Иван Данилович внимательно следил за мельканием помех и картинок на экране трансвизора. Вот показалось и исчезло перекошенное лицо Бэра, вот Жабрев, почему-то летящий вверх тормашками (так ему и надо!), вот Ярослава Стукова в разорванном платье… Приблажная дева совсем уж было попала в рамку прицела, но тут же исчезла и из кадра, и из того места, где находилась, — видимо, произвела «самопал».
И тут Филин замер. В трансвизоре возникло изображение женщины, лежащей ничком на сиденье машины. Руки ее были связаны. Нет, Иван Данилович не мог ошибиться. Точно: Мария — его жена! Филин сжал двумя руками рукоятку ТОПки, навел прицел и затаив дыхание нажал на курок. Тут же на траву рядом с ним повалилась Маша — вместе с куском автомобильного сиденья, вырванного с потрохами.
— Маша! — закричал Иван Данилович. Она слабо застонала. — Маша! Сейчас я развяжу тебя. Ребята, прикройте! — И Филин принялся распутывать веревки.
Трудно сказать, что это такое — прикрытие посредством ТОПок. Коля с Пашей просто лупили из машинок в воздух, поставив прицелы на малую дистанцию и, наверное, это было правильно. По крайней мере все остались целы, и у Ивана Даниловича даже хватило времени распутать Марию, привести ее в чувство и вкратце обрисовать — что, как, почему и почем.
Потом все четверо бежали, петляя, к Дединовской ТП-станции, и Филин, шалея от злобного восторга («вот нас уже четверо, и как раз четыре ТОПки, значит, мы уже сила, то ли еще будет!»), вышвырнул куда-то за двести километров дежурного ТИПа, перед тем как войти в грузовую камеру, выломал из ТОПок патроны, впихнул своих друзей и жену в кабину, а затем набрал какой-то безумный код, и всех метнуло через внепространство.
Так они оказались на ТП-станции Колышлея Пензенской области, но Филин и его команда еще не знали, что это Колышлей, да и знать не хотели. Иван Данилович, не выпуская никого из кабины, набрал новый код (тоже наобум), и они перенеслись в Хабаровский край, в город Чегдомын, а оттуда — в Липовую Долину Сумской области, потом — в Хатангу, затем — на курильский остров Ушишир, а уж после этого Филин набрал код, который помнил хорошо, — код подмосковного поселка Акрихин. Иван Данилович не знал, удалось ли ему замести следы, однако в Акрихине возле выходных дверей грузовой камеры не было ни души, даже дежурный ТИП отсутствовал, и когда четверо измученных людей шли по проселку к садово-дачному кооперативу, где Иван Данилович рассчитывал на одну пустовавшую дачу, их не сопровождали ни ямы, возникавшие на глазах, ни хлопки, гремевшие в воздухе, — все было тихо.
«Неужели оторвались?» — подумал Филин, но даже эту счастливую мысль пришлось на время отогнать, потому что на пороге заветной дачи Коля Лавровский — полнокровный толстый большой человек, любитель поесть и поговорить — потерял сознание…
Дача была набита консервами — воистину счастье для ТП-путешественников. Домик принадлежал старому приятелю Ивана Даниловича, инженеру по профессии, и поэтому линия пищеподачи здесь отсутствовала недешевое удовольствие все-таки.
Здесь можно было опять затаиться на несколько дней и разработать план действий. В сущности, первая цель ясна — найти Алика, но пути ее достижения представлялись смутно.
У Ивана Даниловича произошло несколько неприятных разговоров с Марией.
— Ведь ты мог нам сказать, мог, мог, ведь мог же — заранее? нападала Мария. — Откуда такое недоверие, такая скрытность? Ну хоть бы намекнул, что связан с этими… ТИПами. Мы же ничегошеньки не знали! И нас с Аликом — как слепых котят — ночью, врасплох, через внепространство!.. Со мной-то ладно — меня эти ТИПы все время на машине возили. Но Алик… Где он? Что он? Ничего не знаю…
— Не мог! Не мог! Не мог я вам сказать! — в который раз выходил из себя Иван Данилович. — Не имел морального права подвергать вас такой опасности. Сначала я должен был разобраться во всем сам.
— А так — лучше? Так — ты нас не подверг? Ну где Алик? Где? Где? Может, его уже нет в живых… — И тут Маша начинала плакать, уткнув лицо в ладони.
