— Борис, ты чего? — Лерка перешёл с крика на сип. — Ты хочешь меня…
— Нет, я не насильник, — голос Бориса тоже изменился. — Я хочу, чтобы ты ощутил меня, чтобы не захотел уходить. Если бы тебе такие отношения были физиологически отвратительны, ты бы ночью был другим. Но я знаю, не отвратительны… Тогда почему не я? — И он в два маха оказался рядом с Леркой, на Лерке, в Лерке. Припёр к стене, придавил своим сильным телом, захватил его губы. И слова прекратились. Только резкие всхлипы, жадные вздохи, тихие стоны.
Лерка начал было сопротивляться, хотя, оказавшись в комнате, сразу понял, что вряд ли сможет выдержать. Первыми сдались руки — сначала повисли как плети, легли на спину Борису, стали шарить по ней. Потом отказали губы — вместо того чтобы сжаться и не пускать врага внутрь, предательски вытянулись ему навстречу, порывисто захватывали вражьи губы, разрешали всё. Следом и мозг капитулировал — видимо, Борис знал какие-то особые точки «вкл» и «выкл». Включил похоть и выключил разум.
Руки наталкивались друг на друга, губы перебивали, взгляды не перекрещивались, дыхание не согласовывалось. Совпадал только гул в паху, томительная и сладкая почти боль. Но Борис был терпелив, он хотел, чтобы от этого гула и томления Лерка улетел, и тогда будет легче, и тогда у него получится доказать свою нежность и надёжность. Поэтому, как опытный любовник, он не останавливался в поцелуях, не выдавал неожиданных фраз, не останавливал рук. И у него получалось: Лерка был в исступлении, сплошной комок совершенно определённых чувств без слуха и зрения, в полёте.
Вернулось сознание, уже когда Борис вошёл в него. Лерка и глаза открыл, и сообразил, что практически голый, и увидел какую-никакую мебель — диванчик — под собой, и бумкание наверху услышал. Да и сам попытался что-то пробычать:
— Бы-ы… Б-б-б… б-б-бля… блин… Б-б-бо-борис… бо-бо-больно!
Борис остановился, погладил по взмокшей спине Леру. И не сказал, а как-то рукой научил — расслабься! И медленно вновь качнулся, толкнулся, и ещё раз, и ещё раз… И опять «вкл» и «выкл».
Когда окончательно вернулись звуки и сознание, Лерка нашёл себя уткнувшимся в плечо Бориса. В заднице болезненно тянуло, ноги не держали даже его птичий вес, глаза были мокрые, руки ватные, в животе щекотка. И только тогда Борис произнёс:
— Мне казалось, что у тебя зубы раскрошатся. Зачем ты их так сжимаешь?
— Нас могли застукать.
— Не могли. — И, не давая задуматься над этой фразой, сразу зачем пришёл: — Так ты мой?
Лерка начал медленное и липкое высвобождение от объятий своего соблазнителя. Какой-то тряпкой даже ноги протёр, с трудом отыскал трусы, штаны, футболку: всё в разных местах. Начал одеваться, хотя Борис оставался раздетым.
— Лер! Тебе было хорошо?
Не смотря на него, Лерка, наконец, ответил:
— Мне было хорошо. И именно поэтому я тебя прошу: оставь меня, а? То, что ты мне хочешь предложить, не для меня. Я не хочу такой жизни. Я не люблю тебя.
— Но ведь можешь полюбить! Ведь это возможно!
— «Возможно» — это такой способ сказать «вряд ли». Это я недавно узнал…
— Не понимаю. Почему «нет»?
— Потому что и ты меня не любишь. Ты одержим своим Костиком, он нескучный, держал тебя в тонусе, был изобретателен и горяч, с ним ты чувствовал себя укротителем. Тебе нужен такой.
— Лера…
— Пожалуйста, пообещай, что не будешь меня искать в Москве.
И тут сникший Борис психанул, соскочил с диванчика как есть голый, потный, вновь заведённый, и даже член вдруг начал нервный подъём:
— Возможно! Возможно, я не буду тебя искать! Ничего не обещаю! А ты… ты просто трус! Ты боишься своих чувств, боишься быть привязанным, боишься быть видимым! Вали в свою нору, исчезни!
Лерка выпучил глаза, вдел ноги в кроссовки и ринулся вон. Вдогонку ему Борис успел крикнуть:
— А Косте спасибо!
