Женщинам воспрещается присутствовать на празднике, Они уходят к соседям и возвращаются домой только тогда, когда голова будет вынесена из юрты.
Раз медведь олицетворяет сородича, то к нему, следовательно, применимы и все обычаи людей. Например, кости его хоронят, для чего делается особый гроб в виде сруба. Впоследствии удэхейцы стали медвежьи кости складывать в дупла деревьев и топить в реке. В тайге черепа медведей закладывают в развилки деревьев, повыше от земли, предварительно обвязав их мелкими хвойными ветками. Ветки эти имеют двоякое назначение: они изображают кожу с шерстью на голове зверя и замаскировывают череп от глаз хищных птиц.
Медведю, покусившемуся на жизнь охотника, полагается мстить так же, как и человеку. Если медведь растерзает охотника, то удэхейцы не успокоятся до тех пор, пока не убьют виновного зверя. Только тогда душа усопшего попадает в царство теней. Догнав животное, охотники, выкалывают ему глаза и обрубают когти, мясо его бросают на съедение воронам и собакам. Шкура бросается в лесу также. Люди вырезают у него сердце, поджаривают его на огне,. разрезают на части и разбрасывают по сторонам. Это знак высшего пренебрежения и ненависти. Череп пробивается и вешается на дерево, поставленное для черта Окзо.
Третьим, «тотемным» животным будет «Касатка Тему» (Orca gladiator). Тему боятся все морские обитатели. Перед ней все трепещут, от нее нет спасения, и ластоногие (сивучи и нерпы) бегут и натыкаются на охотника. Вот почему удэхейцы, как только завидят касатку, молятся ей, просят не трогать их и бросают в воду спички, листочек табаку или кусочек сахару в виде жертвы. Они ужасно боятся пустых лодок, выброшенных волнением на берег. Это одежда, оболочка Тему. Он сбросил ее с себя и пошел бродить по лесу. Величайшей опасности подвергается человек, если вздумает присвоить себе такую лодку.
У удэхейцев много предрассудков и разных примет. Эти предрассудки пугают их, заставляют всего остерегаться, всего бояться. Например, нельзя носить унты из бычьей кожи, - обидится сохатый. Белку можно жарить только вверх головою, а рыбу обратно, вниз головою. Нельзя играть костями кита, выброшенными на берег, - море будет сердиться. Нож, которым пришлось освежевать сивуча, нельзя носить при себе во время охоты на медведя. Нос соболя, при снимании шкурки, надо оставлять у животного; то же самое относится и к нерпе. Ранения и язвы нельзя показывать женщинам и т. д.
Ночное небо, со множеством светил, заставило лесных людей распределить все звезды на созвездия и создать свой зодиак: Млечный путь - «Б у а - г и д ы н и». Это следы лыж старого Канда и молодого Егда. Раньше небо было низко; Канда и Егда отправились, шли много лет; вдруг небо стало медленно подниматься и ушло в высь, а охотники так и не вернулись на землю. Удэхейцы знают о том, что полярная звезда «Буа-Наммини» неподвижна и находится на севере. Большая медведица «Цзали б а н г я н и» состоит из семи звезд: четыре образуют амбар (цзали), медведь идет к нему красть рыбу, а люди его преследуют. Кассиопея-«Огбэ», т.-е. сохатый. Весы -«Куни», т.-е. лебедь. Плеяды-«Нада-одега», т.-е. семь девиц и т. д.
Высшее божество ни когда не снисходит к людям. Удэхейцу приходится иметь дело только с низшими богами. Если у него идет жизнь благополучно, значит ему помогают родовые боги. Но иногда в его жизнь вторгаются злые духи и нарушают спокойствие. Вот почему, при всяком несчастье, при всякой неудаче, удэхеец забывает о существовании своего доброго бога и прежде всего старается изгнать черта. Иногда это удается ему сделать самостоятельно, но если черт силен и изгнать его он сам не может, то прибегает Шаманский идол к помощи шамана («Сама»).
Вот почему во всякой почти семье есть бубен, вот почему в каждой почти семье есть кто-нибудь, кто хоть немного умеет камланить
«Севохи». изображающий медведя в сидячем положении.
