Мак сидел в напряженной позе человека, который тревожно вслушивается в идущие извне звуки, не только вслушивается, но пытается при этом вспомнить что-то давно забытое, однако, крайне важное. До такой степени важное, что все дальнейшие его действия находятся в прямой зависимости от того, вспомнит или не вспомнит он это забытое.
Мотор гудел ровно, мягко, рождая отчетливое ощущение идеального порядка и совершенства, мадам дышала легко, в спокойном ритме дремлющего человека, над которым уже не властны заботы дня, а Мак по-прежнему цепенел в своей боевой позе.
Вдруг он засмеялся, поплевал на ладони, растер их и выскочил из машины. Дверцу поначалу он оставил открытой, но тут же воротился и осторожно, чтобы не разбудить жену, захлопнул ее.
Эг проснулась от странного ощущения, что машину покачивает из стороны в сторону.
- Мак, - пробормотала она, - нас качает. Остановись и посмотри, отчего нас качает.
Мак не отвечал, машину качало все сильнее, и Эг, вполне резонно, приказала сбросить скорость, потому что боковая качка - не к добру. Потом мадам закричала: ей показалось, что они летят в пропасть, и это ощущение, которое в первое мгновение можно было еще истолковать как деталь сновидения, переросло в совершенно реальный ужас, когда она открыла глаза и убедилась, что мужа в машине нет.
"Мак!" - успела она крикнуть еще раз, и машина, стремительно набирая скорость, покатилась вперед.
- Боже мой, боже мой! - бормотала Эг. - Это конец, я гибну, гибну! Нет, нет!
Произнеся эти слова - нет, нет! - Эг почувствовала, что в самом деле очень глупо так, по дурной случайности, гибнуть, ударила пяткой по панели в том месте, где включение, и мотор тотчас заглох.
- О-о! - вздохнула она облегченно.
Еще несколько секунд, ожидала Эг, инерция иссякнет и машина остановится. Тогда она спокойно осмотрится, найдет своего Мака и...
Эг не додумала до конца своей мысли: вопреки всяким расчетам, машина нисколько не теряла скорости, напротив, было вполне очевидно, что скорость даже увеличивается. Это казалось тем нелепее, что справа мелькнул дорожный знак подъема.
Теперь Эг уже не сомневалась, что все это дурной сон, когда, несмотря на все приказы себе, человек продолжает спать, и остается лишь одно - терпеливо ждать истинного пробуждения и восстановления естественного порядка вещей.
Она смотрела вперед - розовое асфальтовое шоссе уходило безостановочно под машину; деревья, образуя две сплошные стены по сторонам от дороги, почти с такой же быстротой тоже убегали назад, и там, позади, они соединялись в одну общую, почти непроходимую стену. Это был огромный коридор.
Внезапно Эг ощутила новый приступ страха: это был огромный, но вовсе не бесконечный коридор, который с той же скоростью, что машина, двигался вперед, настигал ее сзади, наступая, как говорили в старину, на пятки.
Соберясь с духом, Эг очень толково объяснила себе, что это всего лишь иллюзия, а на самом деле деревья и там, за машиной, бегут параллельно друг другу. И в то самое мгновение, когда страх, теснимый рассудком, стал отступать, она увидела перед собою, на ветровом стекле, волосатые мускулистые ноги Мака и между ними, вниз головой, его лицо.
Эг успела заметить, что лицо Мака смеется, и тут же потеряла сознание.
II
Она очнулась у себя в спальне. Был уже вечер, западный сектор неба, как колени девушки на полотнах мастеров Возрождения, едва розовел, угасая на глазах.
- Где я? - простонала мадам. - Я хочу домой.
- Вы дома, - ответил ей ласковый голос. - А вот это Мак, ваш муж. Мак, подойдите к жене, можете поцеловать ее - я разрешаю.
Доктор - мадам уже догадалась после разрешения на поцелуй, что это доктор Радий Горт, - поднес палец к губам и дал понять, что разговаривать следует как можно меньше, а лучше всего вообще помолчать.
- Мак, - тихо позвала Эг, - подойди ко мне: доктор разрешает.