— Какому Косте? — споткнулся на пороге Лерка.
— Обоим! — рявкнул Борис, и непонятливого сдуло. Обратно — в гремящий и мелькающий зал, где его давно разыскивал Матвей.
Борис же ещё посидел голым на диванчике, обхватив голову. Потом в каморку кто-то тихо постучал.
— Да, сейчас, ухожу! — И он стал одеваться. По лицу было не понять, какие чувства его раздирают. Тем более что напоследок он вытащил зеркальные «авиаторы», нацепил на нос, возвращая облик всегда уверенного в себе и весьма успешного ковбоя.
На следующий день он даже попрощаться не пришёл.
========== 7. ==========
— Алло?
— Костя, привет. Это Борислав Зобач. Узнал меня?
— Блин, Борис, зачем звонишь? Тебе не кажется, что предостаточно?
— Ты мне нужен.
— Начинается!!!
— Кажется, что у меня паранойя развивается…
— Не кажется, так и есть!
— Я серьёзно.
— И я! Борис, я занят.
— Спишь?
— Согласись, это очень важно для растущего организма. Особенно после вчерашнего. Я был вчера в ударе, и сегодня я ударенный.
— Я быстро… Слушай, я только что приехал из психического стационара, так называемый психинтенсив, тюремная больница…
— Эк тебя…
— Костя, я ездил к знакомому. Чудом разрешили свиданку, но это всё лирика. Мне показалось, что я видел там… Лерку.
— Ты придурок, что ли? Тебя не оставили как невменяемого?
— Костя, я серьёзно. Тощий санитар привёл Василича, так у санитара волосы светлые, нос такой короткий, веснушки, губы… Только брови слишком чёрные. Может, покрасил?
— Борис. Не пойти ли тебе на хуй?
— Ты не представляешь, как похож!
— Так… досвидос, я не выспавшись!
— Подожди! Почему ты уверен, что он в Воронеже?
— А где ему быть? — Костик заорал в трубку. — Не в тюремной же психбольнице! Это твой профиль.
— Я понимаю, выглядит по-идиотски…
— Борис! Это выглядит не просто по-идиотски, тебе пора лечиться! Не звони мне больше! Я и так огрёб тогда не по-детски! Они мне весь мозг выели за тот звонок из «Трокадеро».
— Костя, я уже практически смирился, но в этом стационаре…
— Погодь! А может, это настоящий Костик? Ты же говорил, что он в медицинском учился!
— Нет, скорее это Лерка.
— Короче, Борис, я-то чем могу помочь?
— Дай мне Леркин адрес. Я просто проверю, дома он или нет.
— Он у бабушки.
— Костя, я обещаю, что к Лерке и близко не подойду. Я всё равно знаю, где вы учитесь, и рано или поздно найду его адрес.
— Не от меня и поздно.
— Это просто смешно. Если ты уверен, что он в Воронеже, то зачем скрывать? Я удостоверюсь, что его нет, и аривидерчи!
— Тебе лучше пролезть в архив института! Я ни разу не был у Лерки, только однажды мы заезжали за ним на такси, когда ехали в аэропорт. И я улицу запомнил только потому, что она смешная — улица Инициативная, угловой дом с Кременчугской. Там на первом этаже его подъезда какая-то контора. Всё! Чувствую себя мерзко и сонно. Отвали! И я серьёзно тебе говорю: не звони мне больше!
— Хорошо. Я проверю и, клянусь, отстану! И от тебя, и от Лерки.
— Ко мне мог бы и поприставать! — Костя заржал. — Всё, пока!
Борис нажал «отбой» и устало откинулся на спинку кресла своей бэхи. Весьма издёрганная жена Василича уже уехала, а он всё сидел в раскалённом салоне, даже кондёр не включил. В голове раздрай: вроде он запретил себе думать о Лерке и о Косте, иначе это уже похоже на одержимость и мешает жить, однако стоило увидеть странного санитара, подозрительно тощего для такой работы, всё всколыхнулось внутри, заныло, засвербело. И нет никаких связей в этом унылом заведении из красного кирпича, чтобы узнать, кто этот санитар. Молодой парень взглянул на визитёров спокойно, без интереса, не отворачивался, не торопился, потом так же неспешно пришёл за Василичем. Борису уже казалось, что санитар не так уж и похож. Не караулить же его, чтобы сличить! Да и неприятная мысль о том, что Костик прав — у него развивается паранойя, ему везде мерещится Лерка, — не просто беспокоила — ужасала.
