— Ээээ….— протянул я, чисто автоматически освобождая моему однокласснику путь на кухню. — Привет, Миша…
— Доброго вечера! Как самочувствие? Хотя сам вижу, что херовое, — неожиданно бурно заговорил Михаил, стоя ко мне спиной, и выкладывая из пакетов продукты и лекарства.
— Я… я не ожидал тебя здесь увидеть, — признался я и смачно высморкался.
— Я сам от себя не ожидал…— прозвучало совсем тихо. Но затем уже громче: — Решил, что навестить тебя будет правильно, тем более что с Ником вы сегодня познакомились. Он рассказал, что с утра ты был плох, и захотелось побыть добрым самаритянином.
— Да. Его с утра я тоже не ожидал, — добавил я, поражаясь, насколько мой персональный кошмар разговорчив сегодня. — Я просто собирался спать.
Это была подлая ложь. Потому что, как только он появился здесь, сон вышибло напрочь. Загородский просто ухмыльнулся и сказал, скорее скомандовал:
— Калинин, ложись-ка ты в постель. Я тебе сейчас чай травяной заварю. А то твое дрожащее субтильное тело просто кричит о том, что болеешь.
Странно, но я послушался. Странно, но я обрадовался, что он здесь. Странно, но я был счастлив, что смог увидеть, как он проявляет заботу. И еще более счастлив, что забота эта направлена на меня.
— Миша, прости меня…— сказал я уже лежа в постели, натянув одеяло до подбородка. Загородский от моих слов застыл на пороге комнаты с кружкой в руке. Его зеленые глаза в свете ночника приняли почти хищное выражение. Казалось, он на мгновение о чем-то серьезно задумался, но пелена вскоре спала с его взгляда и он, как обычно, язвительно произнес:
— С чего вдруг ты уже второй раз передо мной извиняешься?
— Не знаю. Просто чувствую, что должен, — ответил я, искренне так чувствуя.
— У тебя жар, Калинин? — мягко поинтересовался Загородский, ставя настой на прикроватную тумбочку. — Ты уже бредишь.
— Миш…
— Знаешь, я думаю, что пойду. Ты плохо себя чувствуешь и уже довольно поздно. Нужно отдыхать, Калинин. Иначе шефиня сойдет без тебя с ума.
Я хихикнул, на что голова отозвалась небольшой волной боли. А Загородский действительно собрался уходить. Но даже сейчас, ощущая, что температура вновь поднялась до отметки 39.5, я все равно был в здравом уме и крепкой памяти. И я не хотел, чтобы он уходил. Я — убежденный натурал, который десять лет назад оттолкнул его от себя с воплями отвращения, и благополучно испугался его появления в своей жизни снова, не знал, что мне от него нужно. Но и отпускать не желал.
— Миша, останься, пожалуйста…— сам себя шокируя, попросил я, чувствуя, что черепная коробка, налитая свинцом, и уставшие глаза требуют отдыха. — Я не люблю быть один, когда болею.
— Я не думаю, что это хорошая идея, Калинин. Ты сейчас слаб, болен и вполне вероятно, что это просто временное желание побыть в моей компании. Будет очень печально, если я наступлю на те же грабли…
— Пожалуйста…
Уже проваливаясь в блаженную дремоту, я слышал его обреченный вздох. И его предложение спать на диване в гостиной и в случае проблем, звать его. Тогда, уже еле ворочающимся языком я намекнул:
— Меня знобит, Загородский…
— Принести еще плед?
— Это не поможет…
Снова обреченный вздох. И я чувствую, как кровать прогибается под тяжестью его тела. И думаю, что я — самый настоящий кретин. И ощущаю тепло его тела в нескольких сантиметрах от моего, покрывшегося испариной от высокой температуры и дрожи. И слышу его голос:
— И ты будешь не против, если педик своими педиковатыми руками до тебя дотронется?
Уже провалившись в цепкие объятия Морфея, я двигаюсь ближе, впечатываясь спиной в его живот и грудь, устраиваюсь поудобнее в кольце его сильных рук и отчаливаю в продолжительный глубокий сон.
Надеюсь, я дал достаточно утвердительный ответ?
4 глава
-4-
Утро встретило меня запахом кофе, грохотом где-то на кухне и трехэтажным матом. Я сразу же подскочил на кровати, пытаясь понять, кто находится в моей квартире. И только спустя мгновения вспомнил, КТО лежал этой ночью рядом. Щеки предательски заалели, и оставалось только радоваться, что Загородский меня сейчас не видит.
