И тут меня окликнули:
– Эй!
Не раздумывая ни секунды, я сбросила дрожжи в траву. Схватилась за куст каких-то высоких цветов, чтобы обтереть с ладони следы дрожжевых улик. И обернулась.
Страшный. Это снова был он.
Блин…
– Что ты тут делаешь? – грозно зашипела я.
Мне нужно было как-то унять сердце, которое увеличилось сейчас, наверное, до размеров лошадиного, а билось со скоростью сердечка испуганной мышки-норушки. Уж лучше бы оно вело себя как лягушкино-квакушкино, которой всегда все по фигу, а потому сердце ее бьется неторопливо. Тогда бы я вообще выглядела перед Страшным как Железная… ну, или хотя бы как Алюминиевая Леди. Или как Леди-Тиранозавр. Тиранозавры вроде бы тоже, как лягушки, холоднокровные?
Хладнокровной и независимой – вот мне какой хотелось быть. Поэтому, подождав чуть-чуть, чтобы сбавило обороты перепуганное сердце, я как можно более спокойно и властно повторила:
– И что ты тут делаешь? Ты разве не знаешь о неприкосновенности частного жилища?
– А ты – не знаешь?
– А я на своей территории.
– А куда ты собиралась?
– Я собиралась, Страшный, пописать под кустиком. – Обычно я такого не говорила. Но на войне были все средства хороши. Поэтому и сказала.
И Страшный смутился. Честно!
– А… Ну, да… А мне показалось…
Он даже отступил на несколько шагов. Как будто я и правда собиралась осуществить то, что сообщила, прямо здесь.
– Когда кажется – креститься надо. – Я была неумолима.
– Понимаешь, я боялся… – начал Володька.
– А не надо ничего бояться. И по чужим дачам шастать тоже нечего. Что ты у нас на участке делаешь, интересно?
– Я…
– Только не говори, что пришел меня на танцы пригласить. В ваш деревенский клуб. – Я говорила, а сама уходила подальше от опасного района. То есть от загородки, отделяющей нас от соседей. Поэтому двигались мы – а Страшный брел за мной – в сторону скамейки под вишнями. Как раз на другой границе – с территорией дачной жизни Русланчика. Потому что к нашему домику я тоже идти не могла – там же бабуля спит. Услышит. А выяснить, зачем сюда притащился Страшный, мне было необходимо.
– Ну так что? – все-таки по-прежнему полушепотом поинтересовалась у Страшного я, садясь на скамейку. – И что мы тут делаем?
– Я хотел проследить.
– Что проследить?
– За тобой проследить.
– Зачем?
– Чтобы успеть перехватить…
– Что перехватить?
Я продолжала его допрашивать, и Володька послушно отвечал на мои вопросы. Хоть и невнятно как-то, но отвечал.
– Мне показалось, что ты могла бы… ну…
– Ну? – Мне удалось это сказать не как Алюминиевой, а как самой настоящей Железобетонной Леди. Вот.
– Показалось, Варь, что ты собираешься Парасоловым… как, помнишь… сегодня мне говорила… Отомстить. Ну, проучить их…
Бедный Страшный! Вот ведь страдает… Ну чего он ко мне прицепился? Я злая, я веду себя с ним ужасно, сама знаю. А он все никак не отстает. Вот это любовь! Но все равно не верю. Не хочу – и не верю. Имею право.
– В смысле – как «проучить»? – работала я под дурочку.
– Ты сама про дрожжи мне рассказала, – наконец заявил Страшный. – Что хочешь им в туалет дрожжей бросить.
Я сама знала, что рассказала. Вот только, спрашивается, зачем? Кому нужны были эти признания с рыданиями на берегу? Что ж я за слабак-человек такой? Кто ж выдает военные тайны первому встречному?! А Русланчику? Говорила ли я об этом плане Русланчику? Попыталась вспомнить – и никак не могла. То мне казалось, что говорила, а то – нет, что я ему всех подробностей своих планов не рассказывала.
Понятно, почему я не могла вспомнить, – потому, что Володя Страшный сидел рядом и меня нервировал. Ведь он наверняка начнет сейчас отговаривать. Что вот с ним делать? И чего он лезет?
