VI. Полевая станция ЭИВР
Грохотов сидел на табурете за походным столиком против меня и просматривал очередные ведомости.
– Прекрасно, – сказал он. – Для вас это только скучный ряд непонятных цифр. По вашим же глазам вижу, хотите узнать, что они значат.
– Да, – ответила я, выдерживая строгий его взгляд.
Кузов большого грузовика защищал нас от полуденного солнца. Вот уже несколько дней, как я по утрам прихожу сюда, в степь, за рощу. Могучие дубы и ясеня скрывают низину с речкой, за которой расположен поселок.
По середине холма возвышается тонкая антенна в виде устремленной в небо острой металлической иглы. Ее удерживают тросы, которые укреплены на врытых в землю столбиках. От антенны проволоки идут в один из домиков. Зачем – не знаю. Я еще не бывала внутри.
Мои обязанности несложны. Грохотов вручает мне узкие полоски бумаги, испещренные рядами цифр. Записаны они, видимо, наспех, карандашом, торопливым, не очень разборчивым почерком. А я должна переписать их чернилами. Вернее, как можно аккуратнее скопировать в разграфленные ведомости, чтобы получались стройные таблицы. В заголовке их – слова, значения которых я не понимаю, а в левом верхнем углу штамп с таинственными буквами: ЭИВР.
Я не пытаюсь расшифровывать их, чувствуя, что Грохотов сам расскажет все необходимое, когда присмотрится ко мне. Казалось, этот момент наступит скоро…
Грохотов сложил мою работу, спрятал исписанные листки в портфель.
– Симон!
Над нашими головами раскрылось окошко домика. Показалось лицо помощника. Он немногословен. Скосил на Грохотова большие черные глаза, буркнул:
– Эге?
Тот протянул ему портфель.
– Положите на место.
Симон взял портфель жилистой могучей рукой, произнес:
– Ага.
И захлопнул окошко.
Ни разу я не слыхала, чтобы Симон сказал связную фразу. У него манера говорить только: «ага, эге, ого, угу», причем он придает одному и тому же слову самые разнообразные оттенки.
Грохотов продолжал пытливо смотреть на меня.
– Если не очень спешите, оставайтесь позавтракать с нами, – предложил он. – Кстати, познакомитесь ближе с Симоном.
– Мне было бы приятно помочь вам и в приготовлении завтрака, – сказала я, вставая.
– Ну, это не так сложно, как полагаете, – мягко отозвался Грохотов, взглянув на ручные часы. – Двенадцать двадцать четыре по местному времени. В Москве мои друзья еще только просыпаются… Симон!
– Окошко снова распахнулось. Послышалось:
– Эге?
– Парадный завтрак в честь Тани. Срок изготовления – шесть минут.
– Угу! – чуть усмехнулся Симон и захлопнул окошко. Через секунду он пробежал мимо к другому домику, прыгнул в дверцу сразу через все ступеньки, крикнул:
– Ого!
– Приглашает заняться делом, – кивнул на Симона Грохотов. – У нас рассчитан каждый жест… Раз-два!
Мне не пришлось ничего делать, оставалось только смотреть и удивляться. Откидной столик и два сиденья ловко вмонтированы в стенку домика. Грохотов откинул их и подставил табуретку. Сервировка на три персоны производились молниеносно, будто передо мною работали цирковые жонглеры. В гнезде столика торчали два штепселя. Вот моментально включены электроплитки. Консервные банки Грохотов откупорил особым ножом с острозубым колесиком на толстой ручке. Колесико завизжало, словно миниатюрная циркулярная пила, и это напомнило мне районную лесопилку у нас в горном лесничестве.
– Суп с мясом, – сделал любезный жест Грохотов, поставив банки на плитки. – А на второе… Симон! Угощаешь?
– Aгa!
Симон вынес сковородку. Грохотов потер руки:
– Ухитрился вчера подстрелить дикого гуся. Вчера же половину и съели… Симон у нас мировой охотник… А хлеба хватит?
– Ого… – развел руками Симон, показывая, что хлеба много.
Завтрак был чудный. Никогда я не предполагала, что в консервных банках может находиться столько разнообразных вкусных вещей. Главное же, все подогревалось и кипятилось моментально. В поселке электричества не было. Откуда же оно у Грохотова?
