Бумеранг - Лаврова Ольга 6 стр.

– А они балбесы?

– Да, Зиночка. Здесь, – Пал Палыч касается лба, – небогато. Между прочим, насколько слаженно они кра­ли, настолько сейчас действуют вразброд.

– Отсутствует моральная сплоченность? – хмыкает Томин.

– И они абсолютно не собирались попадаться! К этому не готовились.

– Самонадеянность? К чему ты клонишь, Пал Па­лыч?

– Что кто-то их натаскал, Зинаида. Внушил веру в успех. Сплотил, – отвечает за него Томин. – Так?

– Так, Саша. Уровень замысла и исполнения выше, чем их способности. Пахнет башковитым режиссером!.. Я занимался арифметикой. Что изъяли при обысках, вы знаете. Сильно меньше, чем рассчитывали. Складываем: изъятые деньги, плюс стоимость купленных вещей, плюс то, что пропили-прогуляли. В итоге у каждого не хватает большой суммы, которая неизвестно куда делась. Они выражаются туманно: утекла.

– А не припрятали?

– Фокус, Зиночка, в том, что не хватает примерно поровну.

– Ты их шевельнул? – спрашивает Томин.

– На режиссерскую тему? В штыковые атаки ходил! Не пробьешься, рот на замке.

– Если был уговор четвертого не выдавать, значит, все-таки обсуждали… – начинает Кибрит.

– Вариант поимки? – заканчивает Пал Палыч. – Я грешу на очные ставки. Такая иногда коварная штука!

– Слушай, Зинаида, слушай! Новое слово в уголов­ном процессе! Я тебе выловил из водички Калмыкова, он назвал остальных, а те строят невинность. Как было не дать очных ставок? Да ты их вскрыл Калмыковым, будто консервным ножом!

– Но тот же Калмыков мог сигнализировать: призна­емся от сих до сих, учителя оставляем за кулисами.

– А! Что толку гадать? Опять Томин, опять ноги в руки. Теперь ищи режиссера. Сколько одной обуви сносишь!

– Попробуем сберечь подметки, – улыбается Пал Палыч. – Составь мне список знакомых Колесникова, Калмыкова и Тутаева.

– И дальше?

– Есть одна мыслишка, авось сработает.

* * *

Вероника Антоновна выходит из лифта, отыскивает нужный номер квартиры. Собравшись духом, нажимает кнопку звонка.

В дверях появляется хорошенькая, совсем еще юная девушка.

– Здравствуйте, вам кого? – вопросительно произ­носит она.

– Вы сестра Дашеньки Апрелевой?

– Да…

– Могу я повидать вашу маму?

Девушка делает движение внутрь, но какое-то сомне­ние заставляет ее вернуться.

– А зачем?

– Понимаете… Я Былова…

Девушка приглушенно ахает.

– Марат – ваш сын? – шепчет она.

Вероника Антоновна кивает. Девушка тянет ее из при­хожей на лестничную площадку.

– Я не пущу вас к маме! Зачем вы пришли? Как вы могли прийти к нам?!

– Я должна узнать… что произошло тогда с Дашень­кой и Колей… Мне намекнули, будто Марик… будто он в чем-то виноват…

– Он во всем виноват! Он их бросил, а мог спасти! Он все равно что убийца!

– Как вы можете это говорить?!.. – заклинает Веро­ника Антоновна в ужасе.

– Это все говорят! Все, кто там был!

* * *

А Марат, не чуя беды, готовит новую «постановку». Будущие исполнители – «экскурсовод» Миша и водив­ший автобус Сергей – сидят у него над чертежом, по которому Марат водит указкой.

– Во дворе вас высадят, перед вами будет второй корпус от въездных ворот, – говорит он.

…Былова в своей комнате ставит на проигрыватель пластинку с собственной записью и тихо выходит в ко­ридор.

… – План первого этажа, – продолжает инструктиро­вать Марат. – Это коридор.

– Людный? – осведомляется Миша.

– Нет. Левая стена вообще глухая – зал заседаний. Справа – библиотека, медпункт и одна лаборатория. Ко­ридор упирается в вестибюль, здесь касса. К ней надо успеть без четверти два: деньги будут уже готовы, а получатели еще не явятся. Третьим пойдет парень в форме военизированной охраны. Он блокирует коридор и в слу­чае чего даст вам дополнительное время.

– На что нам лишний? – говорит Миша, испытующе глядя на Марата. – Шел бы сам.

