Миссис Кемп без аппетита съела кусок хлеба с маслом и выпила чаю.
— Лиза, как посуду уберешь, чтоб плиту помыла. Да не забудь мои башмаки вычистить. Ваксы у миссис Тайк возьми, у соседки.
Некоторое время миссис Кемп молчала.
— Я, Лиза, нынче отлежаться должна. Ревматизма мучает. Приберешься в комнате, обед сготовишь.
— Ладно, мам. Лежи, отдыхай, я все сделаю, как ты просишь.
— И не надо мне твоих одолжениев. Вечно ты с одолжениями, тогда как это твой долг — матери помогать по хозяйству, особливо ежели вспомнить, сколько у меня с тобой было хлопот, пока ты не подросла, да еще как я тобой разрешилась, сам доктор не верил, что я оправлюсь. Куда ты дела получку?
— Спрятала, — тихо сказала Лиза.
— Куда спрятала?
— В надежное место.
— И где это место?
Лиза поняла, что загнана в угол.
— На что тебе?
— Как на что? Я твоя мать. По-твоему, я украсть эти деньги хочу?
— Я ничего такого не думаю.
— Тогда говори, куда дела получку.
— Чем меньше народу о тайнике знает, тем оно верней.
Замечание было весьма осторожное, однако вызвало в миссис Кемп бурю эмоций. Миссис Кемп резко села на кровати, стиснула кулак и замахнулась на Лизу.
— Теперь понятно, что ты имеешь в виду! Ты, такая-разэтакая… — Интонации были выразительные, эпитеты образные, но, увы, слишком смелые для воспроизведения в печатном виде. — Мать, значит, воровка; мать обокрасть ее решила, — продолжала миссис Кемп. — Что, не так? Не стыдно на мать такое думать?
— Мам, когда я тебе прежде говорила, где деньги, они испарялись.
— Это еще как?
— Ну, меньше их становилось.
— А я при чем? Тут не комната, а проходной двор, одних твоих хахалей сколько толчется.
— Вот я и спрятала получку понадежнее, — подытожила Лиза.
Миссис Кемп снова затрясла кулаком.
— Ах ты, паршивка! Значится, это я твои вонючие деньги забираю? Да ты должна сама мне их отдавать, всякую неделю, а не прятать по углам да не транжирить на тряпки. И это когда мать света белого не видит, на старости лет надрывается, чтоб ее, потаскушку, в люди вывести…
— Мам, если б я деньги не прятала, мы бы с тобой сидели, зубы на полку положив. А ну как тебе заработок не подвернется? Вот и подумай.
У миссис Кемп пенсия неизменно уходила уже ко вторнику; до субботы жили всегда на Лизины деньги.
— Ишь, как она заговорила! — гнула свое миссис Кемп. — Когда я девушкой была, я всю получку матери отдавала. Без особого приглашения, заметь, сама. Бывало, приду в субботу с получкой и все-то до последнего фартинга мамочке и отдам, как хорошая дочь, не то что некоторые. В чем не могу себя упрекнуть, так это в том, что с матерью была груба. Я всегда вела себя, как хорошей дочери подобает, а не как какой-нибудь блудный сын. Нет, блудный сын — это не про меня. Моей матери не приходилось трехпенсовик на глоток пива клянчить…
Лиза знала, что прерывать подобные монологи себе дороже. Она молча надела шляпу.
— Вот, опять по улице хвостом мести собралась. Ишь, как расфуфырилась, все для хахалей своих. Смотри, доиграешься. А что мать одна, больная лежит, всякую минуту Богу душу отдать может, пока ты развлекаешься, так тебе и нужды нет…
Миссис Кемп так расчувствовалась, что стала всхлипывать, и Лиза под шумок выскользнула на улицу.
Том подпирал стенку дома напротив. Едва Лиза появилась, он шагнул ей навстречу.
— Привет! — поздоровалась Лиза. — Каким ветром?
— Ждал, пока выйдешь, — ответил Том.
Лиза быстро оглядела его.
— Я сегодня гулять с тобой не пойду, если ты за этим возле моего дома околачиваешься.
