- Все, что могло, уже выросло, теперь только усохнуть могу.
Вдыхает глубоко, медленно, и так же плавно выдыхает. Смотрит мне в глаза, повернув голову в мою сторону, злится.
- Что. Тебе. Надо? - четко, раздельно, внятно.
- Трахни меня.
Часть 6
- Трахни меня.
- Зачем?
Скажу честно, я ожидал другой реакции.
- У меня нервы ни к черту, мозг уже реально плывет, и если я не сниму напряжение, то чокнусь к ебанной матери, или херни наделаю, - адреналин выбрасывается неравномерно, смешивается с кровью и будоражит все чувства сразу. Никогда так остро не ощущал собственное возбуждение.
- А я тут при чем? - Бесчувственная скотина!
- А что, вообще не хочется? - издевательски тяну и, скорее всего, делаю ему больно, но сейчас мне тоже больно, и боль эта новая и ее все труднее удерживать в себе.
- Хочется. Но, спасибо, нет.
- Я не хочу идти искать по мотелю, кого бы трахнуть. И если уж тебе не насрать на меня - соверши подвиг, - мне не стыдно его упрашивать, куда неприятнее обнаруживать по утру чужого человека в своей постели.
- Иди спать. - Блядь! Ненавижу!
Но, вопреки ярости, клокочущей в груди, и даже не обращая внимания, что дрожат пальцы, неопределенно хмыкнув, вновь включаю запись, возвращая все свое внимание к монитору.
Молчит. Дышит неспокойно, все время скачет взглядом с монитора на меня, пока я мысленно успокаиваю свою самооценку, что ничего страшного не произошло, всего-то человек, два часа назад признавшийся мне в любви, на хуй послал. Бывает и хуже.
- Лесь, - а нет меня: был, да вышел весь.
- Не отвлекай.
- Леська.
- …
- Олесь! - да хоть заорись.
В комнате темно и прохладно, только свет от монитора дает хоть какое-то освещение. За окном без конца проносятся фуры, матерятся дальнобойщики, и через деревянные старенькие окна прекрасно слышен их протест ко всему миру, полностью поддерживаю последнее высказывание, что дороги в наше время хуйня!
Вадим щелкает по пробелу, в который раз тормозя запись, захлопывает крышку ноутбука, погружая комнату во мрак, и убирает его под кровать.
- Я смотрел, - считаю нужным ему сообщить, повернув голову к нему, и сразу жалею об этом.
В темноте выражения его глаз почти не видно, лишь серьезный взгляд, красиво выступающие ключицы, проступившие от напряжения в руках, на которые опирается приподняв торс, и четко очерченные приоткрытые губы - все, что удается рассмотреть.
Потянувшись вперед и едва ощутимо потеревшись носом о мой нос, прижимается к моим губам, мягко, без напора, и в то же время уверенно. Низ живота судорогой сводит, выдохнуть боюсь, так же как и закрыть глаза.
Не касаясь меня руками, приоткрывает губы, захватывая мою нижнюю и скользнув по ней самым кончиком языка, вновь прижимается к губам, целуя без языка, почти невинно, но невинностью тут даже не пахнет. Распаляюсь с полоборота, потянувшись за ним, позволяю углубить поцелуй, и стоит ему только почувствовать мое согласие, плед с моей спины слетает в сторону, Вадим уверенным движением, обхватив меня за талию левой рукой, подминает под себя, опрокидывая на спину, и нависает надо мной не разрывая поцелуя, а углубляя его, насколько это вообще возможно.
Тяжело дышит, чуть не постанывая мне в рот, цепляет мой язык, кружит его совсем непривычно, но от этого еще более страстно, трется пахом о мой пах, не позволяя мне сделать и лишнего вздоха.
А я знать не знаю, куда деть свои руки. Не могу обнять его, кажется, это неправильно, что не могу себе этого позволить. Глупо все, знаю.
В какой-то момент он отрывается от меня так неожиданно, что, растерявшись, тянусь за ним, касаясь его легким поцелуем. Он не отталкивает, сам целует, надавив на меня, укладывая мою голову на одеяло.
- Ты че творишь? - злой шепот отдался сотней тысяч мурашек, кинувшихся по моему телу. Он смотрит мне в лицо, и почти уверен, что вид у меня сейчас как у обдолбанного. - Лесь? - хрип на грани скулежа, крошит мозг одним своим тембром голоса, и от него такого делается почти больно. - Не молчи, - впервые он так мягок со мной, осторожен, и я боюсь этого, боюсь того, что происходит сейчас, но и оттолкнуть не могу. Эта заторможенность вовсе не от алкоголя, так неожиданно ударившего в голову, это что-то… я не знаю - что, но оно как живое, во мне.