– Я?..

– Ты же гарантируешь безопасность.

– Миша, меня там знают, – выворачивается Ма­рат. – Иначе бы с радостью!

– Надежный? – спрашивает Сергей. – Парень-то?

– Надежный. Раньше выкупал у проводников пустые бутылки – с поездов дальнего следования. И, естествен­но, сдавал.

– Сколько имел? – с живым интересом спрашивает Миша.

– Точно не скажу, но жил не тужил. А теперь насчет бутылок, сами понимаете… Обиделся человек, озлился. Надежный.

– Всех прижали, дышать нечем! – ярится Миша. – Кому, к примеру, мешали наши экскурсии? А нашлась сволочь – стукнула! Сторожа нашего с автобазы попер­ли, такое милое дело загубили! Тут хуже сатаны оз­лишься!

– И еще комиссия, – сопит Сергей.

– Какая комиссия?

– По трудоустройству, – отвечает Миша. – Довели нас с Серегой: идите работать, идите работать…

– Это не страшно. Оформлю вас в сторожа. Ночь дежуришь – практически просто присутствуешь, – двое суток гуляешь. Тепло, светло, диванчик, и не обязатель­но коротать время одному. В самый раз для румяных молодых людей.

Приятели переглядываются: пожалуй, годится.

– А чего платят? – вопрошает Сергей.

– Ты намерен жить на зарплату? Что вам зарплата, други, когда деньги везде! Читаешь вывеску «Продмаг», думаешь: это сколько же? «Почта» – то же самое. По улице пройти невозможно – сплошные искушения! «Па­рикмахерская» – деньги, «Аптека» – деньги. «Сувениры», «Мебель», «Кафе», «Парфюмерия» – везде лежат, родимые, ждут умелых рук! Обезуметь можно!

В глазах Марата и впрямь тлеет диковатый огонек. Парни наэлектризованы соблазнительными речами. Через минуту Серега нарушает воцарившееся молчание, прислушиваясь к меланхолическому романсу за стеной.

– Это мать, да? Как жалостно поет-то, прям за сердце…

– Однако вернемся к делу. – Марату претит обсуж­дать с ними материнское пение.

– Главный вопрос – влезть в кассу. Шухер подымет­ся, – говорит Миша.

– Предусмотрено, – кивает Марат. – За что себя уважаю – умею придумать нестандартный ход. Кассирша отопрет сама.

– Шутишь!

– Ничуть. Под дверью кассы ты, Миша, – у тебя натуральней получится – кричишь отчаянным голосом: «Марья Петровна! Скорей, Федор умирает!» Это хоро­шенько отрепетируем.

– Кто такой Федор?

– Обожаемый муж кассирши, трудится рядом в лабо­ратории, – показывает на плане, – больное сердце. Есте­ственно, она бросится к умирающему супругу. Как только откроет дверь, зажимаете ей рот и оглушаете по голове.

– Это давай ты, – говорит Миша приятелю.

– Ладно.

– Остается взять деньги и уйти через подъезд, кото­рый я показывал. Там будет ждать синий «Москвич»…

– На словах все проще пареной репы.

– Не на словах, Миша. Люди со мной уже работали, и весьма успешно!

…Мы видим переднюю, где Вероника Антоновна, стоявшая под дверью комнаты Марата, медленно отсту­пает, держась за голову. Она все слышала и все поняла о сыне до конца.

* * *

Пал Палыч осуществляет свою «мыслишку».

– Держите бумагу, – вручает он Сене Калмыкову чистый лист. – Пишите сверху: «Следователю Знаменс­кому». Пониже: «По вашей просьбе собственноручно со­ставляю перечень своих знакомых».

– А для чего? – подобострастно спрашивает Кал­мыков.

– Для приобщения к делу. Следствие, суд и адвокаты должны знать, в каком кругу вы вращались. Если сочтут нужным, кого-то попросят вас охарактеризовать.

…Теперь перед Пал Палычем Сема Тутаев. Он запол­нил лист донизу, перевертывает, задумывается.

– Всех-всех писать?

– Конечно. Наверно, будут и положительные отзывы?

– Обо мне? А то как же!

– Вот и пишите. Учтем.

…Завершение процедуры мы наблюдаем с участием Ильи Колесникова.

– Вот, пожалуйста. Все. – Он протягивает Пал Палычу три листка, густо испещренных именами. – Отдельно я озаглавил «Друзья», отдельно «Разные знакомые».