Мое торжество наступило после завтрака. Даже Симон широко раскрыл глаза, увидев, как быстро я управилась с посудой. Я все перемыла, вычистила ножи, вилки, ложки, перетерла тарелки. Захотела пошутить и как-то невольно многозначительно сказала Грохотову:
– Ага!
Грохотов засмеялся, а Симон утвердительно кивнул головой.
В тот день Грохотов вызвался проводить меня. Он спросил, когда отошли от грузовиков:
– Вы, наверное, собираетесь учиться дальше?
– Да, – ответила я, соображая, какое направление может принять наш разговор. Я совсем не собиралась подробней рассказывать этому профессору мою несложную биографию дочери лесничего, которая мечтает стать знаменитой актрисой.
– В какой же вуз хотите поступить?
Я мельком взглянула на Грохотова. У него такой вид будто спрашивает меня только потому, что не находит другой темы разговора. Мы шли по опушке рощи. Грохотов поднял тонкий прутик и изредка сбивал им головки полевых цветов.
– Ни в какой.
Прутик застыл в воздухе. Грохотов остановился на полушаге:
– Как так?
– Очень просто, – потупила я голову. – Мне не так много лет, как кажется. Сама еще не знаю, какая специальность по душе.
– Понимаю, – серьезно сказал Грохотов. – Выбор специальности – нелегкое дело. Кто ваши родители?
– Не все ли вам равно? – спросила я, стараясь придать этому небрежному ответу возможно больше мягкости.
– Простите, я не из простого любопытства…
Мы пошли совсем рядом. Грохотов стал почему-то расспрашивать меня, как я отношусь к футболу. Это мне показалось скучным.
Мелкую речонку у рощи мы перешли вброд. Это прервало рассуждения Грохотова о спорте. Вероятно, он ждал, что я попрошу его продолжать. Но я считала, что на первый раз достаточно сказанного.
– Спасибо, что проводили, – просто и наивно вымолвила я.
Грохотов понял и попрощался.
Поднимаясь от речки к поселку, я на полдороге обернулась. Увидела, что Грохотов успел перейти на тот берег и теперь стоял, очевидно, в ожидании, что я с ним попрощаюсь.
Сдернув с головы пестрый шелковый платок, я помахала им.
Грохотов увидал и в ответ поднял руку. До меня донеслось:
– Ау!
VII. Опять огненные бусы
Я могла бы побродить по поселковым дворам и узнать у словоохотливых хозяек что-нибудь о Грохотове, но не хотела делать этого.
По-видимому, моя работа по переписке близилась к концу.
Чувствуя себя нездоровой, я утром не пошла за рощу. А вечером, как и в тот памятный раз, сидела у омшаника.
И опять голубоватый огнистый шар покатился от реки.
Я увидела его совершенно отчетливо. Он катился по траве. Вернее – вкатывался на пригорок. Двигался по совершенно прямой линии к моему саду.
Помня о первом знакомстве с этими загадочными шарами, я не шелохнулась. Но шар не докатился до самой изгороди, а исчез на пустыре.
Вечер стоял безветренный, тихий и теплый. Только здесь, в степи, бывают такие вечера. Но в те минуты я уже не наслаждалась отдыхом. Напряженно вглядывалась я в силуэт рощи. Второй шар в точности повторил путь первого…
Тонкий серп новой луны показал из-за яблонь серебряные рожки и пропал. Всю ночь я просидела у омшаника. Когда легкий утренний туман поднялся над речкой, я осторожно прошла в хату. Глянула в оконце:
– Да, в том месте…
Болела голова, но я выпила крепкого чаю, и сразу стало легче.
Придя к Грохотову, я нашла его озабоченным.
– Таня, – сказал он тихо, – мне кажется, что я могу рассчитывать на вашу помощь…
Помнится, в ответ я слегка пожала плечами и сдвинула брови. Интересно знать, что я могу сделать для профессора? Мне, пожалуй, и хотелось бы помочь ему. Но история с кольцом была достаточным предупреждением, чтобы научить меня относиться осторожно и серьезно к случайным просьбам.
– В чем дело? – почти сухо пробормотала я.