– Ничего я тебе не рассказывала, – упрямо заявила я. – Это ты сам придумал. Дрожжи какие-то…
– Ну вот и хорошо! – неожиданно согласился Страшный. – Значит, ты не собиралась?
– Нет.
– Пусть живут себе.
И этот туда же! Пацифист, как и моя бабка, которая только своих лупить горазда. Я не выдержала:
– Но почему, почему, Володя, они должны «жить себе»? Зло не должно быть наказано?
– Для этого есть милиция, – уверенно заявил Страшный.
– Ух ты какой! А на то, чтобы нас обвинять и позорить, – милиция не нужна? Сами справились?
Разговор намечался по второму кругу.
– Да я за тебя переживаю, – сказал Страшный. – Ты же себе только проблемы создаешь! Парасоловым это все как с гуся вода, понимаешь?
Это для меня были не аргументы.
– Смотри, Страшный, вот когда наши, поселковые, наехали на ваших – что типа кто-то из деревенских по дачам ворует, – вы что собирались делать?
– Хотели табло им всем начистить… – буркнул Страшный.
– Ну! То есть собирались разобраться своими силами. А значит – наказать обидчиков, которые возвели на вас эту… как ее… напраслину. Так?
– Так…
– А если я хочу устроить Парасоловым, которые и есть реальные воры, такие проблемы, которые их отвлекут от преступной деятельности, – это, получается, никак нельзя. Так?
– Ну…
– Не «ну», а «да» или «нет». В смысле «можно» или «нельзя»! Понимаешь?
– Понимаю, – кивнул Володька Страшный. И, уставившись на меня, заявил: – Нельзя.
– А почему? Почему, Страшненький?
– Да задолбала ты меня Страшненьким называть…
– Ну, Красивенький. Извини.
– Я не «красивенький».
– А какой?
– Нормальный.
Я прямо даже зависла. Конечно, нормальный. Но все его зовут Страшным. Он вроде раньше не обижался… А, это же «love story», как я не сообразила!
Стало как-то не по себе. Где-то в уютной спальне коттеджа, в каких по-настоящему отдыхать нам со Страшным даже не снилось, дрых Русланчик. Который от романа со мной сегодня отказался. А Страшный, в смысле нормальный Володя Страхов, можно сказать, это право для себя отбил. Что достойно уважения.
Я даже представила себя прогуливающейся под ручку со Страшным (правда, нормально, а не с чужого плеча, одетым) по самым модным аллеям дачного поселка. А что – очень даже ничего. Я бы сказала, что мы смотрелись бы как лучшая парочка дачного сезона. У нас Натаха любит составлять рейтинги – кого в этом сезоне можно считать лучшей парой. И из нашего круга, и из взрослых. Она же, Натаха наша, все знает, все видит.
А Русланчик, славный благородный Русланчик… Да что Русланчик? Страдать по нему или не страдать было совершенно бесполезно. Ничего это все равно не изменило бы. Пусть живет спокойно. Буду вспоминать его в старости: «Э-хе-хе, внучки. Познакомилась я в молодости как-то с красавчиком. С прынцем, можно сказать, познакомилась. И такой у нас был роман, ни в сказке сказать, ни пером описать! (Про фотографирование огуречных воров я скорее всего внукам не расскажу. Это отдельная, можно даже сказать, детективная история, так что ее в другой раз.) Но встали на нашем пути злые люди. Однако их происки не смогли помешать нашей любви! И появился тогда страшный и мощный Страшный, сразился он с прекрасным прынцем – и победил его. Так что досталась я, как невеста, победителю. Вышла за него замуж. И стала с ним жить-поживать, огурцов и другой сельскохозяйственной продукции на наших плантациях наживать…»
Пока я обо всем этом думала, Володька сидел молча, не перебивал моих мечтаний о себе, прекрасном. (Хорошо, что он мыслей моих не умел читать, а потому не догадывался, какой бред мне мерещился.) Все-таки да, из нас бы с ним хорошая парочка получилась… И совершенно неожиданно для себя – и уж тем более для Страшного – я вдруг спросила:
– Слушай, а чего ты всегда ходишь в какой-то стремной одежде? Это у тебя стиль такой?