Он вновь оживил простенький «самсунг», Леркин телефон. Симка давно была заблокирована, но Борис успел сохранить номера на телефон. Номеров было немного, да и другая начинка была удивительно куцей. Загружены карты, читалка, переводчик, фотографий всего три: улыбающаяся пожилая женщина на фоне кухонной утвари, три друга по Черногории, стоящие в очереди на регистрацию в аэропорту, татуированное плечо Матвея. Видимо, телефон куплен недавно. Борис полистал «контакты», остановился на номере «мама».
— Надо просто убедиться! — сказал сам себе Борис. — И забыть!
Он набрал номер «мамы» на своём айфоне.
— Алло?
— Здравствуйте, вы мама Валерия?
— Да…
— А он дома?
— Нет. А собственно, кто его спрашивает? И почему вы мне звоните?
— Я познакомился с ним в Черногории и привёз его телефон. Он его там оставил.
— О! Это правда, он там потерял телефон!
— Как мне Валерия найти, чтобы передать телефон?
— Пожалуй… Лучше передать мне, он сейчас не в доступе. Куда мне подъехать?
— Я на машине и недалеко от Инициативной, вы же там живёте? Мне Лерка говорил.
— Я буду так признательна вам, если вы заедете. Как вас зовут?
— Борислав. Не беспокойтесь, я друг Лерки.
— Так это вы ему муранскую рыбу подарили?
— А он вам рассказывал?
— Что вы! Я его практически пытала — дорогая же вещица. А он так и не сказал, это мне Мотя сказал по секрету.
— Мотя?
— Друг его из института.
— А! Матвей!
— Да, он. Что ж, Борислав, приезжайте: дом 22, последний подъезд, квартира 201. В домофон этот номер и наберёте.
— Хорошо, скоро буду.
Борис находился совсем не близко к искомому адресу, более того — у него была запланирована встреча: бизнес не знает уважительных причин. Но он сорвался с места в направлении западного округа. По дороге позвонил — отменил встречу. Мчал нагло, шашечно, рискованно. Гнал от себя сомнения и обещания не искать Лерку.
Дом нашёл легко и даже место для бэхи во дворе. Дверь квартиры 201 отворила та самая пожилая женщина с фотографии, очень бледная, с гордо не закрашенной сединой. Борис уловил сходство с Леркой, хотя и размытое, не бросающееся в глаза. Женщина радушно пропустила гостя в квартиру, в которой пахло ванильной сдобой.
— Меня зовут Татьяна Николаевна, — представилась она.
— Вот, — Борис достал из кармана «самсунг». — Это Леркин.
— Спасибо вам большое! Он его купил за пару дней до поездки, на гонорар, и тут же посеял… простофиля! Где он его оставил?
— У меня в номере. Ему понравилось в Черногории? — быстро перевёл тему гость.
— О-о-очень. Фотографии такие красивые, сам загорелый, окрепший, впечатлений море! Может, вы чайку попьёте со мной? Поболтаем, а то сижу тут одна целый день: Леры ещё долго не будет, Катерина — это моя старшенькая — замуж вышла второй раз, за тридевять земель теперь живёт от нас, приятельницы мои по дачам разъехались. А я и кренделей напекла!
— Хорошо, я кренделя люблю, — сразу согласился Борис и начал снимать обувь. — А это Леркина комната? — Он указал на приоткрытую дверь, на которой был приклеен постер со знаменитой фотографией целующейся парочки на фоне ванкуверских дебошей хоккейных фанатов.
— Да. И рыбка ваша там, на подоконнике… — Татьяна Николаевна отправилась на кухню, а Борис бесцеремонно вошёл в тёмную комнату. Не кровать, а очень низкая тахта. Старомодный полированный шифоньер, на котором стопками свалены бумаги, книги, журналы. Серенькие обои с прикреплёнными на иголки разновеликими фотографиями с неизвестными Борису людьми. Около окна компьютерный стол, на нём тоже книги, фотографии, кружка. Техника довольно-таки мощная и навороченная. Компьютерное кресло основательное, широкое, на него брошен клетчатый плед. За прозрачной пыльной занавеской весело и хищно сверкает муранская рыба.