— Не смей! Не смей даже думать об этом! — принимался орать Филин. Он жив, и мы его найдем. Прекрати истерику!!!
…Наконец придумали вот что. Филин, вооруженный двумя ТОПками, на микролете добирается до Москвы и ночью, тайком, приходит в свою квартиру. Очень возможно, что Алик нашел способ дать о себе знать, и тогда в компьютере, в потайной ячейке памяти, отзывающейся только на семейный код, обнаружится сообщение. Если же нет, тогда Филин скрытно возвращается в Акрихин, и вся компания начинает осмысливать ситуацию заново.
Да, Иван Данилович долетел до города. И даже проник в квартиру. Но включить терминал не успел. Увы, Филина накрыли в первые же минуты. А потом исчез компьютер, и с ним — надежда…
«Истощение вакуума — критическое состояние внепространства, угрожающее существованию всей Солнечной системы, вызванное хищническим использованием энергетических ресурсов вакуума (см. Энергетика ТП-переноса) при неумеренном пользовании ТП-транспортными средствами. Гипотеза, выдвинутая В. Маниту (см.), предполагает, что и.в. грозит вырождением вещества в сфере, радиус которой находится в кубической зависимости от добротности вакуума, рассматриваемого как колебательная система, при том что бесконтрольная ТП экспоненциально повышает резонансные свойства вакуума (см. Физика вакуума)».
ТП-энциклопедия. М., 114. С. 271
Филин шел по дорожке к даче, а навстречу бежала Маша и кричала: «Живой! Живой! Живой!» Следом за Машей поспешали Коля с Павлом — тоже улыбающиеся, счастливые и немного растерянные. Удивительно — на лице Паши не было и следа обычной раздражительности (позднее он даже пытался неловко пошутить: «Что же ты, на Мадагаскаре побывал, а ни одного живого лемура не привез!»), Коля просто-таки сиял, а Мария плакала. Она плакала навзрыд и все ощупывала Ивана Даниловича, словно никак не могла удостовериться в его целости.
— Да живой я, живой и невредимый, — отбивался Филин, тоже стараясь казаться веселым, но это у него получалось плохо: все эти дни он подспудно надеялся, что в его отсутствие сын найдется, между тем Алика возле дачи видно не было. — Я ж на курорте побывал. На Мадагаскаре. Позагорал, отъелся. А вот возвращался кружным путем. Как-то боязно мне было сразу прыгать из поселка Тутаранасундава в поселок Акрихин: на выходе могли засечь ТИПы. Поэтому я сначала перенесся в Такамаку на Сейшелах осмотрелся, вроде сошло. Затем прыгнул в Панадуру на Шри Ланка, оттуда — в индийский город Малегаон, далее меня занесло в Китай — в город Голмуд, там я задержался ненадолго и перенесся через монгольский Улэгэй в Бурятию есть там такой поселок Багдарин. Дальше — просто: Кызыл-Мажалык — Кулунда — Карасук — Большие Уки — Верхняя Салда — Оханск — Арбаж — Кулебаки Судогда — Ликино-Дулево, — и вот я здесь. Здравствуйте, мои дорогие!
Потом, когда все перецеловались, переобнимались и сели обедать, начался разговор о самом важном — об Алике.
— Что — никаких следов? — нарушил Багров молчание, воцарившееся над супом-пюре из спаржи.
— Абсолютно, — прожевывая гренку, проговорил Филин. — Более того, во время схватки на нашей квартире ТИПы выкинули во внепространство компьютер. Так что никаких следов нет и не будет.
— Кто выкинул — Бэр? — уточнил дотошный Лавровский.
— Понятия не имею. Они вели бой очень искусно. В трансвизор я не поймал ни одного лица.
— Давно пора обратиться в милицию, — вступила в разговор Маша. Какие-то вы бездушные прямо. Или недалекие. Пропал ребенок, все ясно нужно привлекать органы. Отправить в милицию видеозаявление: так и так, по нашим предположениям мальчик был переброшен в неизвестном направлении с помощью ручной ТП-установки.
— Ну да! — Иван Данилович хлопнул рукой по столешнице, и блюдо со свежим авокадо подпрыгнуло. — А через пять минут вся эта банда будет здесь. Откуда мы знаем: может, среди милиции тоже есть ТИПы. Может быть, первый же милиционер, к которому попадет наше заявление, окажется каким-нибудь важным ТИПом. Или, положим, дальним родственником Жабрева. Соблазн-то велик: ТИПы вон какими преимуществами пользуются — у них каталоги, ТОПки. Если уж узнал о таких вещах — удержаться от искушения очень трудно.