Мне тут же стало стыдно – и я покраснела в лучах приближающейся зари. Хорошо, что ей долго еще приближаться, а потому ни лучей, ни хорошего обзора пока не было. Вдруг у Страшного семья бедная? Вдруг средств нет? Да и какое мое дело? Вот дура, вот я кренделиха! Уж кто бы спрашивал про одежду – сама непонятно во что всегда одета. В самую дешевую продукцию самых поддельных фирм на свете. И стригут меня к началу лета чуть ли не налысо – чтобы на шампунь меньше денег уходило. А туда же – чужим внешним видом интересоваться…
– Володь, ты это, прости… – Я даже за руку Страшного схватила. – Я ж просто так спросила, мне все равно на самом деле! И нормально ты одеваешься, рэпперы тоже в таком прикиде ходят – чтобы на много размеров больше одежда. Это реально круто. Да…
И тут я увидела, что Володька Страшный улыбается. Смотрит на меня и улыбается. Но как будто кому-то еще, а не мне. Не знаю, почему мне так показалось. Приглючилось, наверное.
Но он, не переставая улыбаться, посмотрел уже явно на меня и сказал:
– Да ладно, нормально спросила, чего… Ничего мы не бедные. А одежда эта вся – моего старшего брата. Он в армию ушел, и еще по контракту там остался. А я его жду. И ношу его вещи. Скучаю потому что.
– А-а… – У меня отлегло от сердца. Зато оно снова превратилось если не в лошадиное, то в сердечко пони точно. И застучало быстро-быстро. Потому что пони чуть не заплакала.
– Варька, только ты никому не говори, ладно? – Страшный вскочил с лавочки.
Вскочил и снова уселся – чтобы, видимо, тоже успокоиться и не выдавать своего волнения. Конечно, он хотел оставаться страшным и суровым Страшным, хотел никому своих чувств не показывать.
– Не скажу, конечно! – уверила я.
И подумала: «Конечно, я никому не скажу. В плане чужих секретов я – могила. Ага, а по поводу своих секретов я… трепло – овечий хвост. Но это ладно. А Володька – наивный. Если он носит одежду брата, которая ему явно велика, но хочет, чтобы его трогательные чувства остались в секрете от окружающих, то почему он думает, что никто об этом не догадывается? Если брата его видели в этой одежде, а теперь видят Володьку – то что остается думать? И в то же время – одежда-то у него самая незамысловатая! Таких футболок, штанов и водолазок – да просто миллион! Вся деревня с одного рынка одета, да и поселковые пацаны экипированы на похожих торговых точках. Поэтому кому охота присматриваться и проверять – в свое или в брательниково одет сегодня Владимир Страхов? К тому же кличка Страшный, которая пристала к нему, говорят, с молодых юных лет, создает ему такой образ, когда на внешность его никто внимания и не обращает. Страшный – он Страшный и есть. Чего на него смотреть? Его лучше не злить, а то по чайнику можно получить – это да. Или на дело какое-нибудь подбить – это тоже круто, потому что он парень толковый. Так что никто Страшного не засмеет…»
Вот что я подумала. И успокоилась.
– Ты чего зависла? – осторожно толкнул меня в бок Володька. – Ты… Тебе смешно? Или думаешь, кому из ваших рассказать? Ладно, смейтесь, мне до фонаря.
– Да почему мы должны смеяться-то? – Я правда удивилась. Нет, зря он мои мысли не читает. Лучше бы прочитал – потому что пересказывать то, как я про него хорошо подумала, мне было лень.
– Ну, так… – Страшный пожал плечами под своей, нет, брательниковой широкой серой футболкой.
– Вот что, Володя… – заявила я. – Если ты думаешь, что я могу тайну, которую мне рассказали, всем разболтать, то зачем тогда вообще мне ее рассказал? Мог бы наврать чего-нибудь затейливого. Или сказать «не твоего ума дело». Я бы поняла. А раз уж решил секрет поведать, то…
– Да я как раз верю тебе! – взвыл Страшный. Да, я такая, кого хочешь доведу. – Ну, просто подумал, что это как-то… по-бабски. Ждешь брата – и молчи. А я…
– Это твое право. Потому что это только твой брат. – Я абсолютно была уверена в том, что говорю. Но вот что там еще заявил Страшный? – То есть что значит «по-бабски»? Ты что имеешь в виду?
