— Точно. И со мной то же самое, — кивнул в знак согласия репортёр.
— Что вы такое говорите?! — возмутилась Маюми. — Лично я — очень даже живая. У меня полно всяких желаний. Я ещё столько всего хочу сделать.
Мужчины переглянулись.
— Бабы есть бабы! — воскликнули они в унисон.
— Им и смерть нипочём. Грешные создания.
— Не могут отказаться от мирской суеты.
— Потрясающе!
— Такие упрямые!
Все трое рассмеялись.
— Разве это не доказывает, что я жива? Это вы погибли. А я одна спаслась!
Маюми сердито топнула, и в тот же миг двери мягко и бесшумно отворились. Перед ними был гостиничный холл, который с виду совершенно не изменился. Постояльцы отеля сновали взад-вперёд. Персонал. Классическая музыка. Всё спокойно, как всегда. Похоже, никто и не подозревал, что с лифтом что-то случилось. Так и не поняв, в чём дело, все четверо вышли из кабины. Умерли они или живы? Не поймёшь — серединка на половинку. И они разошлись в разные стороны, каждый думая о своём и пытаясь вернуть ощущения обычной повседневной жизни.
После восьмидесяти пяти у Нобутэру возникли серьёзные проблемы с головой.
«Ой, Такэси! Ты? Привет, привет. Как нога? Зажила? — говорил он своему шурину Коити, пришедшему его проведать. — Здорово выглядишь», — продолжал он и пускал слезу. Невестку называл Нобуко и относился к ней так, будто она его жена. А жену вообще не узнавал. «Ты кто такая?» — спрашивал он всякий раз. При виде правнука, который учился в начальной школе, растроганно восклицал: «Юдзо!» — и лез обниматься, повергая правнука в бегство.
— Юдзо? Такэси? О ком это он, мама? — спрашивал сын.
— Понятия не имею, — отвечала Нобуко. Она догадывалась, что это, должно быть, старые приятели мужа, но как только она заводила разговор о его детстве, Нобутэру почему-то обиженно надувался.
— Что-то, наверное, тогда произошло, — гадал сын.
— Да, скорее всего, что-то было, но как теперь узнаешь, когда он ничего не помнит…
— Мой отец принадлежит поколению, когда могло быть всё что угодно, — говорил сын Нобутэру, Синитиро, когда с кем-нибудь заходила речь об отце. — Конечно, сразу после войны, в царившей тогда неразберихе, трудно было отделить хорошее от плохого. Просто нельзя было выжить без того, чтобы что-нибудь не нарушить. Тогда действовали другие правила, не такие строгие, как сейчас, и в принципе можно было делать всё, что захочешь. Не надо было думать об окружающей среде, да и образование такого значения, как сейчас, не имело. Я даже слышал, что жертвам мошенников не очень сочувствовали: мол, сами виноваты — нечего зевать. Тогда отец установил для себя собственные критерии добра и зла и придерживался их всю жизнь. Это был его единственный ориентир. Но теперь он впал в слабоумие, и принятые им критерии сейчас выглядят сомнительно. Он постепенно возвращается назад, в детство, когда ещё трудно отличить, что хорошо, а что дурно. Поэтому невозможно понять, что у него на уме. В последнее время отец стал уходить из дома и бродить по окрестностям. Маме забота: внимательнее следить за ним надо…
Сегодня чудесный день. Хорошо бы прогуляться. Кто эта старая женщина? Соседская прислуга? О чём она толкует? Не уходить из дома? Всё равно выйду, если захочу. Она не имеет права мне приказывать. Где мои сандалии? И куда подевалась Нобуко? Что-то её давно не видно. Сколько прошло, как они поженились? Десять лет? Нет, пять… может быть, два года. Не имеет значения. Важно, что она красивая и хорошая. Замечательная жена. Я ею гордился. Куда пропала Нобуко? Уж не умерла ли? В последнее время стоит мне кого-нибудь вспомнить, как говорят, что этот человек давно умер. Неужели все мои знакомые поумирали? Печально, коли так.
