Пока десантный корабль снижался, лавируя между летательных аппаратов, Атхарва, вытянув шею, изучал Шарей-Мавет. Ее математически выверенный силуэт обладал гордой, воинственной красотой. Декоративные навершии венчали крепостные башни, явно лишние орнаменты украшали амбразуры, резные фрески покрывали ворота. Все говорило о разуме художника, скованном кандалами целесообразности.
— Мой брат обожает эффектные жесты, — заметил Магнус, вернувшись в пассажирский отсек.
Атхарве непросто было осознать тот факт, что у его генетического прародителя имеется брат, не говоря уже о девятнадцати. Сама идея существования столь многих несравненных созданий выглядела абсурдной — как будто пантеон полубогов вдруг решил покинуть вышнюю обитель и заняться делами смертных.
Воин не встречал никого из братьев своего отца, но слышал рассказы об их деяниях. По крестоносным флотам уже ходили легенды о примархах, истории невероятных побед и доблестных подвигов, которые Атхарва раньше считал крайне преувеличенными.
Увидев своего повелителя в деле, легионер Тысячи Сынов изменил мнение.
— Он построил все это за один день? — спросил Атхарва.
— Да, — подтвердил Магнус. — Разумеется, при полной свободе действий мы и нечто более грандиозное можем сотворить за пару минут.
— Действительно?
Примарх окинул его заинтересованным взглядом.
— Да.
Развернувшись над одной из верхних посадочных площадок, «Грозовая птица» с шипением выдвинула шасси. Ближние турели поворачивались вслед за кораблем, и Атхарва нахмурился, ощутив в каждой из них свирепую жажду битвы.
Десантный корабль приземлился с облегченным металлическим стоном истерзанного корпуса. Пилот полностью убрал тягу, двигатели взвыли напоследок и утихли. Атхарва расслабленно вздохнул.
Легионеры Тысячи Сынов отстегнули страховку и начали готовиться к выходу. Носовая аппарель с протестующим скрежетом механизмов опустилась.
— Идем со мной, Атхарва, — сказал Магнус, — познакомишься с моим братом-олимпийцем.
Лишь позднее Атенеец сумел отчетливо вспомнить, как прошла его встреча с Пертурабо из Железных Воинов.
Когда Атхарва вышел из брюха израненной «Грозовой птицы», начался дождь — яростный, хлесткий ливень, который отскакивал от брони и смывал с нее пыль Жаррукина. Ослепительные лучи прожекторов со стрелковой платформы наверху обшаривали посадочную площадку, не упуская ни единой капли, и в этом свете падающая с небес вода, казалось, замедляла свой полет.
Навстречу гостям шагали четверо, вышедшие ради них под дождь. Трое из них были легионерами в громоздкой начищенной броне цвета железа, которая в тени выглядела синевато-серой. Бойцы ступали плечом к плечу, в левой руке каждый держал выгнутый прямоугольный щит, на правом боку у всех троих висели гладии в ножнах.
Возглавлял их Пертурабо Олимпийский.
Атхарва споткнулся, увидев Железного Владыку.
Казалось, исполинскую фигуру примарха высекли из того же камня, что и горные хребты. Над его широкими наплечниками выступала обмотанная проволокой рукоять колоссального широколезвийного меча, достойного древних богов войны. Истории о том, как Пертурабо одним ударом сражал целые армии, вдруг показались Атхарве не такими уж недостоверными.
Олимпиец в доспехе терминатора возвышался над своими бойцами. От него веяло силой, могучей и бескрайней, как надвигающаяся грозовая туча. Пертурабо излучал властность, жесткую и непреклонную, но лишенную высокомерия. При виде Магнуса по его приятному открытому лицу тут же расплылась улыбка.
Метеорологики боялись, что тебя накрыла магнабуря, — заговорил Железный Владыка. Его слова вколачивались в окружающий воздух, как кузнечные молоты — в раскаленный металл. — Я ответил им, что какой-то там ураган, даже сносящий города, не справится с Магнусом Красным.
— Задержись мы в Жаррукине еще минуту, и они оказались бы правы, — произнес Повелитель Сынов. — Но я успел выучить, брат, что последняя минута решает все.
