И поэтому оказался здесь. И вот никого не бьет. И вот улыбается. И ударил только один раз. Когда назвали его гестаповцем…
Наконец пришел такой день, что Штумпф решил плюнуть на все. На что – на все? А на все, вместе взятое. И когда решил так – стало лучше. «Дикий» батальон сразу почувствовал это. Почувствовал и тут же отблагодарил – вернул часы. Штумпф нашел их у себя в столе и повеселел.
– Так, – сказал, – что-то будет дальше?..
Дальше было вот что. Фельдфебель Войцеховский, которого ненавидели все, вошел однажды в барак. Вошел – ну и что же тут такого? Но он вошел и… не вышел, только дым из трубы барака вонял чем-то жареным…
Штумпф решил: «Промолчу». И это пошло на пользу. Его вроде начинали слушаться. Потом стали исполнять приказы. Он осмелел. Сначала повыбросил из карманов обоймы. Скоро и пистолет. Так и входил в барак. Никто не тронет. Стали даже вставать при его появлении. Подтягиваться.
Однажды штрафники пригнали автоцистерну. Где они ее украли – непонятно. Но цистерна стояла в гараже, и в ней плескалось около трех тысяч литров шнапса. Штумпф понял: когда-когда, а сейчас особенно надо молчать. Кто-то ночью разбудил его, пригласил в барак. Там уже шла тихая пьянка. Налили ему. «А-а, все равно!» – подумал Штумпф и выпил.
Очень удивился, увидев здесь же Адольфа Цигнера. Фельдфебель сидел, курил, улыбался. Его усиленно спаивали. Но он не пьянел. У него был очень маленький рот. И розовый, как у младенца. Но маленький настолько, что, говорили, он ест чайной ложечкой. И вот этим нежным крохотным ротиком бывший гестаповец высказывал страшные вещи. Он говорил:
– Герр обер-лейтенант, разве вам не кажется, что все идет к концу, которого все мы ждем? Мы боимся его, ибо это все-таки конец. Но мы будем рады ему, когда он наступит. Режим, созданный нами, однажды рухнет, как рухнут когда-нибудь все эти вонючие нары. Видите, как сильно скрипят они и шатаются?.. И если в этом случае мы пожалеем только двух-трех задавленных парней, то кто же вытащит нас с вами из-под обломков третьего рейха? Никто, поверьте мне! Я почти не воевал, но видел крови гораздо больше, чем могло бы вместиться ее в десять таких цистерн, как эта, которую мы распиваем сейчас. И я знаю, герр обер-лейтенант, что этот режим…
– Мы пропали, фельдфебель! – перебил его Штумпф, выглянув в окно.
– Да, – продолжал Цигнер, – мы пропали, потому что совершаем…
– Да о чем вы! – крикнул Штумпф. – Мы пропали. Эсэсовцы!..
Цигнер подскочил к окну, сдавленно прошептал:
– Эй, парни, валяйте «Вахту на Рейне»… Громче!..
И пока Штумпф на подгибающихся от страха ногах выползал на двор, за спиной у него убирались следы попойки, и грозно гремела вдогонку патриотическая песня:
На Рейн, на Рейн, на Рейн родной,
Мы встанем крепкою стеной.
Отчизна, сохрани покой.
Не влипну я —
Я парень не такой!..
«Ох, не влипнуть бы», – тоскливо думал Штумпф…
На двор через распахнутые ворота уже въезжали грузные черные машины с наглухо закрытыми кузовами. Одни офицер спрыгнул с подножки, требовательно выкрикнул:
– Командир батальона?
– Да, герр…
– Сейчас ваш батальон отправляется к озеру Чапр, – сказал офицер, и Штумпф почувствовал, как отлегло у него от сердца. – Сколько человек у вас?
– Сто восемьдесят три.
– На семь машин, – прикинул эсэсовец. – Как-нибудь уместятся… Эй, Франц! – сказал он шоферу. – Разворачивайся и подводи прямо к дверям…
Началось что-то страшное и дикое – такое, после чего даже Штумпфу было стыдно смотреть в глаза своим солдатам. Первая машина почти влезла задними колесами на крыльцо, эсэсовцы образовали нечто вроде живого коридора. Людей, которым даже ничего не объяснили, пинками и руганью погнали из барака. Штрафников спасало только то обстоятельство, что они были пьяны. Словно скот, они кинулись в распахнутые двери, но там их подхватывали эсэсовцы, и оставалось только бросаться в черную дыру грузовика…
– …Двенадцать… четырнадцать… семнадцать… Шевелись!.. Девятнадцать… двадцать три… Хватит, – командовал старший. – Франц, выезжай на дорогу!.. Губер, подводи свою машину!..
Скоро все грузовики были битком набиты людьми, и тогда Штумпфа спросили:
– Здесь только сто восемьдесят один человек. Где еще двое?
– Не могу ответить точно, герр…
– А кто же может?
– Из барака никто не выходил, кроме…
– Найти! – приказали ему.