Где это я? Как здесь очутился? Кто это там идёт? Я обедал? Нет, наверное, только завтракал. Паста была очень вкусная. Стоп! Паста на завтрак? Нет, должно быть, это всё-таки был обед. Точно, обед. Ха! Не слабоумный же я, в конце концов. Минутку! Пасту я ел вчера. В ресторане. Как он называется? «Инферно»? Да, итальянский ресторан «Инферно». Они ходили туда с Нобуко. Куда же она пропала? Ага! Я всё думал, где видел эту старую женщину… Вспомнил! Это же мама! Постарела, конечно, но это она, сомнений нет. Как она умудрилась так долго прожить? Как? И как я умудрился столько протянуть без еды? Умираю от голода. Просто умираю. В животе урчит. После войны тяжко было. Что случилось с Такэси? А Юдзо? Они в школе, наверное. Ага! Вон дети идут из школы. Это та самая дорога. Окрестности сильно изменились, но дорога осталась. Ещё немного вперёд, и будет школа. Да, вот и главные ворота. Уроки кончились, в школьном дворе никого нет, но вон она, сцена. Стой! Всё-таки какие-то мальчишки там играют. Это же Такэси и Юдзо! Точно, они! Какая встреча! Какая встреча! Юдзо — как всегда, перепачкался в чём-то, а Такэси, гляди, — красавец.
— Эй! Эй! — Нобутэру помахал им, они замахали руками в ответ, и он услышал:
— Ты так долго не приходил, что мы решили сами к тебе наведаться.
— Мы все такие же, как раньше, а ты — настоящий дедушка.
— Значит, вы меня помните?
— О чём речь? Как мы могли тебя забыть? Не говори ерунды!
Нобутэру обнял их и громко расплакался, как ребёнок. Такэси и Юдзо успокаивали старика, по-взрослому хлопая его по спине, что никак не вязалось с их детским обликом.
— Мы всё понимаем. Ты нам всё время снился. Мы видели, что ты по нам скучаешь.
— Мы оба давным-давно умерли, а ты всё живёшь. Вон на сколько нас пережил. Но мы не сердимся на тебя.
Нобуко отправилась на поиски мужа и нашла его на школьном дворе. Он стоял на сцене, плакал и смеялся, целиком погруженный в себя. В голове Нобуко мелькнула мысль: не сошёл ли муж с ума. Она окликнула его. Услышав её голос, Нобутэру тут же снова стал самим собой.
— Прости, мама. Ты волновалась из-за меня. Я иду домой. — Нобутэру послушно слез со сцены. Он уже не первый раз принимал жену за мать. Нобуко мягко обняла его за талию и повела к дому.
Датэ и Юдзо смотрели кино. В старом заплёванном кинотеатре, похоже, сидели и другие зрители — в темноте можно было различить шевеление людских теней. Громко стрекочущий киноаппарат проецировал на экран мерцающее чёрно-белое изображение: тесное помещение, затерявшееся в глубине торговых улиц. Похоже, клуб или бар. Гадкая мясистая тётка крепко стиснула в руке нож и злобно взирала на какого-то парня. Хаттори! Он был привязан к стулу и выглядел хуже некуда. Рядом на диванах развалились три молодца из Икаруга-гуми, тоже порядком выдохшиеся. Они тупо наблюдали за тем, что вытворяет с Хаттори тётка.
— Надо вытаскивать его оттуда, — шепнул Датэ в ухо Юдзо. Тот кивнул.
— Погоди.
На экране Хаттори поднял запачканное потом и кровью лицо, на котором блуждала жутковатая улыбка.
— Ну что? Хватит уже на этом свете? Пора на ту сторону собираться? Беру вас с собой.
Мама-сан, которая всё это время измывалась над Хаттори, вдруг остановилась.
— Извини, что я с тобой так. Тебе за всех мужиков досталось. А теперь и злости вроде нет, вся куда-то делась. Ты говоришь: беру вас с собой. Я готова составить тебе компанию. Здесь всё равно одна злоба и ненависть. Я сыта ими по горло. — На Хаттори смотрели глаза совсем другого человека, полные кротости и доброты.
Заметив происшедшую перемену, один из икаругавцев медленно поднялся с дивана и обвёл маму-сан и Хаттори мрачным взглядом.
— «Беру с собой…» Это что значит, говнюк? Думаешь, это так просто — перебраться на ту сторону? А там, думаешь, что? Всё равно ад, к чему торопиться? Мы тебе и в этом мире ад в лучшем виде организуем!
— Значит, этому аду конца не будет? — Хаттори уронил голову и опустил плечи. Нет, уж лучше ад там, настоящий! Помогите кто-нибудь, пожалуйста.
— Ну кто тебе поможет? — сказал бандит. Это он вожак, это он зарезал Юдзо! — Знаешь, почему ад здесь будет продолжаться для тебя вечно? Потому что мы хотим навек растянуть кайф.
На экране крупным планом возникло лицо отчаявшегося Хаттори. Прозвучали громкие заключительные аккорды сопровождавшей фильм песенки под названием «Кошмар», и появились буквы: КОНЕЦ.