Он ответил не сразу. Потом заговорил робко:
– Не смею сказать, Таня, что мы подружились. Это с моей стороны было бы слишком самонадеянно и неуместно. Прошу лишь верить моей искренности. Как руководитель научных работ, имею некоторый опыт в выборе помощников. За эти недели я успел приглядеться к вам. И мне думается, из вас выработался бы прекрасный научный работник…
– Но я хочу стать артисткой, – громко перебила я Грохотова.
– Разве наука помешает вам? – спросил он.
И я почему-то вспомнила слова отца об искусстве.
– Мне хочется, чтобы вы помогали мне и дальше. Помогали в очень интересной работе…
– Что я должна делать?
Грохотов остро посмотрел мне прямо в глаза. Взгляд этот я выдержала. Грохотов сказал:
– Я поспешил поговорить об этом с вами сегодня. Возможно, нам придется неожиданно расстаться. Но, может быть, вы поступите учиться в технический вуз…
Я снова пожала плечами:
– Не знаю, в какой области техники пригожусь…
– А это вы сейчас сможете сообразить, – чуть усмехнулся Грохотов. – Одно только для меня важно… Согласны помогать? Согласны быть помощницей в научной работе?
Я тряхнула кудрями. Чем рискую?
– Согласна, профессор.
– Прекрасно.
Грохотов поднялся по лесенке и раскрыл дверцу в домик.
– Пожалуйте… Здесь наш Симон…
Послышалось:
– Эге!
Единственная комната домика была заставлена непонятными мне приборами. Симон, повернув ко мне из-за них свое горбоносое лицо, слегка улыбнулся и кивнул.
– Проверяем работу одного приспособления, – сказал Грохотов, – показывая на разные рычаги и кнопки. Видите, в какой мы тесноте? Эти аппараты автоматически записывают физические явления, которые происходят в окружающей нашу станцию атмосфере, записывают круглые сутки. Записи мы расшифруем у себя в институте. Но часть, наиболее интересную, записываем, я или Симон, на бумаге. Вот эти цифры вы и переписываете начисто…
В то утро работы было мало. Провожая меня. Грохотов спросил:
– Вы, кажется, плохо спали эту ночь? У вас очень усталый вид…
– Пришлось встать сегодня несколько раньше, – отпарировала я показавшийся мне хитрым вопрос.
– А вот Симон может не спать по пять суток, – сказал Грохотов.
– Он что, не умеет говорить, ваш Симон?
– Ему скучно в степных краях. Родился в горах и скучает здесь, как орел в клетке…
Эти слова напомнили мне мои горы.
– Я тоже родилась в горах… – сказала я с нежностью.
Вернувшись домой, я прошла на пустырь. Выдернула стержень, отсчитала сто шагов влево, если смотреть от омшаника, и снова заколотила стержень в землю. Потом села у омшаника, на глаз определила местоположение заземления, запомнила его. И с нетерпением стала дожидаться вечера.
Снова спустилась летняя ночь. Рожки месяца за сутки выросли. Он пободал ими розовое облако над горизонтом и быстро скатился вниз, спеша за солнцем.
Голубоватый шар перепрыгнул через рощу и, вероятно, попав в речку, пропал. Мне подумалось: «А если это только кажется?»
Легонько крикнув собак, я подошла к изгороди. Теперь был виден спуск в низину. Я оперлась об изгородь, вглядываясь в сгущающиеся сумерки. И опять новый голубоватый шар покатился по траве. Он не спеша вкатывался вверх из низины.
– Альфа… Омега… – позвала я собак. – Смотрите… там…
Собаки увидали шар. Рукой я почувствовала, как на Омеге встала дыбом шерсть. Собаки взвизгнули и убежали, а шар двигался ближе. Вот он добрался до пустыря и исчез.
Мне захотелось похлопать в ладоши и крякнуть; «Браво, Татьяна!» Таинственный огнистый шар исчез как раз в том месте, где я заземлила стержень.
Надо действовать дальше.
Рано утром я взяла с полки первую попавшуюся тетрадку, свернула ее в трубку, перевязала обрывком тесемки и пошла в степь. Тетрадку я держала под мышкой. Тетрадка была тяжела. И немудрено: в ней помещался металлический стержень. Ему теперь предстояло совершить небольшое путешествие подальше от пустыря и от рощи.
Бескрайная степь начинала уже Пылать полуденным зноем. Нелегкую работенку придумала я на сегодня. Но ее надо сделать обязательно. Я не особенно спешила. Надо для стержня выбрать наиболее подходящее местечко, а там увидим.