Я чувствовал, что температура еще высокая, но голова уже не болела, и горло, кажется, тоже немного успокоилось. Поэтому я встал с постели в приподнятом настроении и, стараясь запрятать неловкость и смущение от присутствия Михаила в своей квартире и своей жизни куда подальше, прошлепал на кухню.
Загородский стоял у плиты в брюках и рубашке, помешивал что-то на сковородке и сопел что-то себе под нос. Я застыл в дверном проеме и уставился на его широкую спину. И внезапно в моем еще сонном сознании возникла запоздалая, но справедливая мысль: «Я подпустил его слишком близко». И именно сейчас, наблюдая за этим взрослым, уверенным в себе мужчиной, я понял, что боюсь его. Боюсь его дальнейших действий. Боюсь, что что-то между нами необратимо сдвинулось с мертвой точки. «А что же мне от него нужно?» — было последним, что я подумал, когда добродушный голос произнес:
— Неужели моя спина так интересна для разглядывания, Калинин?
— Доброе утро, Миш, — я присел на краешек стула и налил большую чашку горячего сладкого кофе с корицей. Говорят, настоящий кофе нужно пить несладким. Изверги! Это же гадость!
— Как самочувствие? — поинтересовался Загородский, поставив передо мной тарелку с сырным омлетом. Ням! — Ты так забавно выглядишь. Как воробей нахохлился.
— Я же болею. И я не воробей, — промямлил я, пережевывая завтрак и жмурясь от удовольствия.
— Не ожидал от тебя такого вчера. Я думал, ты ко мне на пушечный выстрел не подойдешь. Видимо, во время болезни твои инстинкт самосохранения и здравомыслие притупляются,— задумчиво проговорил Михаил, глядя мне в глаза. И почему он всегда так пристально в них смотрит?! Словно без слов может прочитать все, что я думаю. Всегда таким был.
— Миш, давай поговорим,— начал я неуверенно. Должно быть, в моих глазах отразились испуг, неуверенность и сомнение, так как:
— Не надо меня бояться, Калинин, — голос серьезен, как никогда. — Неужели ты думаешь, что я тебе что-то плохое сделаю?
— Нет. Я так не думаю, — я старался звучать как можно убедительнее.
— И тем не менее, ты продолжаешь от меня отдаляться. Не переживай. Я не буду к тебе приставать. Это произошло всего один раз и больше не повторится никогда.
— Миш, дай же мне сказать…
— В этом нет необходимости. Я и так знаю, что ты хочешь сказать. Всегда знал. Видишь ли, тебя всегда было легко прочитать. Ты еще с детства был таким наивным, открытым, чистым. Я даже завидовал. Я скуп на эмоции, поэтому не могу быть открытым со всеми подряд…— он сделал почти МХАТовскую паузу, а я не знал, чем ее заполнить, потому что окончательно запутался.
— Я пойду. А то шефиня и меня занесет в черный список. Ужас! — картинно закатил глаза Загородский, и поднялся со стула.
— Миша, я же…
— Расслабься. И даже не пытайся разобраться…Просто забудь. И поправляйся скорее.
В воскресенье утром мне позвонил Прохоренко, и чуть ли не визжа в трубку, аки красна девица, проинформировал:
— Друг, сегодня мы идем в ресторан. Я, Машуля, ты и ее близкая подруга. Понимаешь, к чему я клоню?
— Нет.
— Ну, брат, у тебя от гриппа мозг разжижаться начал, что ли? Двойное свидание. Ужин, Темыч, ужин.
— С каких это пор ты работаешь сводником? — осведомился я, уже заранее зная, что соглашусь. И пойду на свидание вслепую.
— Обижаешь. Я, можно сказать, с пеной у рта пытаюсь устроить твою личную жизнь!
— Хорошо-хорошо. Во сколько?
— В семь. В ресторане «Элегия», — я даже присвистнул, ведь ресторанчик был непростой. Можно сказать золотой.
— Договорились, — я отключился. И подумал, что думать постоянно — очень вредно для здоровья. Особенно, когда в строгий ход и логический порядок твоих дум врывается зеленоглазое чудовище, готовящее вкуснейший кофе с корицей и омлеты.
Девушку звали Настя. Анастасия. Красивое «царское» имя. Она заметно стеснялась, как впрочем, и я, поэтому показалась мне скромной и тихой девушкой. Когда мы разместились за столиком в «Элегии» и уставились в меню, попутно просматривая цены, и мысленно молились, чтобы девушки оказались сидящими на диетах, сытыми, вегетарианками, да кем угодно, лишь бы заказывали в меру. Мы с Димкой, как-никак были джентльменами, так что один приличный кутеж здесь заметно бил по нашим карманам. Но послав к черту снобизм, мы принялись развлекать спутниц беседой и ждать, когда принесут заказ.
