Досыпана горка ни шатко, ни валко.
Никого не жалко, а этого жалко.
А кого не жалко, тому она горка.
А кому не горка, за тем и Егорка!
На последнем слове Ненила обернулась к спутникам и призывно взмахнула руками. Алексей почувствовал, что неведомой необоримой силой его оторвало от земли, и он тараном врезался в серебристую стену… Сухой, гудящий воздух на миг ожег его лицо, и Алексей _пулей пронесся сквозь коридор в ливне, вылетел на другую сторону. Следом за ним сухими сквозь воду пролетели остальные.
Погоня немедленно продолжилась. Дракон был уже далеко, он забирал все выше и выше, то пропадая в облаках, то снова вырываясь на чистое небо. Казалось, минуло больше часа полета, но расстояние между драконом и преследователями, сократившись сначала метров до двухсот, после перестало уменьшаться. Тут, на беду Егория, задул сильный встречный ветер, крылья на жеребце закачались, его закидало из стороны в сторону, а у дракона словно прибавилось сил: он начал уходить, увеличивая разрыв.
И трубно грянул голос Гоги:
— Чур! Чур-чура!
И сразу ветер поменял направление, ударил со спины. Алексей увидел прямо перед собой изнанку раздувшегося парусом плаща Валентины: там был намалеван желто-красный ласково улыбающийся дракон. Валентина рванула застежку, плащ сорвало ветром, превратило в черный комок, летящий впёреди всех, и вдруг он на глазах начал разбухать, расти, затем с треском лопнул… И из лохмотьев, расправляя слагавшиеся головы, вылез живой дракон!
Егорий обернулся на шум, увидел дракона, завизжал и вскинул самопал, но замер, схваченный за плечи Валентином. А новый дракон с отчаянной грацией махнул хвостом, скосил набок маленькие головы и призывно, чуть жалобно, затрубил.
«Самка, — догадался Алексей. Дракониха. Все три головы уходящего от погони дракона разом оглянулись на зов. Круто развернувшись в полете он бросился к самке. Но когда он встал перед ней расправив крылья, ощерив пасти, во всей своей мужской красе, самка исчезла, растворилась, оставив на траве черный комок плаща. Валентин прыгнул на спину Егорию, слился с ним. Дракон и всадники сшиблись.
Алексей смотрел на кипящую под ним схватку. Пыхая огнем, бешено крутясь, дракон бил по жеребцу когтистыми лапами, но дюжий битюг оказался вёртким, как муха, и всякий раз успевал увернуться от прямого удара. Из его расцарапанных боков хлестала кровь, но сил он не терял… Егорий никак не мог прицелиться, — он трижды вылетал из седла. Но трижды бросался на выручку Валентин, подхватывал его и сажал обратно в седло. Вот, круто взлетев, дракон сложил крылья и бросился на замерших под ним всадников и коня. И тут… Словно время остановилось… Они застыли в десятке метров друг от друга… Что-то мешало дракону, он рычал, вертел головами, но двинуться дальше не мог.
Меч! Гога обернулся к Алексею и протянул ему из-под плаща огромный, с белым. огненным лезвием кладенец. — Меч, чур тебя!
Неведомая сила вытянула Алексею руки, намертво прилепила к рукояти меча. Гога повелительно махнул головой, и Алексей поплыл, понес кладенец замершим под ним всадникам.
Валентин осторожно принял кладенец, расцепил неподвижному Егорию пальцы, держащие самопал, отбросил его, вложил бойцу в руку меч и свел его пальцы замком. И — время двинулось!
Дракон, почуяв опасность, взмыл вверх, но жеребец не отстал от него. Скользнув под брюхо дракону, Егорий вскинул меч. Распоротая, разлетевшаяся ласточкиным хвостом, туша брызнула кровавыми кишками и, кувыркаясь, полетела к земле.
В уши Алексею грянула тысячей победных труб музыка, она оборвалась на полуноте, далекий горн заиграл отбой, мелькнул перед глазами чей-то плащ со знаком бесконечности, и все вокруг заговорило голосом Гоги: «Спать, спать, спать» и тьма закрыла Алексею глаза.
В начале девятого утра Алексей накинул полотенце на шею и уже пошел к двери, когда раздался резкий стук. Распахнул дверь — и отшатнулся: на пороге стояли двое дюжих молодцов в белых халатах, белых шапках и черных полумасках, скрывавших нижнюю половину лиц. Молодцы смотрели сурово.