— Тебя послушать — вообще ни к кому обращаться нельзя, — процедила Маша, разделывая хвост омара. — Каждый может оказаться ТИПом.
— Ваня прав, — подтвердил Лавровский и потянулся за фисташковым паштетом. — Доверять мы никому не можем. Пока. Временно. Вся надежда — на наши собственные силы. — И почему-то с надеждой посмотрел на Багрова.
— Точно! — Паша словно бы подвел итог дискуссии. Он положил себе в тарелку порцию мусса из трюфелей, но есть не стал. — Будем искать Алика сами. Есть у меня одна идея.
Все перестали жевать.
— Из подручных средств можно собрать приборчик, которому я дал название «трейсер». У тебя биоэнергетическая карта Алика есть? — обратился Павел к Маше.
— Это не проблема, — Маша пожала плечами. — Можно подключиться к медицинской компьютерной сети и вызвать карту из банка памяти районной поликлиники.
— Хорошо. И еще потребуется микрореактор ТП-станции. Он попроще, чем микрореактор ТОПки, и с переналадкой его я, пожалуй, справлюсь.
— Предположим, достану. Дальше что? — Иван Данилович вдруг почувствовал, что дрожит от возбуждения.
— Дальше — такая штука. Я могу доказать, что биоэнергетика человека оставляет следы во внепространстве. В сущности, внепространство как бы исчерчено следами всех людей, когда-либо пользовавшихся ТП-переносом. И каждый след — индивидуален, как радужка глаза. Переоборудовав определенным образом ТП-реактор и получив из него поисковый прибор, настроенный на заданные биоэнергетические параметры, можно найти человека — пусть даже он прыгнул или его прыгнули очень далеко, пусть даже это было очень давно.
— Паша! — всплеснула руками Мария. — Откуда такие таланты? Да ты понимаешь, что говоришь?
— Понимаю, Машенька. Ты забыла, что я не всегда был научным журналистом. Образование-то у меня физическое, да еще десять лет работы в Институте пространства, — кое-что понимаем, а?
Самое трудное было раздобыть ТП-реактор. Ради этого Филин, меняя ТП-узлы, прыгнул как можно дальше — в райцентр Сковородино Амурской области. ТП-станция там работала только в дневные часы, а на ночь закрывалась. Дождавшись полуночи, Иван Данилович зверски взломал ТП-станцию, с помощью ТОПки снес защитный кожух, выковырял реактор и, настроившись на «самопал», был таков. В Акрихин он вернулся через Западное полушарие, побывав в ТП-кабинах Японии, Канады, Исландии, Фарерских островов, Норвегии и Финляндии. На весь путь у него ушло полчаса.
Всю ночь Багров паял что-то в подвале дачи, и наутро ТП-искатель был готов. Павел подключил к нему ТОПку, и теперь след Алика — если, конечно, схема принципиально верна — должен был появиться на экране трансвизора.
Багров включил ТП-реактор, набрал координаты дома, в котором жили Филины в Москве, и нащупал прицелом ТОПки требуемую квартиру. Экран показал разгромленный кабинет Ивана Даниловича, а затем детскую. На экране запульсировала желтая полоса: это означало, что биоэнергетические данные Аликовой карты и внепространственный след в детской совпадали. Багров переключил прибор на поисковый режим. Комната на экране размазалась, и тут же возникла картинка, изображавшая какое-то буро-зеленое болото. Желтая полоска порозовела.
— Все идет отлично, — отметил Багров.
Филин и Маша с надеждой переглянулись.
Изображение болота сменилось ледяным пейзажем: на переднем плане виднелся странный торос, изъеденный идеально круглыми дырами. Полоска на экране стала уже красной. Потом появились какие-то гигантские растения и насекомые: прибор остановился на драке двух муравьев размерами с верблюдов — для масштаба компьютер ТОПки нарисовал на экране синий контур человеческой фигуры. Затем картинка почернела, и на ней ничего не вырисовалось. Однако индикатор показывал, что след не потерян, наоборот Алик где-то близко: багровая полоска налилась кровью и пульсировала. Очевидно, на экране был мир, лишенный света.
