Фрэнклин Куиллер посмотрел на Макферрина и по слогам произнес:
– Пе-ли-ас, Колин. Поработай с Пелиасом для нас, и ты окажешь неоценимую услугу всей американской нации, по-настоящему выполнишь свой гражданский долг. Теперь ты понимаешь меня?
– А что дальше, Фрэнк? После Пелиаса? Что меня ждет дальше? Пошлют убивать президента? Или он уже мертв?
– Боже милостивый, Колин. Мы не желаем смерти Бурлингейму, хотя против того, чтобы его переизбрали. Эдварда следует убедить сойти с политической арены. В этом случае его место займет Отис Дэнфорт. Дэнфорт будет выдвинут кандидатом на ближайшем партийном съезде, затем победит на выборах. Можешь положиться на меня, мой мальчик.
– А Дэнфорт – ваш человек?
– Да, – произнес Куиллер. – Отис на нашей стороне. Это, естественно, подразумевает, что мы будем направлять все его действия.
Макферрин подался вперед и положил руки на столик, ладонями вверх. Он посмотрел на Дугласа, пытаясь заглянуть в глаза своему бывшему другу. Когда это ему не удалось, Колин повернулся и прямо взглянул Куиллеру в лицо. Затем спокойным и ровным голосом он заметил:
– Вы всё рассказываете мне, посвящаете в ваши планы потому, что легко можете меня убрать с дороги. Ваши убеждения не столь уж незыблемы, чтобы выстоять в одиночку. В противном случае вы бы предоставили мне самому возможность принимать решение. Однако я здесь – заключенный, и вы держите меня по той простой причине, что сами не очень верите в то, что говорите. Вы опасаетесь, что ваши убеждения не выдержат конкуренции на свободном рынке идей. Вот так обстоит дело. Я свое сказал. А что скажете вы, Фрэнк?
Куиллер будто только теперь заметил присутствие Макферрина в комнате. Он долго и пристально смотрел на Колина.
В гостиной воцарилось молчание, атмосфера была накалена, как перед грозой.
Наконец, пытливо глядя Колину в глаза, Куиллер заметил:
– Я отвечу так. Ты свободен, Колин. Да, свободен, сынок. Эймес отвезет тебя в Филадельфию или в Вашингтон, в общем туда, куда ты захочешь.
– А что дальше? – спросил Макферрин.
– А дальше – ничего, – улыбаясь, проговорил профессор. – Просто через день-два позвони мне и сообщи о своем решении.
«Происходило ли все наяву? – лихорадочно соображал Макферрин. – Неужели я на свободе?»
Но конечно, свободным Колин не стал. Он никогда уже не будет свободным. Его постоянно станут преследовать либо просто убьют. А если рассматривать смерть как своего рода свободу, то обрести свободу можно только такой ценой.
Макферрин устроился на заднем сиденье машины, Эймес находился за рулем.
Так теперь отныне и будет. Придется сидеть сзади, а тебя повезут туда, куда, по их мнению, ты
* * *
В тот вечер Морган Дрексел допоздна засиделся в своем кабинете в Лэнгли.
Была почти полночь, но красивая старинная лампа по-прежнему освещала антикварный письменный стол директора ЦРУ. Морган Дрексел знал, что ему не так много удалось сделать. Он даже знал, что ему просто ничего не удалось сделать.
И все же сидение за столом несколько успокаивало.
Эдвард Бурлингейм провел ночь с первого на второе августа в военно-морском госпитале «Бетесда».
Врачи уложили президента в кровать в семь вечера, предварительно дав снотворное. Затем Бурлингейма навестила жена Мэри с детьми, которые пробыли у него до половины восьмого.
Фрэнклин Куиллер вечером первого августа выступил в нескольких телевизионных программах. Так же, как и госсекретарь Отис Дэнфорт.
Куиллер и Дэнфорт обратились к согражданам, с болью и трепетом воспринявшим недавние события, с призывом восстановить порядок в стране, чтобы повсеместно восторжествовали разум и справедливость.
– Экстремизму, – заявил профессор Куиллер, – нет места в свободном и открытом обществе, особенно когда опасности подвергаются наши лидеры.
Отис Дэнфорт, отвечая журналистам на вопрос относительно его реакции в связи с покушением на жизнь президента США, заявил следующее:
– Я до глубины души потрясен и обескуражен, когда думаю о том, что президент Соединенных Штатов Америки не может спокойно и в полной безопасности передвигаться по дорогам собственной страны.
Колин Макферрин и Валери Крейг заснули в объятиях друг друга в третьем часу ночи.
Они безмятежно проспали несколько часов, не двигаясь, ничего не чувствуя, забыв обо всем на свете. Когда кто-либо просыпался ненадолго, то старался не шевелиться, не смея нарушить сон любимого человека.
17
Валери возродила в нем желание жить. Жить на любых условиях.
На смену этим размышлениям пришли и другие. Колин вспомнил Куиллера и все связанное с ним.