— Крысы, мыши, тараканы, — угрожающе произнес один из них с интонацией настоятельного предложения.
— Н-не надо, — спросонья Алексей почему-то решил, что мужик в маске предлагает ему приобрести крыс, мышей я тараканов.
— И даже клопов? — удивленно спросил второй. «И даже клонов мне не надо, и даже дешево не возьму», — хотел было ответить Алексей, но тут до него дошло, о чем речь.
— Так вы тараканов морите?
— Кооператив «Залог здоровья». Гарантируем отсутствие насекомых и мышей в течение полугода. До истечения гарантийного срока повторную дезинфекцию проводим бесплатно, — заученно сказал первый.
— Знаете, я тут живу первую неделю, пока ничего такого не заметил, вы у соседей спросите…
— И-и, милаи, — раздалось за спиной молодцов, — и крысы, и мыши, и тараканы, и муравьи, и клопы, все есть, все…
Те радостно обернулись на зов.
— Веди, бабуля!
Алексей пошел в ванную, недолго подождал, пока Бухвостов освободит ее, умылся, потом сходил на кухню, поставил чайник, вернулся в комнату, взял яйца и сковородку и опять пошел на кухню, чтобы поджарить яичницу… И пока он ходил туда-сюда, пока возился на кухне с жаревом, слышал, как в квартире нарастает скандал.
Инициатором и застрельщиком борьбы с тараканством выступила бабушка Ненила. Ее горячо поддержал Страдалец, вспомнивший, какие неслыханные по размерам и дерзости клопы пили его кровь в сибирских пересылках («Вот такие! — кричал он, держа в поднятой руке спичечный коробок. — Сапог могли прокусить, собаки!»). Пашечка выступил с гневной обличительной речью, сводившейся к тому, что именно клопы и тараканы привели советское общество к предкризисному состоянию, а теперь, объединившись с бюрократами и мафией, тормозят перестройку. Короче, молодцы в масках получили весомую поддержку и приготовились начать дело… Но тут неожиданно встрял Бухвостов.
— Сто лет дом стоит, и сто лет они тут живут, никому не мешают, зачем трогать?
— Действительно, — сказала Елена Петровна Такова, — не так уж их и много, а жить в доме потом месяц нельзя будет.
— Эта ваша химия, подхватил ее супруг, — все продукты перепортит!
— Вова! — возвал Бухвостов к вошедшему на кухню поэту. — Вова, они хотят травить тараканов!
Лунатически глядя в потолок, Вова тем не менее отозвался без паузы:
Нас травить, травить хотели,
Нас травить пыталися,
Но враги не одолели,
И мы жить осталися!
— Вот! — радостно воскликнул Бухвостов, будто получил неоспоримый аргумент в борьбе за жизнь тараканов.
— Таракан — разносчик инфекции, — профессорски строго сказал один из кооперативщиков.
— Знаем, знаем, — сердито отозвалась глуховатая Елена Петровна. — Выдумали какую-то инфляцию, а на самом деле просто грабеж среди бела дня!
Даже молодцы растерялись от такого поворота.
— Мы недорого берем, — виновато сказал один из них. — Всего 40 копеек за квадратный метр. Вон в кооперативе «Наш уголок» берут по полтиннику…
— Давить их всех надо! — решительно сказал Пашечка, непонятно кого имея в виду: зарвавшийся «Наш уголок», тараканов или противников травли насекомых.
Женька прискакала на кухню в разгар спора и, размахивая скакалкой, крикнула:
Толстый рыжий таракан
Быстро лезет под диван.
На диване сидит клоп
От него получишь в лоб!
— Видите, даже ребенок понимает, что насекомые тоже живые, — сделал неожиданный вывод Петр Иванович Таков.
— Ясно, что живые, — почему-то обиделся Страдалец. — Еще какие живые! Живее всех живых! Иначе и разговору б не было!
— Вот так же волков истребляли, а теперь их в Красную книгу заносят! — повернул Бухвостов спор в экологическое русло.
— Тараканов — в Красную книгу?! Не смешите меня! Вы еще туда мух и комаров занесите! — возмутился Пашечка.