Мак оставил окно, у которого он стоял, и сел на пол у изголовья жены. Она взяла обеими руками его голову, повернула лицом к себе и проникновенно, чтобы он понял все без слов, глянула ему в глаза. Однако объяснить все без слов было очень нелегко, и мадам прошептала:
- Милый, видишь, как извела меня твоя болезнь. Мне было еще больнее и труднее, чем тебе. У меня начались даже галлюцинации, мне казалось, что машина сама, без мотора, катится по дороге, а на ветровом стекле болтается между твоими ногами твоя перевернутая голова.
- Вы могли бы уточнить, - добавил доктор, - смеющаяся голова.
- Ax! - вскрикнула мадам, потому что доктор произнес слова, на которые она сама не решалась, полагая их уже верхом безумия.
- Успокойтесь! - властно приказал доктор, придерживая на всякий случай под носом у мадам пузырек с нашатырем. - Успокойтесь, никакой галлюцинации не было. Все, что вы рассказываете, не бред, а строго адекватное отражение ситуации. Я сам как раз ехал вслед за вами и увидев, как Мак толкает сзади машину, а потом взлетает на нее, сразу догадался, что у вас неладно с мотором.
- Как! - вскочила мадам Эг, пренебрегая категорическим предписанием доктора блюсти покой. - Вы хотите сказать, что Мак сам разогнал машину до такой скорости и вспрыгнул на полном ходу?
- Что значит ходу, - улыбнулся доктор. - До сих пор я имел слабость полагать, что умею пользоваться словами.
- Доктор, - бормотала она, - но это же невероятно: спидометр показывал сто километров.
- Чепуха, милая! - воскликнул доктор. - Гепард мчится со скоростью сто сорок километров, и все считают, что это в порядке вещей, а ваш муж делал на сорок километров меньше, и вы удивляетесь. Нет, уважаемая Эг, фактам надо не удивляться, факты надо толковать.
Мадам, пристыженная, пыталась выйти из неприятного положения и возразила:
- Доктор, но гепард бежит налегке, без груза, а Мак толкал перед собой машину, к тому же в машине сидела я.
- Ну что вы, - развел руками доктор, - при вашем-то весе - о чем говорить!
Доктор был совершенно прав: изящество мадам решительно исключало мысли о весе, так что доводы насчет груза лишены были всякого резона. Другое делоскорость, этому факту, как заметил сам доктор, действительно следовало дать толкование.
- Ну-с, уважаемая, - строго сказал он, - по этому случаю у нас тоже имеется объясненьице.
Выждав секунд пятнадцать, необходимые для мобилизации внимания, доктор произнес одно слово:
- Доппинг!
Мадам Эг была потрясена:
- Что, он не успел ступить за порог клиники и уже нахлестался, как свинья! Мак, ты загонишь меня в гроб на семьдесят лет раньше срока.
Она смотрела на мужа и упор, он не выдержал взгляда и опустил глаза. Доктор Горт испытывал неловкость, обычную для человека, который добрым людям принес дурную весть, но он не мог поступить иначе: истина - девиз медицины, и у медика не может быть, естественно, иного девиза.
- Извините, дорогая, я причинил вам боль, но...
- Нет, - гневно возразила Эг, - это не вы, это oн причинил мне боль, и если бы я могла дать ему понять, какая это боль!
Эг в полном отчаянии собрала в обе руки волосы Мака и сделала движение вверх, в стороны и опять вверх. При последнем движении Мак жалобно заскулил, и она вдруг вспомнила:
- Господи, у него же новые мозги - ему сейчас это вредно! Доктор, скажите, волосы доходят до мозга или не доходят?
Нет, успокоил ее доктор, не доходят: в противном случае, вследствие травмы мозга, при облысении наверняка наблюдалась бы определенная перестройка личности. Хотя, задумался доктор, некоторые симптомы обновления все же имеются: например, рефлекс ощупывания темени, рефлекс двух зеркал, а также idee fixe всеобщей лысины или ее полярного выражения - всеобщего парика. При этом можно сослаться еще на вековую озабоченность человечества данной проблемой, вековую и, увы...
Мадам уже не слушала доктора, она скользила рукой по груди Мака и радостно смеялась: у человечества не было оснований тревожиться о ее муже. Напротив, болезнь явно пошла ему на пользу.
- Доктор, - призналась мадам Эг, - мне даже, знаете, немного стыдно от такого благополучия.
- У вас доброе сердце, однако, не следует переоценивать плешь... пардон, волосатость, - сказал доктор, ощупывая свое темя. - Кстати, мужчина с выпавшими волосами дает в потомстве мальчиков чаще, чем мужчина с невыпавшими волосами. Я полагаю, женщинам следовало бы знать об этом.