У Насти были красивые серые глаза, не обладающие глубиной или необычными искорками, но удивительно ясные и добрые. Светлые волосы, подстриженные «под каре», четко, но правильно очерчивали ее аккуратненький профиль. И фигурка у девушки была потрясающая. Я внутренне опасался, что собеседник из нее получится не ахти какой, но мои тревоги не оправдались. Им просто суждено было рассыпаться прахом перед Настиными интеллектом и эрудицией.
— И кем же вы работаете, Настя? — полюбопытствовал я, все еще обращаясь к девушке на «вы».
— О, я работаю медсестрой в больнице и попутно учусь на дизайнерском факультете.
— Такие разные профессии. Почему же на дизайнерский факультет пал ТВОЙ выбор? Прости, что сразу перехожу на «ты».
— Все в порядке. Я и сама хотела тебе это предложить. Просто я очень люблю рисовать, составляю неплохие схемы интерьера, да и потом дальтонизмом не страдаю, так что неплохо разбираюсь в цветовой гамме, — она улыбнулась.
— Надеюсь, из тебя получится отличный дизайнер. …
— А Настюшка у нас умеет предсказывать судьбу! — гордо заявила Маша, поднося к губам бокал шампанского. По-моему мнению, уже лишний.
— Это правда?— учтиво поинтересовался я, хотя в Судьбу верил с трудом, а в тех, кто пытается ее разгадать — и подавно.
— Хм, ну как сказать. Я хорошо гадаю на картах. Я их, можно сказать, «вижу». Это у меня от бабушки. Она научила. Другое дело, что Судьбу никогда нельзя предсказывать, ее можно просто читать.
— То есть, нельзя узнать, что будет? — я всерьез этим заинтересовался. Уж очень интересно моя собеседница рассказывала.
— Можно только обрисовать ситуацию, и то нечетко, только силуэты. Можно сказать, составить предварительный план…Хотя карты тоже иногда молчат.
— Странно, я никогда не верил во всю эту лабуду. Но думаю, что это должно быть интересно.
— Я погадаю тебе как-нибудь…Когда придет время…— загадочно вымолвила Настя, и мне даже показалось, что в ее глазах промелькнуло что-то таинственное…
Вечер прошел в теплой дружеской обстановке. Настя оказалась действительно очень живой и веселой девчушкой. Возможно, подействовало шампанское. Возможно, она просто поняла, что я не «злой и страшный серый волк». В любом случае, я почувствовал, что захочу снова ее увидеть, и просто так это знакомство для меня не пройдет.
Ближе к одиннадцати мы стали выходить из ресторана. Погода была чудесной. Черное небо, усыпанное миллиардами звезд, легкий бодрящий ветерок и свежий воздух. Машка и Прохоренко, будучи в подпитии, были довольны и погодой, и жизнью, и нами, и в первую очередь, собой. Поэтому шли чуть ли не в обнимку, ликуя аки малолетние школьники, сделавшие на раз суперсложное задание. Было забавно за ними наблюдать.
— Тем, я возьму тебя под руку? — нерешительно начала Настя.
— Разумеется, мадемуазель!
Все было чудесно. Абсолютно все…Пока я не увидел идущих нам навстречу Загородского и Никиту, о чем— то оживленно болтающих. Я внутренне возмущался, что в городе полно ресторанов, а их дернуло идти именно в тот, где были мы!
Но присмотревшись повнимательнее, я почувствовал, как кольнуло в сердце. Самым наглым образом. Загородский смеялся. Заразительно и весело. Я никогда не видел, чтобы он так ярко и живо проявлял свои эмоции, а здесь его ничего не сковывало. Но ошеломляющее удивление прошло, так как я осознал: причиной его веселого настроения был Свиридов. Улыбающееся светловолосое «солнце», которое вертелось вокруг него постоянно. Человек, который очень сильно меня раздражал. Именно тем, что был Загородскому кем-то, кем я не мог стать…
— О, какая встреча! — воскликнул Прохоренко, отчего захотелось дать ему смачного пендаля. — Михаил Валерьевич!
Они нас заметили. Подошли и поочередно представлялись друг другу. Но Загородский разом посерьезнел. Потому что увидел, как Настя держит меня под руку и прижимается ко мне, стараясь согреться. Он даже не удостоил меня взглядом. Вновь. И только Никита и подвыпивший Прохоренко спасали ситуацию от попадания в разряд «напряженные».