— И занесем! Еще как занесем! — пригрозил Бухвостов.
— И драконов тоже, — вдруг сказала Елена Петровна Такова, и на кухне мгновенно установилась тишина. Даже Женька замерла со своей скакалкой. Никто не смотрел друг на друга, кроме кооперативных молодцов, недоуменно пялившихся на эту сцену… Неловкая пауза длилась долго…
— Алексей Евсеевич, — медленно, осторожно сказал Страдалец, — а как вы считаете? Насчет тараканов и клонов?
Яичница была готова, чайник вскипел, и, уходя с ним в одной руке и со сковородой в другой, Алексей ответил:
— По-моему, надо от них избавиться, противно все-таки… И словно общий вздох услышал он за спиной.
— Приступайте, распорядился Пашечка, обращаясь к молодцам.
Вонь распространилась по квартире, просочилась и к Алексею, но он ее не заметил. Как ни был он поглощен кулинарными заботами, все же услышал слова Елены Петровны и заметил необычную паузу.
Он догадался, но еще не смел сказать это даже про себя. Он помнил странный сон в котором его соседи помогали Егорию разделаться сo Змием, но, проснувшись утром, решил, что дело простое: выпил лишку и задремал. Даже не помнил, как до раскладушки добрался — видать, соседи помогли.
А сейчас он вдруг понял: не сон. Вот так и сказал себе: «Не сон», а продолжить духу не хватило…
Сжевал яичницу, не заметив вкуса, и пошел на кухню мыть посуду. Там увидел Марфу и поэта Вову.
Вова был озабочен и грустен.
— В такой день, в такой день, — сокрушенно говорил он Марфе. — Такой день испортить!
— Не убивайся, — рассудительно отвечала она, — ничего страшного. Что ж она, клопов никогда не морила…
— И все же как-то неловко…
Алексей слегка удивился: ему казалось, что Вова говорит в основном стихами. А поэт вдруг решил прояснить Алексею свою печаль.
— Ко мне невеста должна прийти, а тут эти… клоподавы… Весь дом провоняли — неудобно…
Тут Алексей заметил, что Вова в чистой белой рубашке и аккуратно причесан.
— Не беда, — утешил он. — Дело житейское.
— Все-таки первый раз придет — и на тебе…
Раздался звонок в дверь. Алексей уже успел заметить, что каждый звонок в квартиру был будто команда «Замри!» для жильцов. Все встревоженно выпрямлялись, и было видно, как шевелились губы, считая звонки. Так было и на этот раз. Марфа и Вова подняли головы и, упершись взглядами в стенку, принялись считать звонки. После седьмого установилась тишина, и ее нарушил конский топот Вовы, опрометью бросившегося к двери. Потом Алексей услышал неразборчивый Вовин голос. Судя по всему, поэт просил прощения за вонь в квартире.
Алексею захотелось посмотреть, что же представляет собой невеста лирика, и, не домыв посуду, он пошел к себе. Рядом с Вовой увидел аккуратно и строго одетую даму лет тридцати пяти в стрекозиных очках, сквозь которые на мир смотрели холодноватые и внимательные глаза. Дама была худенькая, подтянутая и держалась очень прямо.
— Не беспокойтесь, Владимир Андреевич, я не чувствительна к запахам, — услышал Алексей ее голос с начальственными нотками. — А вот всякую ползучую нечисть терпеть не могу. Пусть морят.
Вернувшись на кухню домыть чашку, Алексей решил заговорить с Марфой Соломоновной. Ведь они оба оказались как бы сопричастны заботам Вовы, и Алексей воспользовался этим.
— Очень у Вовы невеста серьезная. Интересно, кто она по профессии?
— Она в райисполкоме работает. А еще — народный заседатель в суде, — просто ответила Марфа. — Полгода назад она Вовино дело рассматривала. Он одного критика назвал «антропофагом», а тот в суд подал.
— Вот как?! — поразился Алексей — И сколько ж она ему дала?
— Год условно, — сказала Марфа и ушла с кухни. Алексей возвратился к себе. Близился вечер. Делать было нечего, а как-то не хотелось ничего делать. Открыл окно. Оно выходило не во двор дома, а в другой, соседний дворик — поменьше и похуже- чахлые кустики, три липы, покосившийся стол для домино, мусорный бак… Было солнечно, жарко, безветренно и тихо.
