– Молодец, Жилин, – вдруг произнес в наушниках спокойный голос отца-командира. Карен будто слышал его мысли. – Действуешь правильно, но не медли. Тебя бы уже десять раз убили, если бы было кому.
Спасибо, отче. Ты строг, но справедлив и мудр, ты знаешь, когда пристыдить, когда отчитать сурово, а когда и поддержать, на путь истинный направляя. Я буду драться с ними, если понадобится, и буду убивать их – не без жалости, нет, она останется, ибо что отличает нас от зверей, как не жалость и милосердие? – но все же недрогнувшей рукой.
Добравшись до большой помятой канистры, Тимур присел и выглянул из-за нее.
– Противник нейтрализован, – сказал Костя. Он наклонился над слабо дергающимся телом, окутанным волокнами липучки. Тимур видел Ратмирова под мусорным холмом, на вершине которого лежала канистра, – и одновременно видел зеленый значок с цифрой 1 посреди электронной карты, что мерцала в нижней части забрала. Карту эту, созданную видеокамерами и сенсорами блаженного, транслировала автоматика челна, ну а значок накладывался на нее благодаря тому, что костюмы обоих находящихся «в поле» иеросолдат создали небольшую локальную сеть. Там был и Тимур – в виде зеленого кружка с цифрой 2 и короткой стрелочкой, направленной в ту сторону, куда повернуто забрало.
Костя спросил:
– Ведущий, что вокруг?
– Тихо, – тут же откликнулся Серега. – Я никого не вижу, и приборы молчат.
– Они и перед этим молчали…
– Железо фонит сильно, а эти оба к тому же из-под земли вылезли, – вмешался в разговор Паплюх. – Поглядите, там рядом еще канализационный люк наверняка есть. Второй, можешь подойти к первому, движения вокруг не наблюдается.
Тимур поднялся и пошел вниз. Непривычная все же картина: громоздкий челн не стоял на земле с выдвинутыми посадочными лапами и не летел с околозвуковой скоростью по небу, но без видимой опоры неподвижно висел метрах в пятнадцати над вершиной самого высокого мусорного завала. Хотя Тим и понимал, что опорой в данном случае служат два могучих винта, серые плоские зонтики, гудящие над длинным корпусом, – один, б
* * *
– Спешите, нет времени по сторонам пялиться, – сказал Паплюх.
Они быстро продвигались через одну из жилых зон Гуманитарного лагеря номер пять, разглядывая пластиковые домики и самодельные хижины из фанеры и досок вдоль земляных улочек. Покосившаяся детская каруселька во дворе, столб с оборванными проводами, дырявое ведро на штакетнике… Ржавое железо, торчащее из мягкой влажной земли, чахлая трава, куча мусора на окраинной улочке посреди болотца топкой грязи. Показались две собаки, увидели солдат и беззвучно канули в зарослях, только рыжие листья закачались. Жителей не видно, дома брошены, поселок пуст: ушли американы, пропали, а куда – бог весть.
Десантники, иногда перекликаясь через радиофоны, шли вперед, на всякий случай заглядывая в слепые окна домов. Тим был подавлен: неугодно это Всевечному, негоже так, что за глухое, угрюмое место, и земля – будто изнеможенная от бремени людских дел, неправедной, нехорошей жизни.
В наушниках раздался голос отца Карена:
– Имейте в виду, все эти люди могли бы переехать в центральные районы Уклада. Никто не препятствовал, они имели право поселиться в другом округе, даже крае, могли бы, наконец, переехать в Российскую губернию. Стоило лишь проявить некоторую настойчивость, добраться до управляющего этим лагерем Совета Пресвитеров, подать прошение. Они сами обрекли себя и своих детей на жизнь в таких условиях.
Вскоре жилая зона закончилась, солдаты оказались у высокой бетонной ограды с железными воротами, над которыми висел отлитый из металла герб – голова льва в широком круге, а по бокам какие-то ленты. Одна створка опрокинулась внутрь, вторая покосилась. Стена вся сплошь измалевана – мерзкие хари с пустыми белыми глазами, красные зигзаги, буквы пузатые, уродливые…
Теперь их было шестеро: Костя, Тим, Акмаль Надиров, Настька, Хайфа-Мария и Тереза Альбади. Последних двоих Тимур видел лишь на прощальной лекции отца Карена, когда инокинь привезли в САВКС. В отличие от рыжей веснушчатой Настасьи, обе черноволосые, Мария – насколько Тим успел разглядеть в аудитории – худая и смуглая, а Тереза полная, с округлым сонным лицом. Временный командир бригады стала первым номером, Костя, Тим и Акмаль соответственно вторым, третьим и четвертым, инокини же пятым и шестым.
Челны висели позади, метрах в тридцати над землей. Выполняя приказ, Тимур с Ратмировым миновали ворота и заняли позиции в кустах возле широкой асфальтовой дороги, уходящей в глубь территории. Настька, потом Акмаль, Хайфа-Мария и Тереза, вбежав за ними, рассредоточились.
– И здесь картинки, – сказала Мария. – Какие-то они у них… непонятные. Там что написано? По– американному что-то… «фуск йоу» какой-то.
С другой стороны стена тоже была разрисована.
– Это бывшая киностудия, – объявил Паплюх. – Слева от вас административные здания, впереди павильоны. Первый, ваша цель: павильон номер семь. Видите, там дорога сворачивает? Нужное здание за поворотом, пятое справа… – он вдруг замолчал.
– Продвигаемся вперед малым темпом, – скомандовала Настька. – Второй, третий – впереди по бокам, остальные…
– Срочно к седьмому павильону! – чуть ли не заорал Паплюх. – Мы засекли движение… Скопление людей… Ситуация-
* * *
Позже Тим подумал, что в фанере была трещина или небольшая дыра, десантница закрыла проникающий сквозь нее свет – и находившийся по ту сторону человек определил, что кто-то приблизился к проему.
Шлем Хайфы-Марии треснул, инокиня упала.
– Что? Что у вас?! – одновременно закричали Настька с Паплюхом, а Тимур, просунув внутрь автомат, уже стрелял, поливая пулями царящую в ангаре полутьму, видя светлый прямоугольник ворот на другой стороне, частично скрытый какими-то массивными предметами, суматошное движение среди теней… И худого подростка с древним помповым ружьем. Он стоял недалеко от окна, во второй руке его была большая неказистая граната. Тим попал ему в грудь и живот, когда только начал стрелять, еще не видя, куда палит.