— Аншанте, прекрасные дамы! — начал Свиридов, целуя поочередно руки нашим спутницам. — Вы тоже решили покутить?!
— Мда, уже откутили свое, — добавил Димка, сияющий аки начищенный до блеска медный таз. Все-таки сразу видно, что они со Свиридовым — одного поля ягоды. Компанейские и разговорчивые. — Ладно, мы пойдем.
— Счастливо!
Я хотел, чтобы Загородский посмотрел на меня. Поднял свои холодные зеленые глаза и просто посмотрел. И вновь мне стало страшно. От того, что я требую чего-то неправильного и лишнего. Но Михаил только скользнул по мне взглядом, натянуто улыбнулся Насте и потянул Свиридова за собой, скорее сворачивая общение.
Я провожал Настю до дома. К типовым пятиэтажкам. В район, находящийся за тридевять земель от моего собственного жилища. Но я был не против. И только настроение мое неуклонно катилось к нулевой отметке. Я не знал, что еще мне в этой жизни надо. Что мне делать? Как себя вести с Михаилом? И опять, черт побери, я думал о нем. Идея фикс. Наваждение, которое нельзя подпустить ближе, но и оттолкнуть практически невозможно.
— Спасибо за чудесный вечер! — наконец заговорила Анастасия, отпуская мою руку и смотря мне в глаза.— Я рада, что с тобой познакомилась.
— Аналогично! Я тоже очень рад, что узнал тебя, — и это была чистая правда. Только лишенная всякой романтики и сентиментальности. Простая дружеская правда.
— Что ж. Спокойной ночи, Настя, — вежливость превыше всего.
— Да. Спокойной ночи, — проговорила она, смотря мне в глаза несколько мгновений, а затем резко подалась вперед и поцеловала меня в губы. Я был ошеломлен, но все же ответил на поцелуй, углубляя его. Ее губы были мягкими и податливыми. Со вкусом персика. Едва уловимым.
Мы стояли перед подъездом ее дома и целовались. Я отвечал, и мне нравилось. Но где-то глубоко внутри меня росло дикое, неподдающееся контролю желание, чтобы целовал меня сейчас кое-кто другой…
5 глава
С воскресного ужина и знакомства с Настей прошла неделя, которую я благополучно провел дома. Нет, не в отдыхе. А в составлении компьютерных программ и их тщательной проверке — работе, которую милостиво по электронной почте мне скинула «глубокоуважаемая и обожаемая» Наталья Вячеславовна. Просто в начале рабочей недели Прохоренко самым наглым образом сдал меня, сказав, что моя персона уже поправилась и вполне может вновь вернуться в трудовую колею. Такого предательства я не мог от него ожидать. Зато потом корыстно использовал сей факт измены Родине себе в пользу, заставляя Димку приходить и помогать мне, попутно требуя принести чего-нибудь вкусненького.
Настя так быстро и изящно вошла в мою жизнь, что я даже не знал, что с ней делать и в статусе кого девушка чуть ли не каждый вечер или забегала ко мне после работы, или вытаскивала на прогулки — дышать свежим воздухом. Предполагалось, что она должна считаться моей пассией, быть обожаемой мной и любимой, но таких серьезных чувств Настя во мне не вызывала. И я боялся, что ее это расстроит. Но она была так же дружелюбна и открыта, как всегда.
Дальше поцелуев дела не заходили. И не потому, что Анастасия была не привлекательна сексуально, а просто меня в этом плане не привлекала. Наши отношения могли походить на отношения супругов, проживших в браке счастливых лет пятьдесят. Словно страсть ушла, хотя между нами ее и не было никогда, и остались только привычка, взаимоуважение и какая-то почти детская, невинная симпатия. Но я знал, чувствовал, возможно, интуитивно предполагал, а возможно, сказывалась специфика моей мужской психологии, что моя «девушка» хочет большего. Много большего. Это мелькало в ее ясных серых глазах, каждый раз, когда мы заканчивали наши прогулки по городу продолжительным поцелуем. Но я не мог разделить ее желания. Я хотел другого…Именно. ДРУГОГО! Зеленоглазого, черноволосого, со спортивной фигурой мужика. Немногословного, противного, саркастичного мерзавца. С этой возмутительной мыслью я смирился. Я действительно испытывал к Загородскому сексуальное влечение. И что самое удивительное — только к нему. По отношению к остальным представителям сильной половины человечества, даже если они и были брутальны и привлекательны внешне, я оставался абсолютно асексуальным.