Гиганты крепко обнялись, будто бронированные звери, сошедшиеся в схватке за лидерство, но — Атхарва это видел — между ними не было соперничества, лишь братские узы.
«Брат. Снова это слово…»
Примархи так явно отличались и по внешнему виду, и по характеру внутренней силы, были настолько непохожими существами, что сама концепция их генетического родства поначалу представлялась безумной. Зато более внимательный взгляд мог обнаружить также их общую страсть к искусству и тайным знаниям, любовь к красоте и талант к сотворению чудес.
Атхарва рассматривал доспех Пертурабо, прослеживая взглядом изгибы, и линии, и украшения, созданные мастерами своего дела, и многочисленные изменения, внесенные кем-то, кто обладал несравненным знанием механики. В миг озарения легионер понял, что броню модифицировал сам примарх.
Железный Владыка заговорил вновь, но лишь через секунду занятый созерцанием Атхарва осознал, что Пертурабо обращается не к Магнусу, а к нему.
— Господин? — переспросил он.
— С конструкцией моего доспеха что-то не так? — повторил олимпиец.
— Нет, мой господин. — Легионер вдруг осознал, что под этим пронизывающим взглядом едва может связать пару слов. — Я… я просто наслаждался качеством отделки. Орнаменты… совершенно уникальны.
— Расскажи, что ты видишь, — велел Пертурабо.
У Атхарвы неожиданно пересохло во рту. Он чуть помедлил, чтобы собраться с мыслями, и заговорил:
— Вижу ручную работу оружейников клана Терраватт: восточная выучка, мотивы эпохи до Объединения. — Он старался не обращать внимания на оценивающий взор примарх а. — Также отголоски росписей с горы Народной — далекие, но тем не менее. Горжет и кирасу, судя по вычурным завиткам, отковали в кузнях Холат-Сяхыла[50].
— У тебя верный глаз, Атхарва, — похвалил Пертурабо, и легионер поразился, что примарх знает его имя. — Еще что-нибудь?
Присмотревшись, воин разглядел письмена, извивающиеся по краям латных перчаток, нагрудника, поножей и наплечников. Сначала он принял вязь за метки отдельных оружейников, но затем осознал, что строчки на разных латах продолжают одна другую.
— Последовательность имен, — сказал Атхарва. — Такая же, как у Кустодиев Императора, но язык мне неизвестен.
— Ур-финикийский, — объяснил Пертурабо. — Одно из древнейших наречий человечества. Его вариант, принесенный с Земли, стал первым языком Олимпии.
— Что здесь сказано?
— Это касается только меня. — Железный Владыка снова повернулся к Магнусу, и с плеч легионера словно свалился тяжкий груз. Странное ощущение: нечто среднее между облегчением и сожалением, что бремя сняли так рано. — Итак, брат, нашел ли ты в тех развалинах хоть что-то, ради чего стоило играть со смертью?
— Время покажет, — ответил Циклоп.
Тем временем воины Тысячи Сынов приступили к разгрузке «Грозовой птицы», технодесантники XV легиона и адепты Механикум уже занимались ее ремонтом. Под брюхом транспортника сверкали ацетиленовые горелки и аппараты магнитной сварки.
Указав на грависани с откопанными артефактами, Магнус произнес:
— Мы обнаружили запечатанные архивы, где хранилось множество объектов, созданных за столетия до Крестового похода. Какой-нибудь из них может нам дать подсказку, почему этот мир, в отличие от соседей по системе, совершенно не пострадал в катаклизмах Долгой Ночи.
— Почему тебе так нужно это узнать?
— Это важно для всех нас.
— Сейчас у нас есть более срочные дела, — напомнил Пертурабо.
Магнус бросил на него взгляд, полный нарочитого превосходства.
— Я вот припоминаю, что в горах Беотии[51] ты умолял меня задержаться еще на часок, чтобы отыскать библиотеку Кадма[52], пока все вокруг не залили пылающим прометием.
Железный Владыка улыбнулся общим воспоминаниям.
