.
– У меня с собой ни асса![17] – признался он.
– Осмотр окончен, – махнул рукой Мурена, а писец сделал пометки в реестре. – Жди испытаний в грамотности.
Вторым на осмотр вышел худой и длинный парень с острым кадыком. Он назвался Децимом Веллием Скироном, братом легионера из Первого Италийского легиона. Скирона Старшего знаменосец знал неплохо – лагерь Первого Италийского находился по соседству, в Новах. Так что вопросов Скирону не задавали. Просто замерили рост, записали приметы (шрам на спине слева, родимое пятно на плече и плохие зубы, двух уже не хватало).
– Шестой справа внизу тоже придется рвать, – «обрадовал» солдата медик.
Теперь настал черед поклонника Цицерона Приска.
– Гай Острий Приск из города Комо! – Приск выложил на стол перед писцом рекомендательное письмо – на пергаменте, запечатанное.
– От кого оно? – спросил подозрительно писец, разглядывая печать.
– От Гая Плиния Цецилия Секунда. Он из Комо, как и я. Плиний соблаговолил дать мне письмо, когда приезжал в свое имение в Комо.
– Сам Плиний? Сенатор? – хмыкнул знаменосец. – Неужто для тебя, старина[18], не нашлось местечка потеплее?
– Я хотел именно в легион.
Писец тем временем сломал печать и прочитал послание Плиния.
– Рекомендации самые лестные.
– Рисуешь?
Приск кивнул и почему-то покраснел до корней волос.
– Деньги сдаешь? – Знаменосец покосился на бронзовый кошелек парня, который тот положил на скамью вместе с одеждой.
– У меня два золотых, десять серебряных денариев и еще несколько ассов.
– Денарии и золото сдать, ассы оставь.
– Это почему сдать? – вскинулся Приск.
– Чтоб в канабу не бегал к шлюхам в первые дни, да в таверне не надирался местным вином. Как закончишь учение, будешь больше себе оставлять.
Приск нехотя высыпал содержимое кошелька на стол перед знаменосцем, тот отделил золото и серебро от медяков и латунных сестерциев. Денарии и золото пересчитал и ссыпал в свой сундучок, поставив против имени Приска в реестре число «CCIL». Остальное сдвинул к краю стола.
– Погоди! – вспомнил вдруг писец, когда парень уже оделся. – Ты не назвал год, в котором родился.
– Год консульства Домициана Цезаря в седьмой раз. То есть год 833-й от основания Города[19], – уточнил Приск.
Медик прищурился. Ему показалось, что парень старше, – но кто знает, может быть, он в самом деле такой сосунок. Плечи у него были как у подростка.
– Ладно, можешь идти! – махнул рукой знаменосец.
– А как же проверка грамотности?
– Топай, сказано! У тебя на лбу написано, что ты не только у грамматика, но и у ритора успел поучиться.
«Небось и цитатку на греческом вставить может», – добавил про себя знаменосец.
Но выяснять, почему этот парень, явно не из простой семьи, выбрал карьеру легионера, у Мурены желания не было. Прикажут вызнать – тогда вытряхнет из парня душу, а нет – пусть дает присягу и служит.
Да, с таким лучше не болтать лишнее. Мало ли что может ляпнуть молокосос: вдруг добавит, что Домициана прозвали грабителем за страсть убивать подданных и присваивать себе состояния. В нынешние времена, если кто из богатеев хотел оставить хорошее наследство детям, непременно должен завещать императору половину имения. Правда, знаменосца мало волновали проблемы богатеньких столичных жителей. Он свое состояние зарабатывал потом и кровью. А что в перспективе после двадцати пяти лет службы? Купить землю близ Эска да дрожать каждую зиму, ожидая набега даков из-за Данубия? Прошлой зимой опять четыре поместья разграбили и сожгли дотла…
Мурена вздохнул.
* * *
После окончания осмотра оставшиеся семеро уселись за стол и по очереди принялись читать выданную знаменосцем книжку. Сборник эпиграмм Марциала был так затрепан, что любой библиотечный свиток позавидовал бы его популярности.
Приск вышел из здания святилища и остановился. Идти одному в барак без сотоварищей не хотелось, но и толкаться просто так на площадке перед принципией тоже было неловко.
Однако стоять без дела ему не пришлось. Почти сразу же к нему подошел Адриан и с ним – высокий загорелый мужчина в красной военной тунике, поверх которой был наброшен серый грязноватого вида плащ. У здоровяка были светлые соломенные волосы и глаза, прозрачные как лед и такие же холодные.