Перерыли весь барак, облазали весь двор, ряды проволочных заграждений – не нашли. Так и поехали без двух. А когда уже выехали на простор тундры, обер-лейтенант Штумпф увидел в окошечко, что какая-то машина все время идет позади колонны. Не отстает и не догоняет. Он присмотрелся и узнал в этой машине автоцистерну со спиртом.
«Не допили», – подумал он о тех двух, что пропали, и ему стало вдруг весело…
* * *
Вот уже десять минут над душой стоит фельдфебель Лонгшайер – друг «пропавшего без вести» Войцеховского.
– Герр обер-лейтенант, – скулит он, – герр…
Штумпф, прильнув к окулярам стереотрубы, молчит. Сильные окуляры приближают к нему линию русской обороны, выпирающую на этом участке фронта в расположение немецких войск. Кажется, все спокойно: не заметно никакого передвижения, в чистом морозном воздухе тихо тают белые дымки землянок.
– Герр обер-лейтенант, а герр обер…
Штумпф, по-прежнему молча, разворачивает стереотрубу на все сто восемьдесят градусов, смотрит теперь в сторону озера Чапр. Там настороженно чернеют рыльца пулеметов, выставленные на страх «дикого» батальона, и офицер печально вздыхает: «Ну хорошо, они… А я-то при чем?..»
– Что вам, фельдфебель? – раздраженно спрашивает он.
– Эти сволочи, герр обер-лейтенант, играют в карты…
– Так что?
– Они играют на меня.
– То есть как это на вас? – не понимает Штумпф.
– Проигравший должен меня убить. Я слышал, как они договаривались…
– Ну, а что я могу поделать, фельдфебель?
– Им выдали оружие, герр обер-лейтенант, и, поверьте мне, они это сделают.
– Я не сомневаюсь.
– Но я не могу, герр обер-лейтенант. Я, наконец, уйду из этого «дикого» батальона!
– Куда? – усмехнулся Штумпф. – Там русские, а там… сами видите. Зарядите как следует парабеллум и постарайтесь спустить курок на полсекунды раньше, чем это сделает проигравший. Больше я вам ничего не могу посоветовать.
– Хорошо, – зловеще соглашается Лонгшайер, выбираясь из окопа. – Я постараюсь спустить курок раньше, чем кто-нибудь из них успеет проиграть!..
Он отбегает несколько метров, и в этот момент где-то вдалеке рождается тонкий заунывный звук. Постепенно он усиливается, разрастаясь в грозный рев. Штумпф привычно вбирает голову в плечи, земля тяжко вздрагивает под ним. И когда он поднимает голову, то видит, что на том месте, где только что стоял Лонгшайер, дымится глубокая воронка, и – ничего больше.
«Кто-то уже проиграл», – насмешливо думает обер-лейтенант, но воздух снова разрывается полетами снарядов, земля твердыми комьями рушится в окоп, стучит по каске. В полузасыпанном блиндаже, как отголосок другого мира, названивает телефон. Штумпф подползает, берет трубку.
– Что там у вас случилось? – спрашивают из соседнего батальона.
– Все было спокойно, и вдруг…
Грохот, треск балок, противный шорох оползающей земли.
– …И вдруг русские открыли огонь, – говорит Штумпф. – Если это артиллерийская подготовка, то мне…
Снова взрыв – совсем рядом.
– …То мне не понятно, к чему она…
Еще взрыв, еще, еще!
– …К чему она сведется. Я только что сейчас осматривал их позиции, но… Алло, алло!.. У, черт, перебили!..
* * *
Так началась обработка огнем переднего края немецкой обороны. До наступления советских войск оставались считанные дни, и высокий суровый человек в полушубке и генеральской папахе, следя за взрывами снарядов, сказал как бы про себя:
– Вот отсюда, от озера Чапр, мы направим наш главный удар и, соединившись с матросскими десантами, вместе пойдем на Петсамо!..
«Лесная гвардия»
Дремучий лес, затянутый утренними туманами, неожиданно огласился выкриками:
– Кончай работу!..
– Кто сказал?..
– Эвэрсти Юсси Пеккала!..
– Сдавай топоры!..
– Почему?..
– Эй, Вяйне, хватит!..
– Идем в Вуоярви!..
– Получать оружие!..
– Зачем?..
– Снова война!..
– На этот раз наша!..
– Дожили наконец!..
– Хуррра!..
«Лесные гвардейцы» выходили из леса, строились в ровную колонну. Вскинув на плечи топоры и опоясавшись гибкими пилами, они дали первый шаг разбитыми сапогами. Вянрикки Таммилехто встал впереди строя. Если бы его увидела сейчас та маленькая Хелли, что подарила когда-то шелковую подвязку… «О-о, – сказала бы она, – мой Раутио большой человек!» И это в конце концов ничего не значит, что люди, шагающие за ним, голодны, плохо одеты, покрыты фурункулами и грязью. Все равно, хорошо идти впереди них.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.