И чем дольше Алексей смотрел на безлюдный двор, тем больше настораживала его неподвижность, охватившая мир. Вроде и не было в ней ничего странного, но Алексей вдруг ощутил, что такая полная, абсолютная неподвижность — ни листок липы не шелохнется, ни воробей не покачнет ветки, ни кошка двором не прошмыгнет — не может кончиться ничем. Что-то случится сейчас, что-то произойдет, внезапно разрушив тишину и покой. Он просто физически чувствовал приближение… Чего? Он не знал, но стало знобко. И раздался стук в дверь.
— Войдите! — Алексей резко отвернулся от окна и с тревогой посмотрел на медленно открывающуюся дверь.
Александр вошел и сразу прислонился к косяку, засунув руки в карманы шорт. Равнодушно оглядел пустые стены, остановился взглядом на телевизоре, потом перевел глаза на Алексея.
— Я думаю, медленно и как бы неохотно сказал он наконец, — что жену нужно выбирать под пару. Как ты считаешь?
— Я? Разумеется, — улыбнулся Алексей. Тревога отпустила его.
— Даже если большая любовь, все равно нужно сочетание в образовании, воспитании, вкусах. Ты согласен?
— Допустим, согласен, — ответил Алексей, продолжая улыбаться. — А сколько тебе лет?
— Сейчас?
— Конечно, сейчас, когда ж еще?
— Сейчас тринадцать. Но ты напрасно смеешься, вопрос не такой ясный, как тебе кажется. Вот ты с женой разошелся. Значит, ошибся в выборе. А почему?
— Это, знаешь, непростая тема, — замялся Алексей.
— Видишь — непростая. А дело, вероятно, в том, что, когда любовь иссякла, вы увидели, что вы люди очень разные, несхожие во многих важных вещах.
— Ну, отчасти так, наверное, — промямлил Алексей и вдруг слегка рассердился на юнца.
— Слушай, а зачем ты вообще этот разговор затеял? По-моему, в тринадцать лет об этом еще рано думать»
— Во-первых, — по-прежнему неторопливо ответил Александр, — это мне только сейчас тринадцать лет. А во-вторых, нет ничего такого, о чем было бы рано думать в тринадцать лет. Тем более о любви и ненависти…
— А, — догадался Алексей, ты, наверное, Вовину невесту видел?
— Видел. Но она не невеста.
— А кто же?
— Это Вовина судьба. А Вова — ее судьба. Они будут любить друг друга всю жизнь, но мужем и женой не станут ни на день. У них будут другие мужья, жены, они будут бросать их, встречаться снова, потом опять расставаться и снова встречаться, и всю жизнь Вова будет звать ее невестой. Я не знаю, наказание это или счастье, но это так, и тут ничего не изменить.
— Откуда ты знаешь?
Александр равно душно пожал плечами.
— Знаю — и все. А как ты считаешь — это наказание или счастье?
— По-моему, наказание…
— С одной стороны, да. Но с другой… Ведь так много есть людей, которые никогда не знали и не узнают любви. А этим двоим повезло…
— Ну а если ты не прав и они все-таки поженятся?
— Это было бы ужасно. Впрочем, этого никогда не будет… А ты все-таки подумай насчет совместимости, все ведь очень серьезно.
— Да чего мне теперь-то думать, — грустно усмехнулся Алексей.
— Именно теперь и надо, — занудно сказал мальчик. — От этого многое зависит.
— Странный ты малый…
— Какой есть…
В дверь постучали.
— Это Гога, — тихо сказал Александр.
— Алеша, — произнес Гога, открывая дверь, — зайди, пожалуйста, на минуту, — тут он заметил Александра и насторожился. — Ты занят?
— Нет, мы просто болтаем.
— Тогда зайди ко мне, жду, — и ушел.
— Ну вот, надо сходить, — сказал Алексей.
— Иди, конечно. Только имей в виду, что характер не башмак, снять нельзя. Подожди, Женька тебя проводит…
Александр вышел в коридор и крикнул: «Женька!». Она тут же появилась со своей скакалкой и запрыгала по коридору впереди Алексея. Пока он шел к Гоге, она скакала впереди и кричала: «Раз, два, три, четыре, десять! Царь меня хотел-повесить! А царица не дала и повесила царя!»