Проснулся Бахыш от телефонного звонка и с удивлением заметил, что солнце уже высоко. Заспался, ничего не поделаешь. Он быстро подошел к телефону. Звонил Фарман, интересовался, как провел отец ночь, как чувствует себя белка.
- Спал хорошо,- ответил Бахыш-киши,- и белка, кажется, поправляется.
- Ну и отлично,- заключил Фарман.- На работу едешь?
- А как же... Ты детишек за меня поцелуй, а то мне вчера не до них было.
Повесив трубку, Бахыш-киши вышел на балкон. Белка неподвижно лежала на боку в углу клетки. Грудка ее не вздымалась. Бахыш-киши глазам своим не верил. Он отворил дверцу клетки, тронул белку рукой, хотя видел, понимал, что надеяться уже не на что.
Вконец огорченный, Бахыш-киши сел на низкую табуретку на балконе и несколько минут неподвижно смотрел на белку. Словно не маленький зверек лежал перед ним, а руины здания, которое он, Бахыш, долго строил собственными руками и которое кто-то чужой, жестокий, наглый безжалостно разрушил. "Как же так, ведь ей ночью было лучше?" - повторял про себя Бахыш-киши.
Ноги еле шли. Бахыш-киши заставил себя завернуть мертвую белку в газету, аккуратно положил ее в целлофановый пакет и, не выпив даже стакана чая, отправился в пансионат. Он прошел через боковой вход, чтобы не
встретиться ни с Аламдаром-киши, ни с кем-либо из знакомых. Взяв лопату, он выбрал в роще укромное место, где никогда никого не бывало, выкопал яму и похоронил белку. Он отложил лопату, сел в тени под сосной и только сейчас почувствовал, как на него навалилась усталость. Он ни рукой, ни ногой шевельнуть не мог. Тогда он прилег и стал глядеть в бездонное синее небо. Двигаться ему не хотелось. Кажется, если бы не дела, он бы так и пролежал целую вечность. Ах, если бы он мог уснуть! Но сон не приходил к старому леснику. Мысли опять унесли его в прошлое.
Тогда, в суровую зиму сорок второго, младший сержант Бахыш Марданов, попрощавшись с Ширинбаджи, покинул родной город и прибыл на армейский перевалочный пункт. Там с ним беседовали. Сказали, что им известно о том, что Бахыш до ранения кончил полковую школу связи и был опытным радистом. Предложили ему воевать в тылу врага, в партизанском отряде.
"Поеду туда, куда меня пошлют",-коротко ответил Бахыш.
Он помнил голос пилота: "Пошел!" - и черный провал люка, и то, как он, досчитав до шести, дернул кольцо, и рывок раскрывшегося парашюта, и свет партизанских костров внизу, на поляне.
Так Бахыш заменил в отряде радиста, погибшего в бою. Позже он узнал, что его попутчик - замечательный хирург, вызванный сюда из-за линии фронта, чтобы оперировать партизан, получивших тяжелое ранение.
Бахыш быстро привык к партизанским будням, привязался к новым знакомым, полюбил их.
Над походной кухней всегда кружились вороны, весной чирикали воробьи партизаны кормили их. Среди таких "состоящих на довольствии" при походной кухне была и белка с пушистым хвостом. Цвет у нее был необычным темно-кофейным, и партизаны очень любили ее. Людей эта белка совершенно не боялась, охотно подходила на зов, брала прямо из рук кусочки хлебе, с хрустом раскусывала рафинад.
До этой поры Бахыш-киши белок вообще не видел; может, поэтому он и привязался так к этой пушистой баловнице. Часто после обеда Бахыш, отойдя в сторону, садился под ель, клал на колено кусочек хлеба и подзывал белку. Ему нравилось наблюдать, как зверек, подойдя, встает на задние лапки, обнюхивает хлеб, осторожно берет его и, утащив в сторону, ест, отщипывая маленькие кусочки.
Хорошо жилось в отряде пушистой белочке! Партизаны так ее любили, так о ней заботились, что выглядела она чудесно - мех был густой и блестел на солнце.
Но однажды белка не появилась. Все ждали ее, искали, звали, но она не пришла и на следующий день, В отряде решили, что белка нашла себе корм в другом месте. Ничего, покормится там и вернется... Но белка не возвращалась.