Туманным пятнышком маячил на горизонте поселок Волчий Лог. Перейдя через мостик, двигалась я по еле заметной тропинке среди выжженной, нескошенной травы. Ветер приносил густой аромат степной полыни. Направо остались рощи и бугор, где крохотными силуэтами вырисовывались домики Грохотова. В мои планы не входило, чтобы меня оттуда заметили. Огляделась. На всем пространстве кругом ни одной живой души. Я прошла чуть вправо от тропинки. Теперь я находилась от рощи примерно на том же расстоянии, что и моя хата. Я заземлила стержень в приметном местечке среди высокого желтого ковыля. Сделала это очень быстро и прежним неторопливым шагом свернула влево, где тянулась грунтовая дорога на Волчий Лог.
Идя к Грохотову на работу, я придумывала, что сказать ему, если он заметил мою утреннюю прогулку по степи. И тут, раздумывая, вспомнила о предсмертной воле отца. Как это не пришло мне раньше в голову осведомиться у Грохотова о человеке, которому адресован пакет? Ведь Грохотов – профессор и, вероятно, укажет, как нужно действовать.
Когда меня в этот вечер провожал Грохотов, я сказала ему о пакете. Упомянула о Дымове. Грохотов остановился и пытливо посмотрел на меня. Но это продолжалось только мгновенье. Глаза его приняли обычное выражение благожелательности.
– Дымов – мой хороший знакомый, – сказал Грохотов. – Принесите пакет завтра. Я жду с часу на час, что ко мне приедет из института сотрудник. С ним я отошлю материалы, а заодно он захватит и пакет вашего отца для Дымова.
– Какая специальность у этого профессора? – спросила я.
– Он занимался изучением высоковольтных разрядов, – ответил Грохотов. – Вы знаете, что это такое?
– Нет, – ответила я тоном полнейшего безразличия.
На следующий день я принесла пакет моего отца и вручила Грохотову. И вскоре вернулась домой. Я пишу об этих кажущихся мелочах так подробно потому, что они важны для дальнейшего.
Под вечер я мечтательно смотрела на красивый двурогий месяц и думала, как мне завтра узнать поподробнее о Грохотове и Дымове. Месяц скрылся в облачке у горизонта. Я внимательно смотрела по направлению к роще и влево от нее, где теперь заземлен стержень. Но там все спокойно. Голубой свет не появлялся.
* * *
Рано утром меня разбудили голоса на улице. Через окно долетел мужской голос, рассказывающий что-то очень интересное. Подошла к окну и прислушалась.
– Сам видел, собственными глазами. Был я в Волчьем Логе, то да се, смотрю: уже поздно. К приятелю зашел. «Оставайся, говорит, ночевать, куда тебя ночью понесет!» А я не из трусливых. Темноты, что ли, бояться! Ночь не страшная. Хоть и половинка луны, а светит. Выехал из Лога, оттуда до нас рукой подать. Дорога ровная, светло, правда, не очень, но видать. А вокруг – тишина, воздух легкий. Привалился я бочком, вожжами пошевеливаю. «Ах, – думаю, – и до чего у нас тут хорошо…» И, тьфу, словно сам себя сглазил. Глянул налево, да так и обмер. Он самый и катит…
– Кто? – спросило сразу несколько женских голосов.
– Да шар! Большой такой – с дыню! Весь огненный.
– Да тебе представилось!
– Сначала и сам так подумал. И огонь какой-то чудной. То в синеву, то в голубизну ударяет. Оторопь взяла. А потом думаю: «Постой, это что за явление?» Попридержал лошадей, смотрю. Шар – ко мне. Будто бежит до степи, виляет, как заяц.
– Где было-то?
– Да около тропинки в ковылях.
Я жадно слушала.
– И провал сразу, будто ветром сдунуло, – досказывал рассказчик. – А лошади испугались. Ка-ак дернут вперед! Я даже затылком о задок приложился. «Тпру, черти!» – кричу. А они домой, домой… во все восемь ног.
Вероятно, к рассказчику подошли новые слушатели, он повторял снова все в подробностях.
– Скажете, приснилось? А я готов хоть сейчас то место показать, куда шар провалился. Подпрыгнул, завертелся, во все стороны – искры! Фукнул, а потом – раз!.. И ничего нет.