– Многочисленное общество.

– Старался уж никого не забыть, гражданин следо­ватель!

* * *

– Какой вечер чудесный, – говорит Стелла, выходя с Барсуковым из подъезда его дома. – Где ваши окна?

Он ведет ее за угол и показывает.

– Отсюда слышно, если кто-нибудь из ребят про­снется и заплачет?

– Они не просыпаются!

Однако Стелла садится на скамью, и он опускается рядом. За незначительными фразами, из которых вяжется разговор, проглядывают взаимный интерес и симпатия.

– Почему плаксики, Леша? Боевые ребята. Опти­мисты.

– До года стоял дружный рев – прозвище по старой памяти. А моя мать зовет барсучата. Барсуков – барсучата… Спасибо вам, что пришли.

– Вам спасибо, очень вкусно накормили. Для мужчи­ны вы образцово ведете дом.

– Если честно, не всегда такой порядок. Сегодня – в вашу честь… Удивительно, живем чуть не рядом, и я вас не видел!

– Много ли вы замечаете – кроме барсучат?

– Иногда все-таки замечаю!.. Но в целом вы правы: я принадлежу им. Стараюсь возместить… чего они лишены. Перевернуло меня, понимаете? Теперь все только с точ­ки зрения их пользы.

– А будет ли польза, Леша? Позиция опасная.

– Избалую, испорчу? Говорили. Говорили, что выра­стут махровые эгоисты. Но не надо об этом, Стелла! Боюсь… поссоримся, едва познакомились.

– Ну и глупо… Знаете, Леша, я все равно скажу, что думаю. Если суждено поссориться, лучше не тянуть… Не то что балуете, – начинает Стелла, помолчав. – Чтобы избаловать, как это обычно понимают, вам не хватит материальных средств, извините за прямоту… Но вы сте­лете ребятам под ноги свою жизнь, как ковровую дорож­ку. Что от вас останется лет через десять, Леша? Кормя­щая единица? А сыновьям нужен отец – яркий, смелый… чтобы гордиться… Подражать. Потеряете себя – они тоже много потеряют.

Стелла сказала то, о чем Барсуков до сих пор не задумывался. Что, если предостережения ее справедливы?

– Мы поссорились? – после паузы спрашивает Стелла.

– Нет… может, вы опять правы? Надо это обдумать.

– Договорились! – Стелла протягивает руку, Барсу­ков задерживает ее в своих ладонях.

* * *

Вероника Антоновна с маленьким чемоданчиком мед­ленно пересекает переднюю. У наружной двери оборачи­вается и смотрит вокруг странным пристальным взором.

Касается концертной афиши на стене. Задерживает взгляд на двери в комнату Марата… Медленно выходит на лестницу, и замок за ней глухо щелкает.

* * *

– Ни в одном списке его нет! – говорит Томин, потрясая бумажками Калмыкова, Тутаева и Колесникова. – «Забыли» мотоциклисты общего приятеля – Мара­та! Скрыли и тем выдали!

– Вот: отсутствие информации есть тоже информа­ция. Так что это за Марат?

– Любопытно я на него вышел. Зондирую домаш­них. Говорят, часто звонили какому-то Марату, назна­чали встречи, но нам про него ничего не известно. Ах ты, думаю, соблюдал конспирацию, как же до него добраться? И вдруг сестренка Тутаева – малявка с ко­сичками – вдруг заявляет, что у Марата мать – знаме­нитая певица. Фамилия? – спрашиваю. Знаю, говорит, только не помню. Бились, бились, потом я чисто по наитию: «Не Вероника ли Былова?» И, представляешь в точку!

– Итак, Марат Былов. Кандидат в режиссеры…

– Режиссер, Паша! – уверенно поправляет То­мин. – Вот послушай про него. Подающий надежды ма­тематик и завзятый альпинист. То и другое в про­шлом, – отвечает он на удивленное движение Пал Палыча. – Два с половиной года назад повел группу в горы. После конца сезона. Хотел кому-то доказать свое превосходство над простыми смертными. Внезапно – ледяной ветер, снегопад. Короче, двое новичков погиб­ли. Он их покинул, спасая собственную шкуру. По месту происшествия завели было дело об оставлении без по­мощи, но оно развалилось. За недоказанностью… Само­влюбленный, легко входит в доверие, умеет влиять на окружающих.