Примерно через месяц, Бахыш уж и не помнил, кто и при каких обстоятельствах, нашли шкурку белки. Говорили, что ее кто-то убил. А через несколько дней нашелся и виновник. Молодой партизан из окрестного села рассказал, что это он убил белку. Простодушно поведал,, что у его любимой девушки приближался день рождения, а в войну откуда взять подарок. Вот он и убил белку, чтоб подарить любимой пушистую шкурку. Надо было видеть, как напустились на этого недотепу товарищи! А на следующий день было собрание. Бахыш отчетлива помнил выступление командира отряда - старого чеки-era, человека сурового и немногословного. Никто не ожидал, что гибель белки так больно заденет его. Но командир не говорил о белке. "Подлый враг не щадит наших домов,- сказал он,- наших жен и детей, он и земли нашей не щадит. Горят леса, гибнет все живое. Враг пришел и будет изгнан с позором, а мы с вами останемся жить на этой земле, здесь будут жить дети, внуки и правнуки наши. И мы с вами в ответе не только за то, чтобы как можно быстрее изгнать проклятых фашистов с родной земли, но и за то, чтобы сохранить ее и все живое на земле".
Бахыш помнил, что после этого собрания незадачливый влюбленный ходил с опущенной головой,- видно, понял парень свою вину...
Сегодня впервые, пожалуй, Бахыш так отчетлива вспомнил эту историю сорокалетней давности. Будто вновь очутился в белорусском лесу, в своей землянке, а потом, окончив очередной сеанс связи с Большой землей, вышел наружу и увидел висевшую на ветке высокой сосны беличью шкурку. Это была та самая шкурка - в подарок она не пригодилась и вот уже сколько дней висела на дереве. Один сибиряк, воевавший в отряде, бывалый охотник, сказал, что шкурку неумело снимали и безнадежно испортили. Теперь ее только и остается выбросить.
Солнце стояло в зените. Тень от дерева, под которым прилег Бахыш-киши, стала совсем короткой, пекло немилосердно, но старик продолжал лежать не двигаясь, не давали ему покоя эти две белки - та, из прошлого, шкурка которой висела на ветке сосны в дремучей чащобе Полесья, и другая, которую он час назад закопал в песчаной почве Апшерона. Непохожи были эти белки, ничего в них не было сходного, а сейчас почему-то они обе были перед глазами Бахыша, порой ему даже начинало казаться, что это одна белка...
Бахыш-киши будто очнулся. Рубашка на нем была мокрой от пота, пот ручьями стекал по лицу, брюки прилипли к ногам. Тяжело поднявшись, Бахыш привалился спиной к стволу сосны, достал из кармана платок, отер с лица пот. Платок мгновенно намок, и Бахыш-киши, аккуратно отжав его, промокнул шею, а потом снова отжал платок.
Ну и жара! Во рту все пересохло, губы трудно было разлепить. Бахыш-киши постоял еще минуту, пытаясь разобраться, какое еще чувство кроме горечи о погубленной белке волнует его сейчас, и вдруг понял - он волнуется о судьбе двух других белок. Где они сейчас? Может быть, на тополях перед корпусами пансионата? Или здесь, в роще? И -"то знает, может быть, тот бессовестный человек, который бросил камень в белку, разыскал их?
Бахыш-киши решил немедленно отправиться на поиски. Была главная надежда застать белок у водопроводного крана: был такой в роще на светлой поляне, его очень любили зверушки, поселившиеся тут. Из стояка всегда тонкой струйкой текла вода, подле него была невысыхавшая лужица. Сюда и ходили на водопой белки. Хоронясь в тени деревьев, Бахыш-киши двинулся в сторону поляны. Идти было недалеко, от силы метров двести, но каждый шаг давался с трудом, ноги не слушались. Страшное это дело - человеческая тревога, она может парализовать даже самых сильных. "Не дай бог, что-нибудь случилось с белками,- шептал Бахыш-киши, тяжело ступая,- не дай бог!"
Вот и поляна! Бахыш-киши внимательно поглядел по сторонам - нет, белок не видно. Старик в растерянности топтался на месте. Наконец, решившись, двинулся от поляны вправо. Он не видел, куда ступал, и чуть не раздавил маленького ежонка - только в последний момент заметил и остановился. Только этого не хватало! Еще бы и еж погиб по его, Бахыша, вине...
Нет, белок лесник найти не смог. В конце концов он снова пришел на поляну. Пить хотелось отчаянно. Он поймал губами струйку текшей из крана воды, но тут же сплюнул: вода была теплая,- видно, трубы в земле сильно прогрелись. Бахыш-киши с трудом повернул тяжелое колесо маховика. Теперь вода хлынула струей, и Бахыш-киши, выждав несколько минут, с наслаждением подставил лицо под эту струю, а потом уж напился, держа ладони лодочкой. Пил он долго, жадно, никак не мог оторваться, но и прохладная вода не принесла облегчения. Появилась только неприятная тяжесть в желудке, и по телу снова обильно заструился пот - будто вода, которую пил Бахыш, проходила сквозь его сосуды и мышцы, как сквозь губку.