И тут маленькое окошко прибора словно распахнулось. Там была голубая бескрайняя пустота; в отдалении парило несколько зловещего вида птиц, а на переднем плане — казалось, протяни руку, достанешь — парил-летел-падал…
…лго был без памяти, потому что когда очнулся, пришел в себя и осмотрелся, то вся эта гадкая жижа уже засохла на мне, и моя кровь тоже засохла, так что весь я был покрыт, словно ржавчиной, коркой, и понять, где моя кровь, где гной, а где кровь того самого чудовища, было невозможно. Нет, папка, я не оговорился, я действительно сначала очнулся, а потом пришел в себя. Я куда-то падал.
Глаза мои были закрыты или залиты кровью, в лицо бил поток воздуха, я падал и думал: «Вот сейчас… ух, вот сейчас грохнусь… вот треску-то будет… брызги во все стороны полетят…» Но проходили секунды, а я все не грохался, и в горле стоял кислый комок и подкатывал ко рту, и спазмы ударяли вверх из желудка, выталкивая этот ком, но я удерживался от рвоты, хотя непонятно зачем: на мне была такая мешанина всякой дряни, что блевотина ничего не прибавила бы нового к наряду. И все же я сдержался. А потом ради интереса открыл — разлепил — глаза. И весь этот рвотный ком тяжелым кирпичом упал в желудок — настолько удивительным было зрелище.
Я попал в голубую синь. Да, вот так мне хочется сказать: голубая синь. И во все стороны голубая синь. Я падал из неба в небо, и не было внизу никакой тверди. По крайней мере, я ее не видел. Вверху плыли редкие облачка. И внизу плыли редкие облачка. А под ними все та же голубая синь.
Не знаю, что это за мир. Не знаю, что это за место. По крайней мере, на Земле такое невозможно. Мне пришло в голову, что вот так падать можно вечность, и тут я осознал весь ужас своего положения, вспомнил прошлое, в отчаянии заглянул в будущее, — это я и называю: пришел в себя.
Дышать было трудно, но можно. Дышат же в конце концов спортсмены-парашютисты. А я словно совершал затяжной прыжок — очень затяжной, — только вот тренированности не хватало.
Снова накатил приступ тошноты. Я понял, что лечу неправильно — обхватив плечи руками, скрючив ноги, — и меня попросту болтает, крутит, как пришпиленного к тележному колесу. Я раскинул руки, раздвинул ноги — сразу же стало легче: меня развернуло лицом вниз, болтанка прекратилась. По-прежнему кружилась голова и ощущалась пустота в желудке, — но с этим, я надеялся, можно будет свыкнуться.
Внизу виднелись несколько черных точек. Они быстро приближались. Еще несколько секунд — и уже можно разглядеть: это большие птицы. Огромные черные птицы, раскинув широкие крылья, парили в голубом просторе. Все ближе, ближе… Что это? Папка, ты представляешь?! Снизу поднимались — точнее, это я падал — колоссальные ископаемые птицы, прямо какие-то археоптериксы, только величиной не с ворону, как полагается, а с планер, с дисколет, с птеранодона. Да, папка, гигантские археоптериксы: тело и крылья — в перьях, но на передней кромке крыльев — когтистые пальцы, пасть полна зубов величиной с напильники.
Я поравнялся с птицами и полетел вниз дальше. Уффф, перевел дыхание, — пронесло. Смотрю, ан нет: птицы перешли в пикирующий полет и несутся за мной. Вот одна заложила вираж — фссссс! — прошла подо мной, вывернула голову и цап меня за рубашку! Заскорузлая ткань подалась, рубашка, слетев с моих плеч, осталась в зубах сумасшедшего археоптерикса. Меня охватила дрожь, я весь посинел и пошел пупырышками — не от холода: от страха, что сейчас эти летающие крокодилы разорвут меня на куски.
Фссссс… — второй археоптерикс пошел на боевой разворот. Он пронесся в метре от меня, вернее, надо мной, — о-о-о, какая боль! — коготь полоснул по спине, развалив, по-моему, дельтовидную мышцу надвое. Кровь так и заполоскалась на ветру. Ну, думаю, что ж вы делаете, гады, рвать так рвите, глотать — глотайте, но зачем же издеваться? Что за ископаемый садизм! Археоптериксы унеслись подальше — теперь я увидел, что их четыре штуки, — собрались в стаю и развернулись в мою сторону, избрав построение ромбом. Но в этот момент опять раздалось хлоп! — в глазах чернота и в…
Алик…