– Вот этот. – Адриан указал на Приска.
– Покажешь мне место, – приказал белобрысый. Окинул внимательным колющим взглядом новобранца и добавил: – Имя.
– Приск. Гай Острий Приск.
– Ездить верхом умеешь?
– Могу.
– Пошли.
– Не задерживай долго парня, Декстр, у новобранца последний свободный вечер, – напомнил Адриан.
– Если не свалится с лошади, не задержу.
«Быки Декстра» – вспомнилась тут же Приску странная фраза центуриона.
Белобрысый вывел из конюшни двух оседланных лошадей – рыжую крепкую кобылу и вороного, уже немолодого, но бодрого жеребца. На жеребца вскочил сам Декстр, даже не прихватывая рукой одно из рожек луки[20], – Приск тут же оценил ловкость наездника и красоту его посадки. Юноша забрался в удобное кожаное седло без труда, но и без особой грации.
Когда выбрались на дорогу, ведущую в Филиппополь, белобрысый поскакал первым, Приск за ним. Спустя милю они осадили лошадей и поехали шагом, внимательно оглядывая деревья и кусты справа от дороги.
Приск то и дело оглядывался.
– Я запомнил, что акведук еще не был виден, когда мы нашли тело. Там еще недалеко рос большой дуб с раздвоенной вершиной.
– Хороший ориентир, – похвалил Декстр.
Приск не пропустил место. Да и трудно было его пропустить – ветви кустов были смяты, трава вытоптана, как будто на дорогу выломилось стадо носорогов. Декстр привязал к дереву своего жеребца и проверил, правильный ли узел затянул на поводьях Приск.
Потом пошли осматривать место.
Солнечные лучи пронизывали заросли малины, гудели шмели, перебираясь с одного скромного цветка на другой.
– Вот здесь, – сказал Приск, указывая на молоденький дубок, тянувшийся вверх из кустов орешника.
Декстр присел на корточки, развел ветви рукой, тронул палую листву.
– Его убили не здесь, – сказал он наконец. – Сюда его только притащили.
Он пошел в сторону, осматривая листву, трогая ветви, как будто спрашивал у кустов и деревьев, не видели ли чего?
Внезапно Декстр нагнулся и вытащил из середины куста орешника кожаную солдатскую сумку. Ее всю выпотрошили, а потом закинули в кусты. Декстр стал искать дальше и вдруг со странным криком, похожим на клекот коршуна, ринулся вперед. В листве лежало что-то – как показалось Приску, продолговатый предмет.
Декстр схватил его, шагнул в пятно света, чтоб внимательнее рассмотреть. Приск невольно потянулся за ним. Теперь он отчетливо различил, что в руках Декстра форма для чеканки. Скорее всего, ее нижняя часть. Более того – если судить по круглому углублению – форма для чеканки монеты.
Декстр резко обернулся и спрятал находку в сумку на поясе.
– Что думаешь? – спросил отрывисто.
– Кто убил этого легионера? – ответил Приск вопросом на вопрос.
– Тот, кто всадил ему два раза меч в спину, – огрызнулся Декстр. – О том, что ты здесь видел, – никому ни слова.
– Я ничего не видел, – отозвался Приск. – А сам-то ты кто?
– Так новобранец к центуриону не обращается!
– Центурион? – Юноша опешил. А где же посеребренная лорика, поножи, шлем с поперечным гребнем? Вид у парня был, как у водоноса.
– Фрументарий, занимаюсь поставками хлеба, – добавил Декстр.
– Убитый тоже занимался хлебом? – спросил Приск.
В следующий миг острие кинжала больно кольнуло кончик его носа. Юноша вздернул голову вверх и привстал на цыпочки.
– Придержи язык! Или… – Декстр убрал кинжал так же мгновенно, как и выхватил из ножен.
* * *
Уздания принципии Приска поджидали все семеро его товарищей. Вместе с ними – знаменосец Мурена.
– Ну, что обнаружили? – поинтересовался знаменосец. – Еще пару трупов отыскали в кустах? Или целую когорту?
Приск пожал плечам:
– Нет, трупов там больше не было… Вообще ничего не было. Только трава смята.
– Узнали, кто убил нашего парня? – спросил Мурена.
Приск отрицательно покачал головой.
– Разбойники, – предположил Малыш.
– Даки. Это наверняка, – решил Кука.