Надо передохнуть несколько минут, собраться с мыслями. Где белки, куда они запропастились?
Неподалеку от корпусов пансионата недавно открыли новую красивую чайхану. Она никогда не пустовала. А поскольку в чайхане, против обыкновения, продавали не только чай, но и фрукты, хлеб, сыр и творог, а отдыхающие, конечно, особой аккуратностью не отличались, то вокруг этого легкого стеклянного здания с большой верандой всегда валялись крошки съестного. Бахыш-киши вспомнил, что как-то раз он увидел своих белок там.
В любом случае больше идти было некуда, и Бахыш-киши побрел к чайхане. Давно уже, очень давно не было старому леснику так тяжело, как в эти два дня после приезда из Белоруссии.
Недаром говорят: горе и радость в жизни рядом. С таким хорошим настроением возвращался Бахыш из Минска, столько интересного собирался рассказать родным и знакомым - и надо же, как все нелепо получилось...
Впереди за деревьями Бахыш увидел двух женщин в легких летних платьях и мальчугана.
Одна из женщин отдыхала в тени, а другая, встав на цыпочки, тянулась руками к ветке эльдарской сосны. Лесник решил, что они пришли сюда, чтоб укрыться от зноя, а одна решила сорвать для малыша сосновые шишки. Он знал, что дети очень любили с ними играть.
- Мама, мама! - услышал он голос мальчугана.- Смотри, вон дедушка лесник идет, он не разрешает трогать белок.
Бахыш-киши повернулся и быстро направился к отдыхающим. Подойдя ближе, он увидел, что женщина кормит хлебом белочку, сидящую на ветке сосны. У Бахыша отлегло от сердца.
Услышав шаги лесника, женщина оглянулась.
- Чего же ты испугался, малыш? Мы же кормим белочку, мы не делаем ничего плохого. Дедушка лесник не будет нас ругать.
Тем временем Бахыш-киши увидел на сосне и вторую белку, и внезапно его охватила такая слабость, что дальше он и шагу сделать не мог. Сел под деревом, снял шляпу и стал обмахиваться ею, тяжело дыша. Видно, лицо у него изменилось, потому что женщины почуяли неладное.
- Вам нехорошо? - услышал над собой лесник, и тонкая рука обхватила его запястье. Подошла и вторая женщина.
- Дядюшка, мы врачи. Скажите, что с вами, мы поможем.
Бахыш-киши отложил шляпу и в изнеможении откинулся на траву.
- Все хорошо, не волнуйтесь, дочки. Говорят в народе: молла увидел плов и забыл о молитве. Вот и я так же - увидел своих белок и забыл с вами поздороваться. Хоть и с опозданием, а здравствуйте! Ничего со мной, доченьки, не случилось. Два дня хожу сам не свой. Но теперь, слава богу, вижу, что живы мои белочки и здоровы, так что все в порядке.
- Пульс у вас нормальный,- сказала та женщина, что держала Бахыша-киши за руку.- Только немножко учащенный: видно, вы поволновались.
- Ничего себе - немножко! Спасибо вашему мальчугану, сказал про белку, а то я бы не заметил, прошел стороной. А уж как я за них тревожился...
- Вам ведь говорили, наверное, врачи, что в вашем возрасте надо избегать волнений,- сказала женщина.- А уж гулять под солнцем в такой зной вам совершенно противопоказано. Пошли бы домой, отдохнули в тени.
- Эх, дочка, разве дома сердце успокоится? Душу отдаешь работе, силы, а тут...
Слова душили Бахыша-киши, ему необходимо было выговориться. И он, волнуясь и сбиваясь, рассказал женщинам историю рыжей белки.
Женщины молча качали головами, сочувственно глядя на него, а стоявший рядом с матерью мальчуган, глядя на Бахыша-киши широко раскрытыми глазами, вдруг сказал:
- Дедушка, а дедушка, а я ведь видел, как Наиб бросал в белку камнями.
- Как, ты сказал, его зовут? Наиб?
- Да, дедушка.
- А как его фамилия, не знаешь? Мальчуган покачал головой.
- Знаю, что отец вчера за ними машину прислал и они все уехали в город.