Через силу разжав пальцы, сминающие одеяло, опускаю ладони ему на поясницу, пробираясь под футболку, глажу так приглянувшиеся мне ямочки, средним пальцев скольжу по позвоночнику, улыбаясь, ощущая влагу, выступившую на его коже от волнения. Ласкаю выступающие лопатки… ВАДИМА! Блядь! А его ведет. Он все так же смотрит на меня, и я кричать от радости готов, что сейчас темно и всех эмоций я разглядеть не могу.
- Чего ты добиваешься? - невнятный стон, но все такой же упертый, искренний, и я уважаю его за выдержку, за характер… но если он еще будет медлить, я сам трахну его. Свяжу, отпизжу и трахну. Изнасилование не сильно повлияет на мой срок.
- А сколько дают за изнасилование? - решаю уточнить вслух, но даже мне показалось, что прозвучало это по-блядски провокационно.
- Бестолочь, - шепчет без улыбки и, скатившись по мне, садится на колени между моих ног.
Страхом дернуло вверх, вздрагиваю от злости и порывисто кидаюсь к нему, сам целую, поздно осознав, что он собирался снять футболку. От этого становится неловко, а он, будто издеваясь, улыбается мне в губы, снимает мои руки со своей шеи, опускает вниз и подцепляет моими же пальцами край своей футболки.
- Сука, - рычу ему в губы, прикусывая нижнюю, и, отстранившись, помогаю ему снять через голову ненужный сейчас предмет гардероба.
Не успеваю откинуть футболку в сторону, Вадим роняет меня на кровать, прижимаясь кожа к коже, целует шею, коротко, быстро, по-хозяйски сжимает мои ягодицы так, что выгибает всего и приходится вскидывать бедра выше. А он так и сидит на коленях, целует мою грудь нежно, сладко, одновременно грубо расстегивая пуговицу на моих джинсах, и, вжикнув молнией, отстраняется от меня.
Раскинув руки в стороны, слежу за его манипуляциями: подцепив джинсы за ремень, сначала стаскивает их с ягодиц, плавно, осторожно, чтобы жесткой “собачкой” замка не сделать больно, перекидывает левую ногу к правой, и уже так сдирает их окончательно, скидывая на пол. Возвращает мою ногу на место, гладит живот, сжимает пах так, что вдохом давлюсь, и пару раз передернув мне, смотрит в глаза, расстегивает свой ремень, не вытаскивая его, то же проделывает с замком, и, привстав, стягивает с себя джинсы.
А мне почти физически плохо от возбуждения. Кажется, куда не ткни, везде эрогенная зона. Остро, ярко, феерично, как и говорил Август. Еще не дойдя до секса, я уже готов скулить. Нет обожания, нет желания клясться ему в любви, просто я до чертиков, адово, бессовестно и совершенно дико его хочу.
Начинаю нервничать. Чем ближе он становится ко мне, тем слабее делаюсь я. Пинаю его по бедру, когда он откровенно тянет время. Сомневается. Не решается преступить черту, через которую я давно перелетел, и стер бы ее к чертовой матери, лишь бы он не тянул. А эта тварь издевается! Перехватив мою ногу, целует меня в колено, неправильно, не так как надо, как я привык.
Все.
Не могу больше.
Пнув его еще раз, переворачиваюсь на живот, шире разведя ноги. Да, знаю, что выгляжу сейчас как законченная блядь, что неприятно ему это может быть - тоже знаю. Поэтому, когда он грудью прижимается к моей спине, когда стук его сердца кожей ощущаю, запускаю руку ему за голову, притягивая за шею к себе, коротко целую. Он кусает меня, злится, трется носом о лопатки, прикусывает загривок, и эти ненавязчивые ласки возбуждают сильнее, чем если бы я засунул ему в рот свой член.
Трется стояком у меня между ног, коротко оглаживает ягодицы, не стесняясь и не зажимаясь в действиях, скользит пальцами у меня между ног. Напрягаюсь, готовый получить…
- Ай! - вскрикиваю и утыкаюсь лицом в подушку. Ягодица огнем горит так, что даже безумное возбуждение отступает. - Сука…
- Мне вот интересно, - сжимает пальцами волосы у меня на затылке, отрывая голову от одеяла, причиняя легкую, но все же боль, - ты под меня готовился или кого еще ждал? - не рычит и даже не повышает голос, спрашивает спокойно, безразлично, и это бесит.
