От холода стучали зубы, апатия наваливалась пуховым одеялом, глуша звуки и туманя разум. Злой, как черт, мужчина, стянул с меня мокрую сорочку, подобрал с земли и натянул через голову платье и начал растирать спину и грудь широкими мазками ладоней. Сам он одежду снять не успел или не захотел и теперь мокрый бормотал ругательства в адрес одной глупой девчонки.
-Отпустите меня, вы уедете, а я все равно сделаю это. И никто уже мне не помешает, - сквозь стучащие зубы выдавила я.
-Но почему? Миллионы женщин теряют невинность во всем мире, но после этого они не кончают жизнь самоубийством, иначе человеческий род уже прекратил бы свое существование, - Генрих дополнительно накинул на меня свой, оставленный рядом с лошадью плащ.
-Вы не понимаете, - сглотнула я, - после того, как все увидели что Рудольф Гессен отдал меня вам, у меня нет защиты в замке, я теперь доступная и падшая женщина, и каждый решит своим долгом затащить меня в постель. Я не смогу так жить...
Мужчина посмотрел на меня долгим пристальным взглядом, размышляя.
-Вот оно что... Я предлагаю тебе поехать со мной, в мое имение. Тебя, как я понял, ничего в замке не держит, сегодня же и уедем.
-В качестве кого? - вскинула глаза, - в качестве вашей подстилки? Так какая разница где, здесь или у вас?
-Трудно с тобой, - пробормотал Генрих, - замуж, сама понимаешь, я взять не могу, - хохотнул он, - как бы ты ни была красива и хороша в постели, но ты служанка, - он насмешливо развел руками, - Что сами то можешь предложить? Не думаю же я, что ты искренне хотела покончить с собой, есть же что-то, что тебя сможет удержать на этом свете?
Я задумалась. Генрих не мешал, отошел к берегу, снял и выжал верхнюю одежду. По нему не было заметно, что он замерз и дрожит. Крепкий, суровый мужчина...
-Вы говорили, у вас имение, - уцепилась я за тоненькую ниточку.
-Да, можно сказать и так.
-Я хотела бы стать экономкой, мы заключим договор, и за плату я буду у вас работать.
-Ты умеешь управлять имением? Откуда?
-Умею, - твердо сказала я.
-Ну конечно, - задумчиво потянул Генрих, - Элли, как я сразу не вспомнил, баронесса Эллизабет, дочь бывшего барона Гессен. Я вас не признал, извините, - поклон, на мой неискушенный взгляд, был немного издевательским.
-Я уже давно не баронесса, вы прекрасно знаете, что моего отца обвинили в измене и король отдал наше поместье и баронство Рудольфу. Так что? Вы согласны?
-Конечно я согласен, сама бывшая баронесса будет у меня в услужении, как не согласиться? Но есть одно условие...
-Какое? - я хотела быстрее покончить с неприятным разговором и наконец определиться с моей дальнейшей жизнью.
-Ты будешь в добавок со мной спать, когда я буду приезжать в имение. Не переживай, - видя, что я с возмущением вскинула голову, - я очень редко бываю в замке.
-Хорошо, - торговаться смысла не было, теперь я понимала, что ничего страшного в постельных отношениях нет, и беречь девственность для мужа - поздновато.
Генрих подал мне руку, я запрыгнула на седло впереди него, мы поскакали в замок барона.
-Генрих, где ты был все утро? Мы обыскались, - на ступенях уже стоял Рудольф и баронесса, - и что с твоей одеждой?
-Мы решили искупаться рано утром, - заявил Генрих.
-В одежде? - насмешливо обронила баронесса.
Не обращая больше ни на кого внимания, мужчина ссадил меня с лошади и кивнул барону, - мы уезжаем. Сейчас же.
-Вы??? Элли, неужели одна ночь так на тебя повлияла? - барон повернулся в мою сторону.
-Да, - пробормотала я, - влюбилась без памяти...
-Ты не можешь покинуть замок, Элли, - вдруг заявил Рудольф.
-Почему? Я ни с кем договор не подписывала, я здесь не рабыня, ни наемная служанка, я свободный человек и могу ехать с кем хочу.
Барон растерялся, он так привык к моему послушанию и безответности, то наверное, забыл, что я тоже умею огрызаться.
-Граф, ну вы хоть скажите что-нибудь? Зачем она вам?
-Граф? - я удивленно обернулась к Генриху.
-Позвольте представиться, граф Генрих Тирран, к вашим услугам, - шутовской поклон в мою сторону.
Я растерялась, я называла его 'наемник, солдафон', а оказалось граф. Да еще и один из самых влиятельных и богатых в стране, друг самого государя. Ну что же, тем лучше.
-Выдвигаемся! - зычно прокричал Генрих своим людям, пару подвод, окруженных солдатами начали выводить за ворота, - тебе нужно еще собираться? - вопрос в мою сторону.
