- Упал, - отмахиваюсь я, натягивая ожидающую меня неглаженую белую рубашку и коротковатые мне брюки. По ходу, сегодня я студент, которого выебут дружки в туалете.
- Шевелись, блядь, - мужчина уходит.
Когда я выхожу на площадку, трое моих «коллег» стоят наготове. Антураж соответствующий: пара толчков, приколоченных к полу чуть ли не гвоздями, несколько разбитых зеркал, синее ведро в углу.
- Так, ребята, - режиссер утопил свой жирный зад в кресле напротив камеры. – Он ботан, вы трахаете его за то, что он не дал вам списать.
Ржач, тупые шуточки. Мне приносят круглые очки, как у Гарри Поттера, и приглаживают волосы. Кто-то маскирует синяк под глазом густым гримом. Привилегия.
- Начали! – оранул кто-то, и началось каждодневное безумие.
Сегодня у съёмок была тема. У «актёров» - злость на меня. Они удивительно быстро вжились в роль. Совсем по-настоящему заехали мне по разбитому лицу, пару раз под ребра, разодрали рубашку, поставили на колени. Я сосал их члены, думая, что с каждым разом все хуже и хуже. Грубые руки стянули мои брюки, кто-то без предупреждения толкнулся в очко. Я взвыл и едва не прикусил кому-то член. Получил по макушке, на секунду все потемнело, я потерял ориентацию и стал не способен на минет. Меня поставили раком и стали жестко драть. Голова дергалась из стороны в сторону, задница горела. Блять, он будто обмотал свой хер наждачкой. Я старался дышать и расслабиться, насколько это возможно. Кто-то кончил мне на лицо. Прямо на стекла дешевых очков. Затем приставил член к губам, я послушно облизал его. Один есть. Осталось двое. По ходу они поменялись, потому что мне снова ткнулись в рот, засовывая хер до самой глотки. Сейчас точно стошнит. Я тихо застонал. Мне заломили руки. Сильно так, специально, чтобы вырвать еще стон. Да, пожалуйста. Тому, кто трахал меня в рот, понравилась вибрация от звуков, и его сперма скатилась ниже в желудок. Я закашлялся, всего передергивало от мерзости. Тот, кто был сзади, вытащил свое орудие и кончил мне на спину.
Дальше началось привычное для таких жанров глумление, и после ощутимого удара, я оказался лежащим возле толчка. Очко горело, будто туда напихали углей, в горле саднило. Суки, твари. Мои руки дрожали. Сейчас режиссёр сделает крупный кадр моего судорожно сжимающегося ануса со следами спермы и успокоится.
- Снято! Молодцы, ребята, - он хлопает этих тварей по спинам. Каждого. – А ты что разлегся, гондон?
Это уже ко мне. Кто бы сомневался. Я, покачиваясь, встаю. Душ. Доза. Дом.
***
Пашка позвонил через три дня. Как ни в чём не бывало. Позвал на выходные в деревню съездить. А чего нет? Хоть и зима, но я согласился. Всё лучше, чем торчать тут.
Пашка был весел, смешил меня всю дорогу. Сначала мы добирались на электричке, потом на маршрутке. Деревенька была маленькая, домик крошечный, засыпанный снегом, кособокий, с закрытыми ставнями. Правда, отопление было, что немало удивило, в такую суровую зиму без него плохо. Мы покидали сумки, и тут Пашка говорит:
- Слав, иди сюда, покажу что-то.
Без задней мысли я подхожу. Он прижимает чем-то сладко пахнущий платок к моему лицу, и я отрубаюсь.
Прихожу в себя и не верю, что Пашка мог так поступить. Голова налита тяжестью, ресницы слиплись. Кое-как открываю глаза. Лежу в трусах и футболке на кровати, руки привязаны к изголовью. Что за хуйня?
- Пашка, сука, отпусти! – ору я.
Он вздрагивает. Оборачивается:
- Слав, ты прости. Но я не отпущу.
- Что ты задумал, мудак грёбаный?
- Ты убиваешь себя, я помогу тебе отказаться от наркотиков.
- Ты ебнулся? Засунь себе свою помощь, знаешь куда? Тварь! Отпусти меня!
Сколько я ни дёргаюсь, веревки лишь сильней впиваются в запястья. Кто мог ожидать этого от Пашки? Такая подстава. Тоже мне, мать Тереза! Почему меня окружают одни козлы? Я выдыхаю и решаю, что раз крики не помогут, то нужно попробовать по-другому:
- Паш, ты это, отвяжи меня, никуда я не денусь. Я и сам думал бросать.
Он хмыкает, закидывает ноги на соседний стул:
- Врешь. Да еще так неумело.
- Паш, ну хватит, прикольнулся, отпусти.
- Нет, Слав, пока не вылечишься – не отпущу. Недельку точно полежишь.
- Ты долбанутый? – взревел я. – Какую недельку? У меня… работа.