— Что ты, Лиза, и в мыслях не держал тебя просить, после вчерашнего.
Голос был грустный; Лиза слегка пожалела Тома.
— Стало быть, у тебя другое дело до меня, верно, Том? — несколько мягче предположила Лиза.
— Завтра ты не работаешь, так, Лиза?
— Так. Завтра выходной. Я и забыла. Здорово! А что ты хотел?
— Ну, завтра от «Красного льва» в Чингфорд [8]поедет праздничная платформа. Я тоже собираюсь.
— Желаю хорошо поразвлечься.
Том замялся.
— Я подумал, может, и ты захочешь поехать? Будет весело. Вся наша улица едет. Давай со мной, а, Лиза?
— Не, не могу.
— Почему?
— У меня… у меня денег нету.
— И не надо — я буду платить.
— Нет, спасибо, Том. Я все равно не могу поехать.
— Да почему, когда ты со мной будешь?
— Это нечестно. Я не могу с тобой поехать, потому что тогда все подумают, что я с тобой гуляю, а я с тобой не гуляю, и ты будешь как дурак.
— Плевать, — удрученно произнес Том.
— Я не могу и дальше с тобой встречаться, после вчерашнего.
— Без тебя, Лиза, мне никакое гулянье не в радость.
— Пригласи другую девушку, и порядок.
Лиза отделалась от Тома кивком и зашагала к дому своей подружки Салли. Придя на место, она сложила руки рупором и завопила:
— Сал-ли! Сал-ли! Сал-ли!
Двое парней принялись ее передразнивать:
— Са-ло! Со-ли!
— Придурки, — прокомментировала Лиза.
Поскольку Салли не выглянула, Лиза продолжала звать. К имитаторам присоединилось еще с полдюжины праздношатающихся, так что шуму хватило бы на семерых спящих.
— Сал-ли! Сал-ли! Сал-ли!
Из окна верхнего этажа высунулась голова. Лиза сдернула свою шляпу и отчаянно замахала.
— Салли, выходи!
— Сейчас! — крикнула Салли. — Уже иду!
— К Рождеству как раз поспеешь! — весьма остроумно отвечала Лиза.
На лестнице раздался дробный топот, Салли выскочила из парадного в объятия подруги. Девушки принялись дурачиться, пародировать героинь мелодрамы, которую недавно смотрели.
— Дорогуша моя дорогая! — произнесла Лиза, целуя Салли и с восторгом прижимая к груди.
— Прелесть моя прелестная! — в тон отвечала Салли.
— Как нынче поживает ваша светлая светлость?
— О, — с воодушевлением отозвалась Салли, — первоклассно поживает; надеюсь, ваше величавое величество тоже здорово?
— К огромному сожалению, у моего величавого величества нынче колики.
Салли была тоненькая, миниатюрная девушка, с рыжеватыми волосами, синими глазами и вся в веснушках. Рот имела большой, зубатый; зубы, квадратной формы и устрашающего вида, сидели широко и, казалось, могли с легкостью перегрызть железный прут. Оделась Салли, как и Лиза, в коротковатое черное платье, лиф которого прошел все стадии естественного старения — сперва позеленел, затем посерел, наконец пожелтел. Рукава были закатаны до локтей, талия повязана передником, во время
Со стариками Лиза говорила о болезнях, матерей семейств деликатно расспрашивала о младенцах, народившихся и ожидаемых; малышня цеплялась за ее юбку, звала поиграть, и Лиза снисходительно держала конец веревочки, пока замурзанные девчушки неизменно запутывались уже на третьем прыжке.
Лиза практически добралась до дома, когда услышала в свой адрес «Доброе утро!».
Она оглянулась и узнала человека, насчет которого Том утверждал, что его имя Джим Блейкстон. Блейкстон сидел на табурете и качал на каждом колене по малышу. Лизе вспомнилось, какая жесткая у него борода; кроме бороды, сохранилось впечатление как от чего-то большого. Теперь она видела, что Блейкстон действительно крупный, высокий, широкий в кости; еще она отметила грубоватые, мужественные черты лица и славные карие глаза. Прикинула, что Блейкстону, должно быть, лет сорок.