-Нет, ее в этом замке ничего нет, - зло прошипела баронесса и добавила, словно плюнула, - нищее отребье.
-Я только попрощаюсь с слугами, - попросила я, видя стоящих на пороге дворецкого и Сандру.
-Только быстро, -ответил мужчина - и я помчалась к друзьям.
Мы поспешно обнимались, выскочила кухарка, наверное новость, что я уезжаю мигом разошлась по замку. Рыдали все. 'Все будет хорошо, по крайней мере, здесь мне уже нечего делать', - сквозь слезы бормотала я, 'Береги себя', меня дернули за руку и я опять оказалась в седле, на коленях у Генриха, 'Прощайте', - шептала я, выезжая из ворот и бросая последний взгляд на уже не родной дом, где я прожила восемнадцать лет.
Имение, как назвал его граф, оказалось огромным величественным замком, с кучей дополнительных построек, конюшен, сараев, домов для прислуги и прочее-прочее... Я не смогла даже сразу охватить всю громадину, которой мне предстоит управлять.
-Ну что, справишься? - насмешливо прошептали над головой.
-Справлюсь, - твердо сказала я, не чувствуя ни малейшей уверенности в себе.
Папа, конечно учил меня управлять домом, вести бухгалтерию, отчеты, следить за слугами, закупать оптом у торговцев продукты, договариваться с кузнецами, мясниками, поставщиками тканей. Когда умерла мама, мне было десять лет и видя горе отца, я старалась как могла, облегчить ему управление хозяйством. Но наше небольшое поместье не сравнить с этой махиной, да и практики все же маловато, - с ужасом думала я, разглядывая гектары садов, и виноградников, разбитых за замком, далеко, в долине за речкой виднелись несколько деревень.
-А кто был управляющим ранее? И что с ним стало?
-Уволил, месяц назад, - засмеялся Генрих, - так что ты очень кстати. Проворовался, стервец. Пользуясь тем, что я месяцами тут не бываю, разорил подчистую хозяйство, утверждал, что оно не приносит дохода, и мне приходилось тратить огромные суммы, чтобы хоть как то держать замок в порядке.
-Ясно, - ответила я, мы въехали в ворота.
Запустение, грязь и нечистоты, прямо во дворе, неприятно поразили меня. Работы непочатый край...
Меня представили как новую экономку слугам, их выстроился в гостиной целый полк. Взгляды в основном пренебрежительные и неприязненные. Видя, как я сидела на руках графа, что они еще могли подумать? Но я не собиралась оправдываться. Тем паче, что в дальнейшем мне придется вполне открыто ходить к нему в спальню. 'Да, я не только экономка, я еще и любовница графа. Мне все равно, что они будут обо мне думать, мне просто нужна работа'. Вещей со мной не было, поэтому нечего и рассиживаться. Присмотрела горничную по-миловиднее и попросила провести меня в спальни. Я выбрала себе красивую, немного запущенную сиреневую комнату с ванной, на втором этаже. Попросила позвать несколько девушек с тряпками и ведрами с водой убрать здесь. Громкий голос графа разносился по двору, управляя разгрузкой обоза, а я уставшая от дальней дороги задремала в кресле прямо в одежде.
Договор о найме мы подписали на следующее утро. В договоре фигурировало вознаграждение в сто золотых в месяц (что было очень щедро, даже для такого огромного хозяйства как это), я настояла на маленькой приписке, что в случае, если граф решит жениться, я покину замок, прежде, чем невеста переступить этот порог.
-Да не собираюсь я жениться, - злился граф, наверное он очень не любил, когда его принуждали к чему-то.
-Я настаиваю, может быть вам захочется через пять лет наследников? Я не хочу маячить перед вашей супругой, выслушивая истерики и обиды.
-Ладно, - согласился Генрих, - как хочешь, слово лорда. Если соберусь жениться - договор расторгнут, а пока...- Одним слитным плавным движением он подхватил меня на руки, - ты - моя, девочка... И не смей мне отказывать, - прошептал он, я смотрела в его загорающиеся страстью глаза и понимала, что отказывать никто не собирается.
Его губы начали порхать, целуя лоб, щеки, шею. Хриплый голос шептал, задевая зубами мочку уха, какая я красивая и желанная. Какие сладкие у меня губы и вкусная кожа, он пил меня без остатка, покусывал каждый пальчик, целуя в центр ладошки, и медленно раздевая понес в спальню. В этот раз больно не было. Совсем наоборот. При свете дня я, красная как рак, лежала на прохладных простынях, вздрагивая от пережитого первого в своей жизни наслаждения. 'Так лучше', - шептал мне в ухо Генрих, 'так гораздо лучше'. Его страстный взгляд охватывал меня всю, от алеющих щек до кончиков пальцев на ногах. Я пыталась прикрыться простыней - мне не дали. Граф лежал рядом, упершись на локоть и пристально меня разглядывал.