- Если будешь себя хорошо вести, то…
- Пашка, - хриплю я, - он же меня убьёт!
Перед глазами возникло лицо Арефмана. Сразу затошнило.
- Дай хоть позвоню…
- Тут не ловит, - пожимает плечами парень.
- Вот ты сволочь.
Я закрываю глаза, пытаясь придумать выход из сложившегося положения. Кричи-не кричи – никто не услышит. Домик на отшибе. По серьезному настрою Пашки понимаю, переубедить его не удастся. Тем более, он медик, знает симптомы. С этим тоже не прокатит. Ненавижу свою жизнь.
***
К полуночи мне стало ощутимо хуже. Морозило, болел живот и жутко ломило кости. Я глотал вязкую слюну и мечтал о том, как раскрашу Пашкину физиономию.
Не сомкнув за всю ночь глаз, к утру я был готов на многое:
- Паш, Пашенька, - шептал я, - ну отпусти, ну прикольнулся и хватит, уже не смешно.
Он молчал в ответ.
- Паш, - губы пересохли. – В сумке у меня… Пожалуйста. Я сейчас умру.
К моему удивлению он встает, шарит в сумке, находит шприц, наркотик и… поджигает в пепельнице. Комнату наполняет едкий, неприятный дым. Приходится открыть форточку.
Я вспомнил весь свой словарный запас. Потом, не шевелясь, кусал губы. Лучше бы меня выебали, лучше бы меня опять пустили по кругу, но дали дозу. Я свихнусь. Я не могу…
- Слав, я поставлю капельницу.
- Да пошел ты!
- Тебе станет легче.
Слышу вину в его голосе. Смотрю на него красными глазами и выплевываю:
- Пошел на хуй.
Он отходит. Садится у окна. Берет книгу, но так и не открывает.
- Славка, я помочь хочу…
Молчу. Через десять минут:
- Слав, ну пойми, ты убиваешь себя…
Он не прав. Они убивают меня. Каждый день. Наркотики - мое спасение. Лишь они помогают мне выжить, барахтаться в этом дерьме, которое вокруг меня. Почему у других нормальная жизнь? Нормальная работа? Дом, машина. У меня ничего нет. Даже друзей. Я никогда никого не любил. И меня никто никогда не любил. Почему Бог поставил на мне крест? Чем я заслужил это? Почему меня изнасиловал отчим? Почему мама не слушала меня? Почему меня никто не защитил? Я всхлипываю. Мне хреново. Безумно холодно, суставы выворачивает. Я готов на все:
- Пашечка, Пашка, - зову я, - ну хочешь, я тебе отсосу?
Да, удивление в его глазах на секунду отвлекает.
- Славик, я натурал.
Пиздец, открытие. Что ж ты с гомиком водишься?
- У тебя уже глюки, - он рядом. Протирает спиртовой салфеткой ногу и находит там вену. Укол почти неощутим. – Мне нужно поставить тебе капельницу. Я… отвяжу тебе руки. Может, тебе нужно в туалет?
Киваю. Кидаюсь на него, когда он это делает. Но я слишком слаб. Пашка успевает увернуться, схватить мою руку и закрепить ее.
- Паш, ну пусти, - я уже умоляю.
- Слав, потерпи.
Всё темнеет. Я проваливаюсь в жадную, смрадно дышащую темноту. Она живая, ядовитая, колет острием ножа в самые чувствительные точки. Я, наверное, весь в крови. Мокрый. Дрожу. Почему я не умираю?
Прихожу в себя. Влажное полотенце на лбу. Игла в руке. Пашка-таки присобачил капельницу. Не пойму, лучше мне или нет. Знаю одно – мне нужна доза. Нужна. Срочно. Зову «друга», ору, будто меня режут. Хотя, наверное, так и есть…
Очередное небытие. Очередное болезненное возвращение в реальность. Ненавижу её. Она растекается пугающей бесконечностью. Почему в моей жизни нет счастья? Почему я слабый, ни на что неспособный наркоман?
Пашка вытирает мой пот, мои слёзы. Я в бреду. Это так реально.
Мне не больно. Меня будто нет. Я пустыми глазами смотрю в потолок.
***
Прошла неделя. И я чувствовал себя будто хорошо. Относительно. Смог похлебать бульон, приготовленный Пашкой. Я уже не сердился на него. Я вообще не понимал, что чувствую. Без наркотиков появились кошмары по ночам. Или это были глюки? Все было чёрным, и их было много… Дыхание перехватывает, я захлебываюсь и прихожу в себя в объятиях Пашки. Плакать совсем не стыдно. А он шепчет:
- Славка, ты сильный, ты умничка, ты такой молодец, ты справился с наркотиками, и дальше со всем справишься. Ты сильный, Слав. Ты должен что-то сделать со своей жизнью.
Эта мысль застряла у меня в голове. Поселилась там. Выбрала самую удобную комнату. Потеснила тараканов. Угнездилась так, что я в неё поверил.