— Пошли. — Юдзо встал и двинулся вперёд по проходу между рядами.
— Думаете, это конец? — вскочил вслед за ним разозлённый Датэ.
Они вспрыгнули на низенькую сцену, отодвинули в сторону слово «конец» и прошли сквозь экран. Первым Юдзо, за ним Датэ.
— Хаттори! Мы здесь!
— Дрючите нашего братана и думаете, с рук сойдёт?
Якудза из Икаруга-гуми остолбенели.
— Какого хрена! Откуда они свалились?
— Эй, я разве тебя не кончил?
— Было дело. И я попал в ад. Заснул и очутился в кино. Посмотрел эту туфту — и прямо сюда. — Юдзо выхватил нож у мамы-сан. — А теперь давай разберёмся. Ну, где пёрышко, которым ты меня пырнул?
— Я приказал шестёркам его выбросить, а заодно от трупа избавиться, — отвечал Асахина с дрожью в голосе. — Послушай, давай всё-таки как-то договоримся? Какой смысл разборки устраивать? Ты всё равно уже покойник. Не можешь убить меня, а я тебя. Шестёрка твоя сейчас где-то между небом и землёй. Выкарабкается или покатится в ад вместе с тобой — ты решай. Хочешь — забирай его. Мешать не будем. Пусть идёт. Договорились?
Юдзо расхохотался.
— Договориться хочешь? Не о чем нам договариваться. И разборок никаких не будет. Братан, баба ваша и ты вместе со своими — все дружно отправляетесь в ад. Да погляди вокруг! Вы уже на том свете. В Преисподней.
Бар, где происходил этот разговор, исчез. Вокруг во все стороны простиралось поле, заросшее травой и усеянное блуждающими огнями. Одежда у всех тоже куда-то испарилась. Один Юдзо был в ладно скроенном костюме.
— А теперь вы должны выбрать себе, так сказать, форму вечного бытия, — объявил он. — Свинья, собака, хорёк… Выбор открыт.
Сны отражают ход прошлого и предвещают будущее. Не прибегая к услугам литературы, они замечательно символизируют наши отношения с людьми. Сны даже способны предсказать нашу судьбу, наглядно и чётко показав, когда и как мы умрём и что будет после смерти. «Ночной ходок» застрял где-то между сном и реальностью, между этим миром и потусторонним. Живые и мёртвые смешались там и, словно лодки, выплывали из моря мрака чёткими силуэтами. Чёткие силуэты, чёткая речь.
— Ну вот мы и снова здесь, — произнёс Касивадзаки, оглядываясь по сторонам. — Сколько раз я видел этот сон? Или это впервые, и мне только кажется, что он повторяется снова и снова? Вон Кондзо. Юмико, Идзуми рядом с ней. Маюми Сибата и Нисидзава. И Осанаи тоже здесь. В реальности эти люди не могли бы все здесь собраться. Это просто невозможно. Мы не знаем точно, жив Кондзо или мёртв, а Идзуми, слышали, разбился на самолёте. И Осанаи тут совершенно нечего делать.
— Я сплю, — сказала Сибата. — Это же я говорю. Мой голос. Ничего другого быть не может.
— Уж конечно, я не оказался бы в таком месте, если бы не сон, — с раздражением заявил Нисидзава, вливая в себя порцию бурбона. — У меня сплошные неприятности — и на работе, и дома. Меня понизили, ситуация хуже некуда, а жена всё сорит деньгами.
— Разумеется, сон. Потому я и здесь. — Осанаи смиренно поклонился Касивадзаки со страдальческим выражением лица, будто прося прощения. — Иначе я не мог бы тут показаться. Ведь я такая свинья!
— Выходит, всем снится один и тот же сон? И мы встретились во сне? Разве так бывает? — Юмико испуганно смотрела на собравшихся. Встретившись взглядом с Идзуми, она невольно отстранилась. — Нет! Ты же призрак, правда?
— Во сне я могу явиться любому, — отозвался Идзуми, обводя спокойным взглядом присутствующих. — Вы ведь все меня знаете. Я могу присниться любому из вас. Потому что умерший может вернуться в мир живых только во сне.
— О-о, Кондзо! Кондзо! Что же с тобой случилось? — сдерживая слёзы, вопрошал Касивадзаки, ухватившись за рукав Кондзо Итикавы. — Ты всё ещё там, в темноте под сценой? Ты жив ещё? Или умер?