Наступило утро, начался новый день, и предстояло обдумать свои дальнейшие действия.
Валери подошла к нему:
– Наша жизнь стала бы лучше, Колин, если бы я в данный момент была свободна. Если бы мы всегда были рядом, скажем, где-нибудь в другом месте. Возможно, тогда вообще многое не имело бы значения и все эти куиллеры занимались бы своим делом и не существовали для нас. А мы с тобой отгородились бы от них и просто любили друг друга. Если бы я только была свободна! За такую жизнь я отдала бы все. Мы могли бы тогда дать куиллерам весь мир на откуп. Так или иначе, от нынешнего мира все равно дурно пахнет. Нам нужен лишь свой кусочек земли, и мы обнесли бы его электрической проволокой и стеной, заперли бы ворота, заперли бы входные двери и любили бы друг друга до потери сознания. Не так уж плохо, правда? Это нас вполне бы устроило.
– Детка, – грустно проговорил Макферрин. Он обнял Валери и прижал ее к себе. – Да, так вполне могла бы выглядеть наша жизнь, если бы на практике это было возможно. Но, увы! И нам уже нигде не найти такого участка, так же как не существует такой высокой стены, такой неприступной ограды, такого прочного замка, за которым можно укрыться. Уже просто невозможно спрятаться и затаиться, поскольку они проникли и сюда, они здесь. И от них никуда не скрыться, поскольку они уже там, куда ты еще только собираешься пойти. Бросать начатое я ни за что не намерен! Играть же в игры с куиллерами нет никакого смысла, поскольку каждый раз придется переступать через самого себя. Но и не играть с куиллерами в их игры тоже нельзя, потому что они весь мир превратили в собственное футбольное поле.
Валери ласково дотронулась до его руки:
– Ну, хорошо. Но как же в таком случае ты поступишь? Что тебе остается? Если ты не можешь принять их сторону и не можешь спастись бегством, что тогда тебе остается, Колин?
Колин пристально посмотрел на Валери.
– Я пойду напролом, – убежденно заметил он.
– Они убьют тебя.
Пока Валери принимала душ, Макферрин решил позвонить Куиллеру. Он назвал свою фамилию, и телефонистка Белого дома тут же соединила с советником президента.
– Я готов, – проговорил Макферрин.
Больше он ничего не сказал.
– Высылаю машину, – лаконично ответил Куиллер.
Вот и все, что посчитал нужным сказать Колину специальный советник президента США.
18
Молодая женщина, которая сначала попросила Колина подождать в приемной, а затем сообщила, что господин Куиллер примет его, была писаной красавицей.
– Так вот, Колин. Дело обстоит следующим образом. Буду с тобой предельно откровенен. Если ты выкинешь какой-нибудь глупый номер, то будешь тотчас же объявлен душевнобольным. В госпитале «Уолтер Рид» сфабрикованы документы, которые, как положено, подтверждают, что ты однажды уже находился там на лечении от шизофрении, а в прошлом году прошел курс интенсивной шоковой терапии. Трое психиатров подтвердят диагноз – маниакально-депрессивный психоз с острыми параноическими проявлениями. Это по поводу твоих возможных планов поведать прессе обо всех наших сокровенных желаниях и идеях.
Колин спокойно затянулся сигарой и ухмыльнулся:
– Честно говоря, Фрэнк, время от времени я действительно чувствую, что никак не могу совладать с собой. То меня тянет куда-то на простор, то хочется забиться в угол. Вероятно, смирительная рубашка – как раз то, что мне нужно. Так что огромное спасибо, как его там, да, доктору Агаджадяну. Огромное ему спасибо и низкий поклон за отличный диагноз.
Куиллер с явным неудовольствием воспринял его слова, скорчив гримасу:
– Стоит ли нам так резко разговаривать друг с другом? Ты ведь теперь заодно с нами. Я просто хочу подчеркнуть, мой милый мальчик, что для тебя назад дороги уже нет. У тебя будут средства, причем большие, чем ты думаешь. И у тебя будет власть, причем тоже гораздо большая, чем ты можешь себе представить.
– Даже поверить трудно, настолько все заманчиво, Фрэнк.
«Надо быть настороже», – напомнил себе Колин. Куиллер положил трубку на стол и размышлял о чем-то.
– Ты того заслуживаешь, если поработаешь на нас как следует. Не стоит забывать, что ты отлично прошел все этапы проверки.
– Как это?
– Очень просто. Ты по-настоящему проявил себя, раскрыв планы Ундервуда и направившись на полигон в Иллинойсе. Затем на месте ты также отлично справился с ситуацией. А какого перцу ты задал комитету начальников штабов и «конторе», а особенно генералу Ундервуду. Высший пилотаж, просто блеск! Ты – первоклассный мастер своего дела, сынок. Кстати, всегда им и был.