– Но это немножко из другой области, чем касса.

– Не скажи! Я отлично представляю: считал себя героем, люди верили, шли за ним без оглядки. Красовал­ся, рисовался, – бац! – публично открылось, что подо­нок. Альпинистская среда его изгнала. Из аспирантуры попросили: в том походе он использовал бланки кафедры для каких-то ходатайств.

– И теперь берет реванш? Мстит за унижение?

– Почему нет? Карьера поломана, а в рядовых ходить не умеет… Привычка верховодить, злобный маленький фюрер… Паш, шевельнем?

– А что мы имеем против Марата Былова? Реально?

– Ничего. Но… покажи-ка мне, в каком НИИ работал раньше Колесников?

Пал Палыч отыскивает нужные сведения.

– Так и есть! – с торжеством восклицает Томин, сличив название с записью в своем блокноте. – В том же НИИ шоферит Барсуков! Человек, бывший рядом с уни­вермагом во время кражи.

– Первый раз слышу!

– Конечно. Ты тогда еще не подключился. Он все отрицал и не попал в свидетели.

– И он знаком с Колосниковым?

– Даже с Маратом! Если начистоту, – кается То­мин, – вылетел из головы этот Барсуков… и влетел об­ратно только вчера вечером. Наши мотоциклисты называ­ли его в телефонных разговорах с Маратом, понимаешь? Я привезу Барсукова, а Паш? Уполномочь!

* * *

А Барсукова обрабатывает Марат.

– К тебе в кузов сядут трое. Провезешь на территорию института, там высадишь. И все.

– Но зачем?

– Не знаю, им это нужно. Думаю, пустяки, Леша.

Наступает натянутая пауза. Марат, разумеется, чув­ствует, что Барсуков не тот, что прежде, но поначалу продолжает играть в дружескую непринужденность.

– Что-то ты запропал. Как мелюзга? Все их справки переданы, скоро будут путевки.

– С ребятами некому поехать. Я, собственно, пришел забрать метрики. – Барсуков говорит нейтрально, он пред­почел бы расстаться с Маратом без выяснения отноше­ний. – Что касается каких-то троих, такие вещи не по мне.

– Да?.. – Марат неприятно удивлен решительным отпором. – Ты чистюля?.. – И сбрасывает личину доброжелательства. – А кто был соучастником кражи в Се­лихове? Кто стоял в кустах? Как там у вас называется – на шухере?

– Ты… с ума сошел!..

– Один из тех парней в шлемах – твой бывший со­служивец. Зачем ему скрывать, что Леша Барсуков имел свой куш?

– Ты не веришь тому, что говоришь!

– Зато в органах поверят. Сам подставился: ведь ты соврал, что ничего не видел, а?

– Марат… зачем все это?

– Чтобы слушался!

– А не послушаюсь?

– Будешь иметь дело с очень злыми людьми. Очень, очень злыми, – зловеще повторяет Марат. – Ты хорошо понял? – И, довольный произведенным впечатлением, повелительно заканчивает: – К тебе сядут завтра, через неделю, через месяц – когда понадобится. И не вздумай вилять!

* * *

Теща Барсукова разговаривает с ним по телефону:

– Хоть убей, Леша, не разберу, что ты задумал!.. Да почему их везти к бабушке, в Тулу? Я им разве не бабушка? Ну хорошо, ну как знаешь… Да-да, забрать из сада, отвезти к Елизавете Григорьевне, никому не гово­рить… И что такое творится? – недоумевает она, кладя трубку и начиная поспешно одеваться.

Следующий звонок – Стелле.

В белой шапочке и халате она моет руки, когда слы­шится голос: «Доктор, вас к телефону!»

Стелла подходит к аппарату.

– Да?.. Здравствуйте, Леша… – Она слушает, и улыб­ка сменяется тревогой. – Нельзя встречаться? А что слу­чилось?.. Понятно. То есть непонятно, но раз вы не хотите объяснить… Удачи? Желаю удачи. Поцелуйте барсучат и… не исчезайте совсем с горизонта…

Барсуков вешает трубку в телефоне-автомате:

– Теперь, Марат, поглядим, кто кого!..

…Непривычно сутулясь, подходит он в сумерках к дому.

– Товарищ Барсуков! – из затененного угла выступа­ет Томин.

– Вы?!.. – с искренней радостью восклицает Барсу­ков. – Вы мне позарез нужны!