— Какая разница? Живой, мёртвый… Что этот свет, что тот — они соединены между собой, как нити в плетёном шнуре. — Кондзо медленно поднялся, вышел на середину пустого танцпола и начал танцевать. — Из сна — в потусторонний мир. Из фиктивной смерти — в реальную, из подвала — в ад, и обратно. Два мира свободно сообщаются между собой. — Кондзо принял красивую позу. — А теперь, друзья мои, нам надо идти. Позвольте, я поведу вас туда. Хотя никакой проводник вам не нужен. Ведь вы уже на этой арене развлечений, уже давно в аду. Оставьте на этом свете все заботы и тревоги и пойдём дальше, к дверям в Преисподнюю. Пусть все ваши желания, весь ваш гнев сгорят в разрушительном очищающем пожаре. Следуйте, следуйте за мной.
По знаку Кондзо все поднялись с мест и спокойно последовали за ним. Лица их были светлы.
Такэси, Юдзо и Идзуми устроились с краешка длинного конференц-стола. Они находились на десятом этаже высотного здания в зале заседаний, рассчитанном человек на двадцать. Через большое окно в помещение вливался солнечный свет. Обыкновенный солнечный свет, ничем не отличавшийся в Преисподней от света, которым солнце озаряет реальный мир.
— Чего ты у меня спрашиваешь? Откуда я могу знать, кто руководит этим проектом? — со смехом сказал Такэси, обращаясь к Идзуми.
— Ну, должна же быть какая-то администрация, — настаивал тот. — Система, через которую всё управляется. Иначе ничего работать не будет. И не важно, где мы находимся. Система должна быть, и всё.
— Что думаешь? — обратился Такэси к Юдзо, не спеша подходя к окну. — И где же этот командный пункт, если он вообще существует? Где-то на этой улице… А вдруг в этом самом здании, на верхнем этаже? — как бы в шутку предположил он.
Юдзо поднялся следом за Такэси и посмотрел вниз на улицу.
— Сказать по правде, мне тоже не больно-то нравится это местечко. Если бы я был такой же крутой, как раньше, ну… как там, я бы им тут всё разнёс.
— А я бы тебе помог, если серьёзно, — сказал Идзуми. Он всё ещё сидел за столом с озабоченным видом. — Должен быть офис, напичканный компьютерами и прочей техникой. И десятки, а то и сотни людей. Если мы устроим им небо в алмазах, получится настоящий дурдом. Вот позабавимся! Но где же всё-таки это место?
— Может, во Дворце дьявола? — предположил Такэси.
— А-а, — сморщившись протянул Идзуми, будто вспомнил что-то неприятное.
— Дворец дьявола? Это ещё что за штука? — спокойно поинтересовался Юдзо. Он больше не выходил из себя, когда люди говорили о чём-то, чего он не знает, хотя в жизни это, конечно, ему бы не понравилось.
— Мы с Идзуми случайно проходили мимо него по дороге сюда.
Посчитав слова Такэси недостаточными, Идзуми решил добавить:
— Это специальное место для отаку — геймеров-фанатов. Была такая популярная игра — «Легенда о Дворце дьявола». Мы никаких таких зданий никогда не видели, нам плевать на эти дела, хотя при жизни у нас был конфликт с одним таким чудиком.
— Мы как раз об этом говорили, когда наткнулись на это здание. Как была фамилия того парня? Из отдела продаж.
— Ямагути. Он всё время резался в эту игру, дошло до того, что даже на работе начал играть. Понятное дело, в компании его никто терпеть не мог. У него крыша и поехала. В один прекрасный день ему пригрезилось, что наше здание — это Дворец дьявола. Он припёрся в общий отдел и потребовал, чтобы ему дали ключи от секретных покоев дьявола. Похоже, ему в башку взбрело, что президент компании этот самый дьявол и есть. Я попробовал его образумить, но он врезал мне как следует и бросился в канцелярию президента. Я тут же позвонил нашему директору Утиде, его кабинет и кабинет президента были на одном этаже.
— И я поспешил в канцелярию, — продолжал Такэси. — Ямагути уже был там и душил Мацуду, секретаршу президента. Ему втемяшилось, что она колдунья. Орал на неё, требуя назвать волшебное слово, открывающее дверь президентского кабинета. Мне было не под силу с ним справиться — куда там на костылях, и я вызвал охрану. Только так и удалось его скрутить.
— Президент был в шоке, когда узнал об этом происшествии, и игры на работе строго-настрого запретили. — Идзуми ткнул пальцем в окно. — Ого, смотрите! Вон он! Он что, только что появился? Видите разукрашенное здание, похожее на мечеть? Это и есть Дворец дьявола. Как вам? Ну что, может, поищем там пункт управления Преисподней?