— Доброе утро! — повторил Блейкстон, поскольку Лиза остановилась и смотрела на него.
Лиза сконфузилась до пунцового оттенка щек и невозможности вымолвить хоть слово.
— Ну, чего смотришь, будто я съесть тебя собираюсь? Не бойся, я девчонок не ем, — ободрил Блейкстон.
— Вы кто? Я вас не боюсь.
— Что ж тогда покраснела? — по существу заметил Блейкстон.
— Просто нынче жарко.
— Значит, не злишься, что я тебя вчера поцеловал?
— Я не злюсь, хоть это с вашей стороны наглость.
— А что было делать? Ты сама мне в руки бросилась.
— Ничего я не бросилась. Это вы мне дорогу заступили. Поймали меня.
— И расцеловал, покуда ты не очухалась. — Он осклабился, явно от приятных воспоминаний. — Что ж, Лиза, — продолжал Блейкстон, — раз я тебя против воли поцеловал, тебе лучший способ отомстить — поцеловать меня по своему желанию.
— Чтоб я с вами целовалась? — Лиза даже рот открыла от возмущения. — С этаким нахалом?
При появлении Лизы Блейкстон перестал качать детей, и теперь они требовали продолжить забаву.
— Ваши? — спросила Лиза.
— Мои, да только есть и еще.
— Сколько всего?
— Пятеро. Старшей дочке пятнадцать, сыну двенадцать, эти вот, да еще в люльке один.
— Трудно, должно быть, этакую ораву прокормить?
— А то. Тем более шестой на подходе.
— Ну, пенять-то вам не на кого, кроме как на себя, — рассмеялась Лиза.
Кивнула и пошла домой.
Блейкстон смотрел ей вслед — и видел, как за Лизой увязалась добрая дюжина мальчишек. Они просили поиграть с ними в крикет. Цеплялись за руки и юбку, тащили к своей площадке.
— Не буду я играть, — отбивалась Лиза. — Мне еще обед стряпать.
— Зачем напрягаться? — вопил малолетний остряк. — Купи в лавке вареной конины и ешь себе на здоровье.
— Ах ты, маленький сукин сын! — весьма неэлегантно выразилась Лиза и хотела было отвесить мальчишке подзатыльник.
Он увернулся, завизжал от восторга, изловчился и схватил Лизу под коленки; второй мальчик повис у нее на шее, вместе они повалили ее на землю, и все трое стали бороться и кататься. Остальные насели сверху; получилась настоящая куча-мала.
Лиза не без труда высвободилась, сняла шляпу и принялась лупить ею мальчишек, сопровождая хлопки самыми яркими эпитетами. Наконец, задав малышне жару, с видом победительницы проследовала домой, стряпать обед.
4
Погода в официальный выходной выдалась отличная. Правда, безоблачное небо грозило удушающим зноем к полудню, но пока, ранним утром, на улице было свежо и прохладно. Лиза проснулась, распахнула окно, оделась, размышляя, чем бы занять день. Вспомнила, что Салли со своим парнем едет в Чингфорд, а она остается на пыльной улице вместе со стариками да малыми ребятами. Ей хотелось, чтоб был обычный рабочий день, чтоб вообще не было никаких официальных выходных. А то получается, думала Лиза, как два воскресенья подряд, только второе гораздо хуже первого. Мать еще спала, приготовление завтрака могло подождать, вот Лиза и глазела в окно, опершись на подоконник.
Через некоторое время на улице появилась Салли, одетая в порфиру и виссон [9], а точнее, в великолепное красное платье, отделанное плюшем; на голове девушки красовалась огромная шляпа с множеством перьев. Папильотки, которые Салли накрутила еще в субботу, полностью оправдали ожидания — рыжеватая челка лежала как приклеенная. Настроение Салли соответствовало наряду.
— Привет, Лиза! — крикнула она, заметив подругу в окне.