Доктор глянул в зеркало, еще раз провел рукой по темени, осмотрелся, но второго зеркала не нашел.
- Доктор, - мечтательно произнесла Эг, с трудом высвобождая пальцы из чащобы на голове Мака, - ваша жена такая счастливая, это большая радость - быть уверенной, что тебя ждут сыновья.
Доктор перестал щупать свое темя, зажмурил глаза, то есть не совсем зажмурил, а так, что узенькие, как зрачки у кота, щелочки остались, улыбнулся и чуть повел подбородком в сторону двери. Женщина тоже улыбнулась, заметно покачала головой, хотя оставалось непонятным, отвечала она доктору или каким-то своим невысказанным мыслям, прижала ладонь к глазам Мака и вдруг...
Удивительнее всего было, что доктор почему-то оказался за дверью, причем - полнейшая уже чепуха! - не стоял, как всякий уважающий себя и достойный человек, на площадке, а лежал на ступеньках между семнадцатым и восемнадцатым этажами, причем и лежал-то нелепо - не перпендикулярно или параллельно ступеням, - а как-то вкось и к тому же вниз головой.
Внутри у доктора все адски болело, будто только что его тело освободили из тисков. Ухватившись руками за балясины, доктор попытался переменить позу, но боль стала до того нестерпимой, что он поспешил закрыть обеими руками рот, чтобы сторонние не услышали его вопля.
Этажом выше хлопнули дверью. Сейчас вызовут лифт, мелькнуло у доктора. Однако лифта никто не вызывал, и спустя полминуты на лестнице появилась девушка в белом свитере и оранжевых люминесцентных тортах. Под свитером вспыхивали и гасли две очаровательные, с переменной гаммой, чашки.
- Вам кого? - спросила девушка. - Ах, так это не здесь вам надо подняться еще на полтора этажа.
Убедившись, что вопросов больше не будет, девушка перескочила через доктора и, захватывая по пяти ступенек, понеслась вниз.
Самое удивительное, что боль, которая почти вовсе оставила доктора, когда появилась девушка, возобновилась со страшной силой, так что впору было звать на помощь. Однако звать на помощь все же не следовало, поскольку в таких случаях люди, по праву вызволителей, задают чересчур много вопросов. А как мог доктор Горт объяснить свое по меньшей мере странное положение? Последнее, что сохранилось в памяти доктора, был не очень пристойный намек, который он сделал жене этого кретина Мака, а о последующих событиях он знал столько же, сколько всякий другой, то есть, попросту говоря, ничего не знал.
Горт сделал новую попытку переменить позу, и в теперешний раз ему удалось приблизиться головой вплотную к балясинам и упереться в них так, что возникло даже ощущение определенного удобства. Как естественник, он отлично понимал, что ощущение это идет от новой точки опоры, однако полного удовлетворения все-таки не было, поскольку главная цель - встать на ноги - оставалась недостигнутой.
Снизу послышался свист. Звуки приближались, и доктор догадался, что кто-то подымается пешком наверх, хотя разумнее, конечно, было бы воспользоваться для этой цели лифтом. Положительно, дом населяли какие-то вздорные люди. В других условиях доктор Горт, наверняка, судил бы менее категорично, потому что поступки человека, какими бы они нам ни представлялись, - это, в конце концов, его личное дело. Однако в нынешнем положении доктору - да и любому другому на его месте! - очень нелегко было сохранять привычную широту взглядов, и негодование его, если не одобрить, то уж, во всяком случае, понять можно было вполне.
Тем не менее, доктор явно поспешил со своей строгой оценкой. Дело в том, что подымалась та самая девушка в оранжевых шортах, которая обнаружила столько такта при первой с ним встрече.
Он снова напряг все свои силы, однако, ничего из этого не вышло, и не оставалось ничего другого, как изобразить дело так, будто он сам, по каким-то своим соображениям, о которых вовсе не обязан докладывать стороннему, продолжает лежать на здешней лестнице вниз головой.
Наклонясь к доктору, девушка тотчас извинилась за свою небрежность, которая стала причиной тому, что человек до сих пор не разыскал нужной ему квартиры. Затем она протянула к нему руки и предупредила всякие изъявления щепетильности со стороны доктора, поскольку взаимные подсобления и выручка закон для альпиниста.