– Варь, Варя, давай не будем ссориться… – снова испугался Страшный. – Я вообще имел в виду. Ну – вообще. Я ж ничего против-то… Я не хотел…
– Так я тебе правда нравлюсь? – не могла удержаться я. Спросить обязательно надо было.
– Правда… – Страшный совсем никак не ожидал моего вопроса. Наверное, потому так и ответил. И тут же сам «завис».
– А почему?
Страшный на системный запрос не отвечал.
А я не стала переспрашивать. Значит, не хочет отвечать. Может, не подумав, брякнул. Его право. Ладно…
– Я не знаю, как на такие вопросы отвечают… – наконец включился в сеть Володька.
– Да ладно-ладно, я просто так спросила, – замахала я на него руками.
Потому что испугалась – сейчас он скажет, как обычно в сериале, что я нравлюсь ему уже давно, несколько лет, что это чувство, проверенное временем, что ни одна девчонка ему так еще не нравилась. Что это серьезно. На всю жизнь, конечно же. Да, или что я не такая, как все…
Блин, и что ж я правда такая злая-то? Что за мысли у меня… как это называется… циничные? Что мне человек сделал плохого? Или я просто вредная? Или сериалов просто обсмотрелась, журналов обчиталась? Да я бы не сказала. В Москве я только и делаю в свободное от школы время, что на компьютере рублюсь. Или книжки читаю, когда компьютер занят. Это тут я как каторжная – ничего, слаще морковки (в смысле бабкиных сериалов и журналов из помойки), не вижу. Потому что книжек мне сюда взять не дали – чтобы от помощи в ведении хозяйства не отлынивала. Вот, наверное, и зверею. А вообще, нет… В школе я тоже пацанов обсмеиваю. Тоже в циничной форме. Поэтому они от меня, как от монстра какого, шарахаются. Так что никаких у меня романов. Даже на дискотеках никто танцевать не приглашает.
Ясно. Я противная. Вот никого и не интересую. Стерва потому что, наверное. Это мне девчонки в школе не раз говорили. Только у них это как-то уважительно выходило. Даже, я бы сказала, с легкой завистью. Я еще, помню, гордилась, когда слышала. Стерва – значит, не обидит никто. Вот мне как казалось. А на практике понятно, что гордиться нечем. Вот ведь…
– Слушай, я много бы отдал за то, чтобы узнать, о чем ты сейчас думаешь! – вдруг произнес Володька. И я немножко не успела додумать свою мысль.
– А что такое? – спросила я. Ой, нет – хорошо, что он моих мыслей все-таки не умеет читать!
– Да ты куда-то пропадаешь, как будто вылетаешь. Вроде сидишь тут – а тебя на самом деле нету. Ты далеко где-то… И о чем ты думаешь?
– А что? – как попугайчик, повторила я.
– Да нет, все нормально. Интересно просто.
– А за что я тебе нравлюсь, ты все-таки не будешь отвечать? – спросила я, перехватив инициативу. Ведь мне действительно очень хотелось это знать. Для самой же себя.
– А обязательно надо говорить? – вопросом на вопрос ответил Володька. И уткнулся взглядом в землю.
Хитрый Страшный, получается? А может, у человека и правда чувства. А я как раз наоборот – дура бесчувственная. Потому что смотреть в бинокль, как Машка Кафтанова с Борюсиком целуется, – это можно. Или за той же Натахой незабвенной наблюдать – как она с кавалерами прохаживается. А чтобы самой поцеловаться… А что? Сейчас самая подходящая обстановка. Страшный – парень симпатичный. Так что можно. Всем надо, все целуются. А я чем хуже?
Но выходит, что хуже. Хуже. Да. Потому что я ни с симпатичным Володькой, ни с прекрасным Русланчиком целоваться почему-то не хотела. Ага, а как Лизке-дачнице демонстрировать, что Руслан – мой парень, это я могла? Могла.
Так в чем разница?
Я вспомнила сегодняшнюю, нет, уже вчерашнюю историю на Веселой даче. Конечно, заблокировав все неприятные моменты. Только про нас с Русланчиком вспомнила. И попробовала представить – вот он такой замечательный, красавец просто восхитительный и человек хороший. Смогла бы я с ним поцеловаться?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.