Борис подошёл к компьютеру. Заглянул в название книг: «Судебная психиатрия», «Уголовно-исполнительный кодекс Российской Федерации», «Этические границы судебной психиатрии», «Психиатрия и религия», «Психиатры против политической оппозиции». В груди возникло какое-то новообразование, что мешало дышать, а в мозгу предчувствие то ли падения, то ли взлёта. Огляделся. Металлическая полка с дисками и всякой требухой. Сердце вдруг гулко ёкнуло: и сначала вниз, потом вверх. На полке лежали наручные часы. Швейцарские. С буковками Vacheron Constantin. Золотые стрелки беспечно кружили секундами, незаметно ползли минутами, упрямо стояли часами. Борис поддел пальцем браслет, стал разглядывать ближе.
— Он не носит эти часы, — в комнату вошла Татьяна Николаевна. — Говорит, что для него они слишком роскошны.
— А откуда они у него? — Борис не узнал собственный голос, в горле пересохло.
— Это подарок. Какого-то богатого человека. В прошлом году, на его очередном проекте, Лерочка с ним познакомился.
— На проекте? На каком?
— Ох, я даже не знаю. Он редко рассказывает. Вот и сейчас — ума не приложу, где он пропадает. Книжки вон какие притащил… страшные.
— Так он не в Воронеже? Не у бабушки?
— Нет, конечно!
— А где?
— Говорит, что устроился на работу. Куда — ни гу-гу! Но у него график чёткий: сутки через двое. Приходит выжатый как лимон… Отсыпается, а потом строчит-строчит-строчит! Опять что-то затеял, лишь бы не опасное.
— Татьяна Николаевна, а когда он должен прийти домой?
— Вечером сегодня. Часов в девять. Пойдёмте на кухню, чайник закипел! — И, действительно, из кухни раздался противный свист. Татьяна Николаевна поспешила на звук. Борис недолго думая сунул швейцарские часы в карман пиджака. Уже выходя из комнаты, приоткрыл дверь шкафа. Тот оказался просто набит одеждой, однако глаз цеплял лаковый рукав латексной куртки. Хорошо знакомой Борису.
Чаепитие не удалось, так как гость ел плохо, выпечку хвалил мало, задавал какие-то путаные вопросы. Потом торопливо свернул беседу и пообещал, что вернётся, так как хотел бы с Леркой поговорить. А сейчас у него дела. Испарился. Татьяна Николаевна вымыла чашки, измерила давление, выпила таблетки и решила прилечь отдохнуть. Настроение почему-то испортилось.
***
Голова у Лерки была забита тяжёлыми мыслями; ужасный запах мочи, плесени и лекарств никак не выветривался, он пропитал насквозь и тело, и мысли. Лерка знал, что ванна с горячей водой не поможет. Половина обитателей психинтенсива вызывала откровенное недоумение: как они сюда попали? Вторая половина — брезгливость и страх до ватности икр. Дело о повешении в камере (и это учитывая, что там ещё семеро психических находятся) спустили на тормозах, следователи прекратили расспросы персонала. Это возмущало Лерку. Да ещё и неожиданная встреча утром. Что за странные случайности? Как так среди миллионов людей Борису удаётся везде сталкиваться с ним?
Предчувствия не обманули. На скамейке возле родного подъезда сидел Борис. Лерка в нерешительности застыл в нескольких шагах от него. «Был или не был он у меня дома? Разговаривал ли с мамой?» — пронеслось в Леркиной голове. А в реальности он изумлённо выдал:
— Борис??? — именно с тремя вопросительными. — Зачем ты тут?
— Здесь удобнее ждать, нежели у психстационара.
— Э-э-э? — Лерка решил не торопиться с репликами.
— Скажи… Мне это важно. Я был всего лишь проектом?
— Не понял…
— Всё ты понял. — Борис вытащил из кармана часы с золотыми стрелками, протянул их Лерке. — Только вот… ты же выкинул эти часы?
Пауза. Слишком длинная, тикающая и холодная.
— Я не настолько идиот, чтобы ценными вещами раскидываться, — молодой человек с пакетом, наполненным продуктами, уселся рядом с Борисом. — Тогда вниз полетели другие часы — старые, их не жалко было. Курить есть?
— В машине есть. С собой нет. Ты не ответил на мой вопрос.
— Ты хочешь знать, кто я?
— Я уже знаю, кто ты. Звезда журфака, внештатник культовых журналов, специализация — работа в погружении, ну и в конце концов популярный блогер — некий Шорох.
— О! Я поражён.