Лиза почувствовала легкий укол зависти и ответила вполголоса:
— Привет.
— Иду к «Красному льву», там Гарри должен ждать.
— Когда отправляетесь?
— Платформа тронется ровно в полдевятого.
— А сейчас восемь; я слышала, только что в церкви пробило. Гарри наверняка еще не пришел.
— Не, он обещал пораньше. Мне дома не сиделось. Мандраж с полседьмого. А подхватилась я и вовсе в пять.
— Ничего себе! И что ты делала, с пяти-то часов?
— Одевалась. Причесывалась. Встала, потому что не могла больше в постели валяться. Я, считай, ночь не спала, все представляла, как оно будет.
— Вот чудачка! — подытожила Лиза.
— Ничего не чудачка. Я ведь не каждый день на пикник езжу. Ох и весело должно быть!
— Совсем сбрендила, — произнесла Лиза несколько раздраженно.
— А ты будто не хочешь на пикник!
— Конечно, не хочу! Хотела бы — поехала бы.
— Ну ты и зануда, скажу я тебе. Тогда хоть другим удовольствие не порть. Я бы на твоем месте ни в жизнь не отказалась.
— А я на своем отказалась. Больше не предложат. — Последнюю фразу Лиза произнесла с легким раскаянием.
— Пошли к «Красному льву». Поболтаем, пока платформа тронется, — попросила Салли.
— Чтоб мне пусто было, если пойду! — с жаром воскликнула Лиза.
— Тебе и так пусто. А я боюсь: вдруг Гарри не пришел, буду одна стоять как дура. Пойдем, Лиза, хоть лошадок посмотришь.
На самом деле Лизе ужасно хотелось посмотреть и лошадок, и платформу, и принаряженную публику, но она еще некоторое время вредничала. Салли повторила просьбу. Наконец Лиза согласилась.
— Ладно, схожу с тобой, дождусь, пока это старое корыто тронется.
Она не потрудилась надеть шляпу, вышла в чем была. Девушки поспешили к пабу, который снаряжал платформу.
Хотя до начала оставалось еще почти полчаса, платформа была на месте, у главного входа — широкая, длинная, с сиденьями, расположенными поперек, каждое сиденье рассчитано на четверых. Платформу волокли две крепенькие лошадки; кучер как раз проверял упряжь. Салли опередили с полдюжины человек; они заняли места на платформе. Гарри еще не пришел. Девушки остановились у входа в паб, стали наблюдать за приготовлениями. Из паба выносили огромные корзины со всяческой снедью; ящики с пивом заталкивали под сиденья, под ноги кучеру, и даже подвешивали под платформой. По мере того как подтягивался народ, Салли волновалась все больше.
— Господи, где его носит! — воскликнула она. — Разве можно так опаздывать?
И стала смотреть в сторону Вестминстер-Бридж-роуд, не идет ли Гарри.
— А если он вовсе не появится? То-то он у меня попляшет! Всю душу вымотал!
— Еще целых пятнадцать минут, — равнодушно заметила Лиза.
Наконец Салли увидела своего дружка и бросилась ему навстречу. Лиза осталась одна. Все эти приготовления, ожидание праздника выбили ее из колеи. О самом факте отказа Тому она не жалела; жалела лишь о том, что принять предложение ей помешала совестливость. Подошли Салли с Гарри; одетый в лучший воскресный костюм, включающий даже сорочку и воротничок, Гарри был под стать своей девушке. Вдобавок он прихватил гармонику, чтоб не скучать в дороге.
— Лиза, а ты что, разве не едешь? — удивленно спросил Гарри, заметив, что Лиза без шляпы и в переднике.
— Нет, отвечала Салли. — Дура, правда? Том ее пригласил, а она уперлась.
— Во дает!
Затем они взобрались по лесенке на платформу и сели, а Лиза вторично за утро осталась одна. Народ подтягивался, почти все места были уже заняты. Лиза знала всех присутствующих, но они слишком боялись, что придется ехать стоя, и потому отделывались от Лизы кивками. Наконец появился Том. Увидел одинокую Лизу и подошел к ней.