– Вы молодцы, что принесли тело, – похвалил знаменосец. – Легионеры своих павших не бросают.
– Это все Приск! – сообщил Скирон. – Он настоял, чтобы мы целую милю тащили тело… – Кажется, Скирон до сих пор из-за этого злился.
– Держите тессеры![21] – Знаменосец выдал каждому свинцовую пластинку с буквами «LVM». – Можете напоследок повеселиться в канабе.
– Будто гладиаторы перед смертельным боем, – заметил Приск.
– Что?
– Это я так… вспомнил… В театре тоже тессеры выдают. На вино.
– Будет тебе здесь театр! – предрек Мурена. – Пить можно только в одном заведении, что содержит ликса[22] Кандид. По этим тессерам вас выпустят из лагеря.
– Обратно-то впустят? – спросил Кука.
– А ты шутник! Приказано явиться в первую дневную стражу. Ты – отвечаешь.
Кука глубоко вздохнул и вскинул руки:
– А мне здесь нравится! А воздух-то, воздух! Так и пьется. Почти Кампания.
– Ну-ну, – хмыкнул Мурена, – посмотрим, что ты запоешь зимой, когда задница в латринах[23] к сиденью примерзнет.
– К зиме один из нас, возможно, умрет, – сказал темноволосый парень с правильными чертами лица. Его можно было бы назвать красавцем, если бы не слишком густые брови и не постоянно сумрачное выражение лица. Широкие скулы говорили об этрусской крови. – Или попадет в большую беду.
– Неужто предсказатель? – съязвил Кука. – Гороскопы составляешь?
– Не тебе. – Парень еще больше насупил брови. Составление гороскопов было занятием опасным, гораздо опаснее, чем солдатская стезя: Домициан преследовал астрологов и философов то вместе, то попеременно, в зависимости от настроения. А настроение у третьего императора из рода Флавиев менялось частенько.
– Мне что предскажешь? – спросил тощий Скирон.
– Судьба твоя извилиста.
– Ха, да ты прям Тиресий! – хмыкнул Кука, с ходу награждая приятеля прозвищем на всю жизнь.
– Зря смеешься, – отозвался предсказатель.
В этот момент Приск вспомнил, что остановиться у раздвоенного дуба им предложил именно Тиресий.
– Ты можешь сделать для меня амулет? – оживился Крисп, полноватый увалень с голубыми глазами.
На шее у него на засаленном шнурке уже позвякивали два серебряных амулета, но он не прочь был повесить на ту же нить третий.
Крисп происходил из крестьянской семьи, что много лет выживала в соседстве с огромными латифундиями в Кампании и, наконец, разорилась. Отец и братья пошли в арендаторы, а Крисп – в легион, дабы выслужить себе надел и вновь обрести клин собственной земли по выходе в отставку, только за много-много миль от Италии.
– Нет, – покачал головой Тиресий. – Амулеты не заговариваю и проклятия не насылаю.
– Может, оружие заговоришь? – Крисп явно был разочарован.
– Тренируйся лучше, – усмехнулся предсказатель.
* * *
– Что скажешь? Они в самом деле все свободные и ничем не запятнаны? – спросил Кубышка у знаменосца, просматривая свои записи. – Никто из этих задохликов не вызывает подозрение?
– Все вызывают, – отозвался Мурена, для убедительности выпятив нижнюю губу. – Прежде всего, потому, что вербовал их Сульпиций, а этот завербует кого угодно, скоро баб начнет нам в легион присылать. Или детей. Разве не помнишь, как в прошлом году он записал к нам двух рабов?
Раб, посмевший выдать себя за свободного и посягнуть на право римского гражданина служить в легионе, распинался. Это было известно всем невольникам. Так что тем, чье тело безобразили отметины: проколотые уши, следы от ношения рабских ошейников – и уж тем более, кому «посчастливилось» за какую-нибудь провинность огрести клеймо на лоб, никогда и не пытались «освободиться» столь опасным образом. Но те, чье тело не носило знаков рабского состояния, время от времени пытались пробиться в легионы, несмотря на все строгости.
– Но эти-то не рабы, – заметил Кубышка.
– Это уж точно. Но сдается мне, что Кука – «охотник», подменивший того, кому надобно идти в легион.
– С чего это? – тут же заспорил медик. – Они все из Италии, там уже давно нет набора – только добровольцы. Какой толк «охотнику» подменять собой добровольца? Это же не провинция, где хватают кого ни попадя и силком волокут в лагерь.