— Мы так и не нашли ее, да?
— Верно, и с тех пор я постоянно сожалею, что отказался подождать всего час.
— Не стоит так расстраиваться, — отозвался Пертурабо. — Через десять минут после нашего отбытия пик Киферон вспыхнул от предгорий до вершины. Оставшись там, мы бы погибли.
— Мы бы умерли просвещенными.
Олимпиец показал на стаи воздушных судов:
— Сюда мы пришли не затем, чтобы спасать знания. Мы здесь, чтобы спасать жизни.
— И то и другое необходимо для будущего, — возразил его брат.
— Да, тут ты прав, — согласился Пертурабо. — Но мне интересно, что для тебя дороже.
2
Инверсия/Багрянец и железо/Апокалиптики
Глобальное чрезвычайное положение ввели на Моргенштерне шесть стандартных терранских месяцев назад. Первым признаком близящейся катастрофы стали события в южном полушарии, где возмущения атмосферы внезапно переросли в свирепый магнитный циклон, оставивший за собой полосу разрушений в двенадцать тысяч километров длиной.
Сначала эту бурю сочли аномалией, редчайшим трагическим совпадением, которое больше не повторится.
Через шесть дней местные силы обороны были направлены на расследование полного отказа энергопитания в поясных ульях на экваторе. Отключились системы охлаждения и комплексы очистки воды, что привело к гибели десятков тысяч людей.
Власти предположили, что к сбою привел взрыв ЭМИ-бомбы, и назначили главными подозреваемыми членов запрещенного культа Сынов Шайтана. Это общество татуированных личностей — пережиток времен, когда люди еще верили в богов и демонов, — проповедовало доктрину о конце света и приветствовало катаклизм в ульях как знак того, что избранные скоро воссядут по правую руку золотой высшей сущности.
Истина оказалась намного хуже.
Механикумы определили, что причиной отказа энергоснабжения стала локализованная инверсия магнитных полей высокой напряженности в ядре планеты. Подобные флюктуации происходили нередко, но такой сосредоточенный и мощный выброс случился впервые.
В последующие семь дней Механикум Геологикус зафиксировал три аналогичных инцидента, и его адепты собрали достаточно информации, чтобы установить природу катаклизмов.
На Моргенштерне началась сверхбыстрая смена магнитных полюсов.
События такого рода с периодичностью приблизительно в полмиллиона лет происходили на всех планетах. Как правило, изменение полярности занимало несколько веков, и обитатели мира почти не замечали эффектов столь плавного процесса.
Срок нынешней инверсии механикумы оценили в шесть месяцев — по самому оптимистичному прогнозу. Причины гиперускоренной смены полюсов выяснить не удавалось, но ее последствия были апокалиптическими.
В атмосфере все чаще бушевали магнабури, которые неуклонно набирали силу и повсеместно нарушали работу энергосистем. Из-за ЭМИ-урагана, целиком накрывшего Моргенштерн, граждане вынуждены были три ночи сидеть при свечах или в полной темноте. Все вокс-системы, кроме самых мощных, передавали только неразборчивый вой помех, схожий с многоголосыми криками. Вследствие перебоев с распределением пищи и воды пару десятков городов захлестнули массовые волнения.
Также возросла сейсмическая активность, по коре планеты побежали ветвящиеся разломы. Одна из тектонических плит раскололась от напряжения, и крупнейшее в мире скопление ульев, выстроенных над геотермальной трещиной, рухнуло в огненный провал, что раньше снабжал людей энергией.
Цунами высотой в сотни метров, возникшее после того же землетрясения, затопило три прибрежных города.
За один месяц население Моргенштерна сократилось вчетверо.
Словно таких катастроф было недостаточно, механикумы-теоретики предсказали сверхбыстрый распад атмосферы и вследствие этого смертельно опасное усиление солнечной радиации.
Узнав о перспективе всеобщей гибели, имперский губернатор Конрад Варга наконец объявил планету потерянной и велел транслировать по всем действующим воксам распоряжения об эвакуации.