- На все случаи жизни, - шиплю и пытаюсь вырваться, но делаю только больнее. - Прекрати, псих, - гаркаю на него, дергая головой, оказываясь на свободе, и до нервных спазмов под ребрами боюсь, что он может уйти. А он может. После такого - может.
Запускаю руку себе за спину, прижимая ладонь к его боку, ближе подтаскивая к себе. Не хочу, чтобы он уходил. Не сейчас.
Отстраняется от меня, теряю тепло его тела, ладонь соскальзывает с его влажной кожи. Резко оборачиваюсь, натыкаясь на его взгляд, и не могу прочитать его. Спускается ниже, обняв меня за бедра, прижимается губами к позвоночнику, целует поясницу, ямочки на ней, бока, быстро, но от этого не менее жарко. Утыкаюсь мордой в одеяло, пахнущее пылью и затхлостью, опять издевается, как в тот раз с футболкой. А я ведусь как пацан, выдавая себя с головой. Бесит.
Не дожидаясь, пока он наиграется, отстранившись от постели, перегибаюсь через край кровати, с трудом найдя свои джинсы, достаю из заднего кармана маленький тюбик лубриканта и презик. Что я могу поделать, если у меня это добро в куртке валялось?!
Перевернувшись почти с боем и оттолкнув Вадима, заставляю его сесть. Сидит на коленях, раздвинув бедра, совершенно не стесняясь меня, и даже не понимает, как эротично сейчас выглядит. Разрываю зубами фольгу упаковки, откидываю ее в сторону, и сам раскатываю защиту у него по стволу, что дается куда сложнее, чем обычно.
Вадим ерзает, все время тянется ко мне, пытается поцеловать, уворачиваюсь от него, не вижу ни черта, у него член потолще, чем у меня, и раскатывать презик почти адская мука.
Дергается вперед, заваливает меня на лопатки, вовлекает в поцелуй уже не спрашивая разрешения, а меня подкидывает от его решительности, от вздохов тихих, и больше всего от того, что сейчас на мне тот, кого тут быть в принципе не должно.
Со щелчком открываю крышку геля, выдавливая себе на пальцы больше чем следовало, часть его капает на постель, пропитывая одеяло. Скользкими пальцами размазываю его по презервативу, Вадим замирает, прислушивается к ощущениям, а я, воспользовавшись его заминкой, переворачиваюсь на живот. Не стесняясь взгляда позади себя - а я знаю: он смотрит, не может не смотреть, - остатки смазки размазываю себе между ног.
- Еще порочнее можно? - грубит и не скрывает своего отношения.
- Если очень надо - могу, - отвечаю лаской на ласку, но вот сбившийся голос, пропитанный возбуждением, выдает нас обоих.
Дотягивается до тумбочки между кроватями, приподняв меня, засовывает мне под живот подушку, шире разводит мои бедра, удобнее устраиваясь. Медлит. Боится чего-то, а я не тороплю, не тот случай. Справляется сам. Прижавшись к моей спине, под жалобный скрип кровати приставляет прохладную головку члена ко входу и, уперевшись лбом в мое плечо, удерживая свой вес на ногах и одной руке, а второй зафиксировав мои бедра, начинает плавно входить.
Шиплю в одеяло, сжимая его пальцами. Черт! Плохо растянул себя, больно.
Почувствовав, что идет туго, сбавляет напор, хмыкает, будто предполагал, что влетит в меня с разбегу без проблем, мудак. Осторожно, по сантиметру продвигается вперед, тужусь, стараясь ему помочь, на время забывая про возбуждение.
- Блядь… - хрипит, расслабляя пальцы на моем плече. Сжимаю его изнутри, снова слыша этот жалобный выдох. Плохо тебе, да, милый? Или так хорошо, что плохо?
Переведя дыхание приподнимаю зад, подаваясь вперед и сам возвращаясь обратно. Это тянущее, полное экстаза, распирающее всего тебя изнутри чувство на раз возвращает меня в мир удовольствия и порока.
Вадим все понимает правильно, неторопливо толкается в меня, уложив торс мне на спину, просовывает руку мне под грудь, теснее прижимая к себе, пока я, ерзая под ним, не нахожу нужный мне угол проникновения.
Вспышка!
Внутри. Глубоко внутри от сильного толчка. Издаю стон, больше похожий на скулеж. Вадим, выматерившись, утыкается мне в лопатку, фиксирует мои бедра, не позволяя дергаться, и набирает постепенно темп. Уж не знаю, сколько у него было партнеров, но нужный мне ритм чувствует почти сразу.