Куиллер подался вперед:
– А тебя, Колин, никогда не удивляло, что тебе не удалось бы добиться всего этого без небольшой помощи со стороны? Разве тебе никогда не приходило в голову, почему это вдруг, с какой такой стати тебя вывели на генералов – Ундервуда и Пучера? Разве ты никогда не задумывался, почему я не сообщил все, что мне известно, напрямую секретной службе? Дело ведь в том, что нам было известно, что Ундервуд посылает Рейнера, чтобы из первых рук узнать об эффективности новой разрывной пули, поэтому мы и хотели, чтобы именно ты проследил за этим, отправившись в леса Иллинойса. Мы использовали тебя, чтобы спутать им все карты, мой мальчик.
Специальный советник президента с наслаждением затянулся трубкой и продолжил:
– Ведь мы с самого начала располагали возможностью приостановить осуществление плана Ундервуда и Пучера по убийству президента. Однако нам нужно было добиться смятения в их рядах, и ты помог нам в этом. Одновременно мы хотели, чтобы Марк Пучер приступил к реализации своих планов в отношении Греции. Таким образом, мы сами оказались в сложном положении. Мы послали тебя, чтобы ты помешал убийству президента, и в это же самое время дали генералу Пучеру свободу действий в Греции. Но мы не приняли во внимание одну исключительную особенность плана Ундервуда. Он разработал чрезвычайно хитрую программу по устранению президента, а главное, перерастание программы в самостоятельно функционирующий механизм! Однако, черт возьми, мой мальчик, ведь тобой все время манипулировали! Ох, Колин! Неужели ты действительно никогда не задумывался над тем, что тобой кто-то управляет? Что каждый твой шаг – запрограммирован? Мой друг, послушай, ты прошел испытание как первоклассный агент, незаменимый в боевых оперециях. Это так. Но предстоит еще многому научиться, чтобы выполнять более сложные задания, которые мы собираемся тебе поручить.
Макферрин сбросил пепел от сигары прямо на пол.
– Ну, конечно, а все это время я сидел, ничего не понимая, набивал себе живот и радовался жизни, – жестко сказал Макферрин.
– Вот человек, который совладает с Пелиасом.
Куиллера, по всей видимости, переполнили эмоции.
Макферрин увидел, как на большие красивые глаза Куиллера навернулись слезы.
«Он сошел с ума, – как-то равнодушно констатировал про себя Макферрин. – Куиллер действительно рехнулся. Неужели они этого не замечают? А Дуглас? А его личный врач? Да вообще все остальные? Разве они не видят своими собственными глазами, что Куиллер спятил? Как же они этого не замечают?»
И тогда Колин понял. Безусловно, все знают – и именно это возбуждает и вдохновляет их. К примеру, Гитлер и ему подобные тоже ведь вызывали трепет у окружающих, поскольку они понимали, что лидеры – сумасшедшие и все их проекты – сплошное безумие. Разве не поэтому эти полоумные тираны вдохновляли своих ближайших приспешников на самые безрассудные дела?
Куиллер стремительно снял трубку с одного из трех телефонов, стоявших на его письменном столе.
«С голубого телефона», – отметил про себя Макферрии.
– Да, господин президент, – произнес Куиллер. – Я вас слушаю. Да, сэр. Я еще не слышал, нет, сэр. Могу я поинтересоваться, сэр, откуда вы получили эту информацию? Так, понимаю… Естественно, все обстоит чрезвычайно серьезно, если Пентагон решился на самостоятельные действия, и более того, вопреки официальной политике, вопреки целям и задачам вашей администрации. С другой стороны, до тех пор, пока мы не сможем доказать, что операцией руководит Пентагон, надлежит учитывать, что со всех точек зрения – это внутренняя проблема греков и их военных. Другими словами, весь мир узнает, что греки сами вооруженным путем решили сменить свое правительство. Поэтому нам надо оставаться в стороне до тех пор, пока мы не сможем доказать обратного. Однако, не располагая достоверными фактами, подтверждающими поддержку греческих военных со стороны вооруженных сил США, мы станем посмешищем, если публично начнем обвинять во всем комитет начальников штабов.
Куиллер замолчал и спросил у Бурлингейма:
– Вы согласны, господин президент? В случае, если военным удастся захватить власть в Греции, мы пошлем своих людей для охраны Пелиаса, чтобы он смог выступить с оппозицией военной хунте. В случае, если военным не удастся прийти к власти, проблем вообще не будет. Тогда нет ничего проще, как дать задний ход и поставить наконец генерала Пучера на место. Да, сэр, в настоящий момент я не вижу других альтернатив. Вот именно, сэр. Я тоже так считаю. Нам придется немного потерпеть и подождать, как повернутся события. Проинформировано ли об этом ЦРУ или они сами сообщили что-нибудь на сей счет? Я тоже, сэр, не понимаю. О какой эффективной отдаче сил можно говорить, если мы получаем необходимую информацию не от собственных сотрудников, а от английских и израильских спецслужб. О, да! Заверяю вас, господин президент. Да, они по-прежнему работают на нас. Дело еще не зашло так далеко, за исключением, пожалуй, РУМО и команды Пучера.