Космопорт, подходящий для крупномасштабного исхода, сохранился только в столице мира, Калэне. Через несколько часов после сообщения Варги каждый обитатель планеты уже направлялся к этой последней гавани, рассчитывая выбраться с планеты. На протяжении следующих недель сотни тысяч людей добрались до цели, и жители Калэны не закрыли дверей ни перед кем из них.
Столица быстро переполнилась, поэтому на прилегающей территории разбили хорошо продуманные лагеря для беженцев — целые города из тентов и пласфлексовых укрытий.
Хотя в Калэне располагался обширный и надежный портовый комплекс, вскоре стало понятно, что звездный флот Моргенштерна абсолютно не приспособлен для массовой эвакуации.
Грезящие астропаты отправили в глубины космоса просьбы об избавлении, отчаянные мольбы к любым экспедиционным соединениям, находящимся поблизости: измените курс, помогите вывезти людей.
Через семнадцать часов пришел ответ XV легиона. По счастливому совпадению, Магнус и его Тысяча Сынов находились на внешней границе системы и немедленно предложили содействие. После их отдохновения на Просперо минуло едва ли десять лет, и легионный флот еще не был полностью укомплектован. Циклопу требовалась дополнительная помощь, чтобы спасти как можно больше обитателей Моргенштерна.
Через сорок пять дней отозвались Железные Воины.
Азек Ариман сожалел, что не увидел Калэну в дни ее расцвета.
Архитектурный стиль столицы пробуждал в легионере воспоминания о мире, который он покинул десятилетия назад и, скорее всего, навсегда.
Воин представлял себе, как выглядели города в зените человеческой цивилизации: изящные, соразмерные, они гармонично сочетали почтение к былому и влечение к грядущему.
С океана надвигался ливень, веяли жаркие выхлопы тысяч лихтеров, барков, маршрутных судов, челноков и атмосферных транспортов, что поднимали мужчин, женщин и детей к звездолетам на орбите.
Беснующееся небо отливало розовым, оранжевым и пурпурным; бурные воздушные потоки и громадные массы металла превратили его в нечто грозное и непредсказуемое. Реактивные струи и инверсионные следы стремительно пересекали облака, между ними блистали молнии и медленно кружили далекие пятнышки света — боевые корабли на низком геостационарном якоре.
Широкую, обсаженную деревьями улицу, по которой шагали Азек и его визави из IV легиона, местные называли проспектом Небосводов. На планете было много обсерваторий, и любой булыжник мостовой покрывало изображение созвездий, наблюдаемых какой-нибудь из них.
Сейчас, впрочем, брусчатку было не различить: десятки тысяч испуганных, промокших до нитки людей брели в направлении ворот космопорта. Через каждые сто метров встречались вооруженные легионеры, следившие за порядком в толчее. Такие сцены разыгрывались ежедневно на всех главных улицах Калэны: космодесантники забирали из лагерей вокруг столицы случайно выбранную группу беженцев и сопровождали их к звездной гавани.
Если механикумы верно рассчитали срок, оставшийся до неизбежной гибели Моргенштерна, то благодаря логистическому гению Пертурабо с планеты удастся вывезти большую часть населения.
Ариман знал, что поначалу жесткий план примарха вызвал протесты, но, как только первые группы гражданских точно по расписанию поднялись на орбиту, большинство недовольных умолкли.
Большинство, не все.
Разрозненные апокалиптики в золотых, расшитых молниями рясах Сынов Шайтана время от времени пытались нагонять на людей ужас, проповедуя с крыш домов или с импровизированных трибун. Смутьянам каждый раз быстро затыкали рот, однако их послания, кажется, запали в душу малой толике жителей Моргенштерна. Кое-кто из них покидал лагеря и уходил в наиболее опасные области, ища смерти и вознесения.
Впрочем, несмотря на мрачные пророчества культа, Азек почти не ощущал паники в мыслях беженцев.
Неуверенность? Да. Страх? Без сомнений. Но никакой паники.
При всех геологических изъянах планеты ее жители показали себя надежными гражданами Империума, стойкими пред лицом катастрофы. А то, что Ариман не чувствовал ни в ком из них пси-потенциала, было необычно, но не беспрецедентно.