Толкается глубоко, сильно, со шлепком врезаясь в мое тело, но прет меня не от него такого, не от запаха секса, заполнившего собой все пространство, смешанного с потом и его одеколоном, не от сильных рук на моем теле, подчиняющих, заставляющих сбиваться дыхание и прятать скулеж в сгибе локтя, а от стонов! Его стонов! Он не просто глубоко дышит - он выдыхает так, что, забываясь, стонет откровенно по-блядски, не сдерживаясь, не пытаясь скрыть как ему хорошо, почти воет - и вот от этого реально сносит крышу.
Заваливается на бок, когда я чувствую, что почти все, что все те переполняющие меня эмоции сейчас сбились в одну стаю и пульсируют внизу живота, как все мысли скатываются вниз, как даже стыд и моральные принципы летят к чертовой матери, грозя опустошить меня полностью. Это ощущение на грани желания - прекратить и продлить до бесконечности - оно восхитительно прекрасно, и его невозможно контролировать. Оно завладевает тобой. И плевать уже, что поясницу ломит, что, подмахивая ему, трясутся мышцы на бедрах, что горло дерет от горячего дыхания - на все плевать. И хочется еще сильнее, до конца, чтобы разорвало удовольствием.
Повернув меня к себе спиной и закинув мою ногу на свое бедро, начинает ускоряться с каждой фрикцией, опускает руку мне на член, надрачивая его в такт своим движениям, ласкает мошонку, бедра, вновь возвращаясь к члену, а мне, по сути, это и не нужно, чувствую, что и так кончу! Вот сейчас, когда в перепонках гул поднимается, когда сам себя не слышу… сейчас, с его глубоким толчком и раздирающим душу стоном… вот сейчас, дрожа всем телом и прижавшись к нему, сжимаю его изнутри, не давая двинуться, желая почувствовать весь его размер в себе. Колючей вспышкой ощутив приток крови и удовольствия, с криком, с болью кончаю! Кончаю так, что слезы из глаз - это все навалившийся стресс и порванные нервы. Дыхание - на хуй, не вздохнуть, воздух дерет глотку. И тело ватное, и силы все прочь…
Меня еще дергает толчком Вадима во мне, слышу, как он, с хрипом уткнувшись мне в спину, додрачивает сам себе, кончая в презерватив, но не могу даже помочь ему, потому что какой-то частью мозга отключаюсь.
Запах дыма едва уловим, но среди прочих ароматов этого места, смешения наших тел и недавнего секса, он выражен сильнее всего. Лежу на спине, прикрыв бедра пледом, влажные простыни неприятно липнут к телу, голова гудит после выпитого, и ужасно хочется пить.
Уже пару минут смотрю в потолок. Бездумно. Совершенно тупиково. В голове ни единой мысли. Совсем. И лишь железное спокойствие мой спутник. Я знаю, что сейчас все вернется на свои места, что вновь начнет давить паника, что будет трудно, плохо, но сейчас мне восхитительно хорошо. Как будто вот-вот станет непомерно плохо.
Вадим, пристроившись в углу кровати и задевая своими ногами мои, протягивает мне сигарету. Не беря ее в руки, дотягиваюсь до его рук, коротко затягиваюсь и падаю обратно. В горле и так засуха, а едким дымом обжигает глотку.
Ловлю на себе внимательный взгляд серых глаз, приподняв брови, без слов интересуюсь, что ему надо, он отрицательно качает головой, тушит окурок в пепельнице, и, кинув мне джинсы, одевается сам.
Прохладно. Одевая все, что прихватил, стелю постель покрывалом, с горем отыскав бутылку с водой, выпиваю ее почти полностью, и вновь заваливаюсь на кровать, подтаскивая к себе ноутбук. Сна ни в одном глазу.
Возникшее между нами молчание не давит. Оно привычное. Часто так бывало, что, оставшись с Вадькой наедине, я не мог найти слов, но тишина не казалась дикой и чужой: в ней было спокойно, так же и сейчас. Я не чувствовал напряжения, Вадим вел себя так же как и всегда, но делать вид, что между нами ничего не произошло, было глупо. Мы прямо смотрели друг другу в глаза, без труда выдерживали взгляд и даже смущения не было. Возможно, мы слишком взрослые, чтобы упиваться неловкостью момента. Давно научились видеть все как есть и не искать в своих же действиях подтекст.