-Мы награбили с Рудольфом в прошлом походе много ценного, но самое дорогое мое приобретение, это ты, - медленно произнес мужчина, и склонился к губам.
Потихоньку, шаг за шагом, замок начал преображаться. Сначала в спальнях стали сверкать стекла в окнах, исчезла пыль, портьеры приобрели свой яркий первоначальный оттенок. Потом во дворе перестали ходить куры и свиньи и чистый песок, что я закупила в соседнем карьере, покрыл его красивым золотистым покрывалом. Не скажу, что было легко. Пренебрежение слуг, взгляды искоса, хмыканье в сторону, сплетни о постельных подвигах экономки, ничего из себя не представляющей как управляющая, а только и умеющая, что ублажать графа в кровати. Было все. Я это вынесла, сцепив зубы увольняла лентяев и сплетников, одним махом выгнала кухарку, посмевшую принести мне сгоревший завтрак, а на мою просьбу приготовить новый, заявившей, что таким как я, лучшее не положено. Дала отворот поворот половине горничных, умеющих только чесать языки и кувыркаться на сеновале с конюхами. В моем распоряжении были деньги графа и его сильная поддержка, которую я нещадно эксплуатировала, если не удавалось продавить своим авторитетом. Через пару месяцев в поселке знали все торговцы и купцы, что считать, складывать и умножать я умею лучше их и пытаться меня обмануть, значит нажить непримиримого врага в моем лице, и возможно, в лице графа. А его боялись все.
Генрих периодически исчезал на недели, потом так же стремительно врывался в мою жизнь и постель, дарил что-нибудь драгоценное и опять уезжал. Когда первый раз он преподнес мне изумрудное ожерелье, я отказывалась его брать с упертостью барана.
-Я экономка, ты мне за работу платишь деньги, не нужно мне ничего дарить, - я твердо и решительно положила обратно ему на стол коробочку.
-Я знаю, что ты экономка и я плачу тебе за работу, но еще ты моя женщина, и как моей женщине, я буду тебе дарить все, что захочу.
-И куда я буду это носить? Когда поеду закупать зерно в поселок или пересчитывая кур в курятнике, - попыталась воззвать к последнему доводу я.
-Да хоть картошку в нем копай, мне все-равно, - и с завидной регулярностью драгоценности стали появляться на моем туалетной столике.
Я предполагала, что граф исчезает на многочисленных стычках с кочевниками, происходящих на южной границе государства. Король неоднократно посылал на юг свои войска, но пока такие точечные вылазки, приносили больше пользы. Сказать, что мне было все-равно? Нет, конечно. После долгих отлучек, Генрих приезжал прихрамывая, с едва зажившими ранами от стрел, глубокими царапинами и ушибами, оставленными далеко не деревянными мечами. Я прикладывала травяные мази и примочки, уворачиваясь от жадных рук и браня его всеми ругательствами, которые только знала, а знала я не очень много, поэтому он просто весело смеялся над моими потугами его оскорбить, окольцовывал, брал в плен, оплетая руками и ногами, дарил мне поцелуи, сводящие с ума, жарко шептал как он по мне соскучился и как ему меня не хватало. Я таяла, растекалась лужицей подле его ног, и забывала, что зла на его беспечность и наплевательское отношение к своему здоровью. Наши ночи все больше превращались в неистовый чувственный праздник, безумие, от которого не хочется просыпаться. Рядом с ним, я превращалась в одержимую незнакомку, чуждую мне женщину, алчную до его ласк, его рук и губ. Только он мог утолить эту всепоглощающую страсть, этот сумасшедший голод. Его шепот сводил меня с ума, сильные гибкие движения крупного тела завораживали... Была ли это любовь? Я не знаю. Но пока Генрих приходил ко мне каждую ночь - пока я жила.
Все реже становились его отлучки, и все дольше периоды покоя и почти семейной идиллии. На мои вопросы Генрих отшучивался, что король забыл про него и сам он уже слишком стар, чтобы носиться за бандитами по полям и лесам. Но ночью, в порыве страсти, я слышала его хриплый шепот 'я не хочу с тобой расставаться ни на секунду, родная'. Значило это, что теперь он будет жить в замке постоянно?
Свой письменный стол я поставила в громадном кабинете, справа от стола графа, напротив камина. Я обосновалась здесь, так как во первых, в кабинете была куча свободного места, а Генриха не было неделями и кабинет пустовал, а во вторых тут был замечательный старинный камин, и смотря на огонь, меня охватывало умиротворение и спокойствие, которого мне так не хватало в жизни. Тихими вечерами, когда я сводила баланс, шепотом яростно бранясь на непутевых мясников и молочников, Генрих просматривал накопившуюся корреспонденцию, писал ответные письма или просто читал. Мы могли молчать часами, никому не было неуютно или скучно. Иногда я поднимала глаза и натыкалась на пристальный, задумчивый взгляд мужчины, рассматривающий меня.