Часть 2
Через две недели мы покидали деревню. Я - незнающий, что мне делать. Пашка - уверенный, что сотворил нечто хорошее. Как быть с наркотиками, я не знал. Тянуло ли меня… Тянуло. Однако мне было жаль тех страданий, что я испытал. Получалось, что всё это зря. Постараюсь продержаться. Постараюсь… А вот «работу» мне нужно бросать… Только как? Я понятия не имел.
Мы попрощались несколько грустно на вокзале. Я сделал пару шагов по притоптанному снегу, когда меня нагнал Пашка:
- Я с тобой. Можно?
Он боялся, что дома меня ждет доза. Правильно боялся. Из еды, как обычно, не было ничего, мы зашли в супермаркет, купили макарон, молока, тушенки, хлеба. Мне было легче, что я не один. Разрядившийся сотовый камнем лежал в кармане. Я знал, что там тысяча звонков, и не торопился его включать. Мы поднялись по ступенькам, ничего не предвещало неприятностей. Я не успел повернуть ключ в замке, как дверь распахнулась. Я увидел Бивиса, который за шкирку затянул меня внутрь. Пашку схватили двое охранников Арефмана. Как я их не заметил? Но это было уже неважно, меня швырнули на пол моей же единственной комнаты. Я поднял голову и увидел самого Арефмана и незнакомого мне мужчину. Последний по комплекции был как Арнольд Шварценеггер. Огромный качок. Я был реально раза в два меньше его. Такой ударит – мало не покажется.
- Славочка, - запел Арефман. – Где же ты так долго? Мы заждались. Вот, с тобой познакомиться хотят очень.
Я сажусь, пытаясь принять как можно более независимый вид. От Арефмана ничего хорошего ожидать нельзя. Его «познакомиться» может означать только одно.
- Я больше на тебя не работаю, - твердо заявляю я и встаю. Пашка прав. Нужно кончать с этой жизнью. Сейчас или никогда. Я смогу.
Все смотрят на меня очень удивленно. Кроме незнакомца.
- Слава… - начинает Арефман, но я перебиваю:
- Убирайтесь! Пошли на фиг из моей квартиры! Я тебе не шлюха, чтобы ты меня «знакомил» с кем попало!
- Идиот, - растерянно бросает мой бывший хозяин. Я замечаю, как он побледнел. – Мурат, вы простите, он…
Но этот Мурат лишь поднимает руку. Арефман затыкается. Пристально смотрит на меня. Мне хочется отвести взгляд, но я не позволяю себе этого. Не выдерживаю, сглатываю. Страшно. Ну почему я не под кайфом?
- Поехали, - негромко говорит Мурат. Обращаясь непонятно к кому.
Ко мне подходит Бивис, но я отскакиваю в сторону.
- Не церемоньтесь.
Без эмоций. Меня хватают, как я ни пытаюсь вырваться. Затыкают рот рукой. На лестничной площадке я успеваю заметить перепуганного Пашку. Блять, и его сюда втянул… Наверное, я приношу несчастья.
Меня швыряют в огромный чёрный джип. На пол. Рядом садится Мурат и охранник, заметно проигрывающий ему в мышечной массе. Я пытаюсь подняться, но огромная клешня давит на мое плечо. Выдыхаю и замираю. Ладно, посижу и на полу.
Ехали минут двадцать. Без слов. Затем так же молча меня вышвыривают из машины, большие руки хватают меня и несут к дому. Нет, не дому, а особняку за двухметровыми воротами. На двери сенсорный кодовый замок. Сигнализация. Пароль я не запоминаю.
Коридор, гостиная, снова на полу.
- Значит, - Мурат садится в кресло, широко расставив ноги, - не шлюха?
- Что ты…
- Вы. Обращайся ко мне только на «вы».
- Да кто ты такой, чтобы я «выкал»?
- Ты под кайфом? – мужчина приподнимает бровь. – Или всегда такой придурок?
- Я завязал с наркотиками, - негромко говорю я. Даже сам в это не верю.
- Конечно.
А вот чужая насмешка раздражает. Я хотел новой жизни. Без всяких ублюдков. И как-то оказался в руках одного из них. Похоже, я сошел с ума, потому как говорю:
- Завязал. Раз и навсегда. Со старой профессией тоже. Так что отпусти меня, мудак. Сейчас же.
Он встает, медленно подходит, сдавливает горло одной своей клешней, поднимает меня в воздух. Хриплю, но умудряюсь плюнуть этому козлу в лицо. Наверное, зря я… В его глазах такая ярость, что я не удивлюсь, если буду через секунду трупом.
Мужчина швыряет меня к стене. Именно швыряет, будто я не вешу ни грамма. Ударяюсь головой о стену. Наполовину без сознания. Но реальность не отпускает меня. Как и этот Мурат. Он тащит меня к дивану. Ставит в характерную позу, то есть раком. Зажмуриваюсь. Понимаю, что у меня давно никого не было. И будет больно. Очень больно.