Арка. На следующий день шаманы отправились туда, захватив с собою и больного. Там ежедневно на рассвете, до восхода солнца и вечером после заката его, они силой заставляли юношу камланить. Один шаман держал его за плечи, второй втискивал ему в руку колотушку и третий заставлял бить в бубен. С юношей каждый раз происходили сильные припадки, он в корчах кричал, метался и впадал в глубокие обмороки. Наконец, после одного из таких насильственных камланий, он погрузился в долгий и глубокий сон. Он спал и (по его словам) видел во сне духа, который сказал ему: «Ты будешь служить мне, а я стану помогать тебе». Когда юноша проснулся, он попросил бубен, сам стал бить в него колотушкой и запел шаманскую песню. Болезнь его прошла, и с этого момента он сделался шаманом.
Севон это дух; севохи - изображение духа. Название их бурханами, идолами совершенно неправильно.
Обычно чорт принимает вид какого-нибудь живого существа и в таком виде входит в человека и мучает его. Например: судороги, удушье по ночам, истерика, нервные припадки и т. д. Из всех болезней самая страшная падучая с судорогами. Это лисица «Ч и г а л и». Видеть ее нельзя. Она севохи злого духа. Проникнув в тело человека, Мигали тянет жилы. Не всякий шаман может изгнать эту лисицу. Это делается в полночь, при затушенном костре. После камлания Фуданку-чигали при криках выносится наружу. разрывается на мелкие части и рассеивается по ветру.
В случае, если удэхеец имел несколько раз подряд неудачу на охоте, он идет к шаману и рассказывает ему о происшествиях. Во время камлания, когда шаман находится в состоянии автогипноза, он видит, как перед ним проходят разные духи в образе зверей, людей и птиц. Он погружается в сон и, очнувшись, комбинирует виденное в одном образе. Вот почему каждый раз необходимо точно расспросить, как самого шамана, так и больного, для чего сделан тот или иной севохи или фуданку и какое значение имеют те или другие его особенности. Например: севохи, имеющий вид человека, с медвежьей головой, с железными зубами и с крыльями. Крылья у него для того, чтобы севохи мог летать и догнать черта, железные зубы затем, чтобы он мог вступить в борьбу. Охотничьи принадлежности, привязаны к его поясу, так как севохи в поисках за чертом придется совершать длинное путешествие по тайге и ночевать биваками и т. д.
Кроме того, у удэхейцев есть еще «мяонки». Это тоже нечто вроде севохи, но малого размера. Делаются они против разных болезней, но не ставятся в юрте, а пришиваются к одежде с внутренней стороны. «М я о н к и» делаются по указанию шамана и представляют из себя изображения людей, зверей, птиц, змей, рыб, насекомых, а чаще всего это какие-нибудь отвлеченные предметы: пуля с кусочком красной тряпочки, три шпильки, нашитые на лоскуток кожи, пружина от ружейного замка, зашитая в беличий мех и т. д.
Жилище шамана обставляется особыми севонами. На самом видном месте стоит огромный севохи «М а н г н и » (буквы Н и Г произносятся вместе с носовым звуком), именно тот, которому служит шаман и который помогает шаману в камлании. У него на груди сделаны изображения металлических зеркал. В них отражаются злые духи, приближающиеся к дому шамана. «Мангни» пустотелый, что означает голод. Он должен пожрать черта. Сердце сделано в виде птицы. Оно должно трепетать так, как бьется привязанная за ноги птица. Сбоку изображение жабы. Без этого знака севохи будет безжизненным куском дерева. На ногах вырезаны ящерицы (Эхелля)-символы быстрого движения. Ноги должны двигаться так же быстро, как бегают ящерицы в теплый солнечный день. Руки обернуты змеями, чтобы они не были ломкими; на руках шесть пальцев, чтобы он крепче держал в руке копье и т. д. Рядом с Мангни стоят два его помощника об одной ноге. На голове у них прикреплены огромные пешни вроде мечей. Они без рук, чтобы всю силу, удара могли сосредоточить в голову.
Множество изображений медведей, тигров, людей разбросано там и сям по земле. Черепа медведей, медвежьи лапы повешены на деревья и т. д. Перед юртой стоят выкорчеванные пни, воткнутые в землю стволами и вверх корнями (накасэ). На этих пнях вырезаны грубые подобия человеческих лиц, самые корни изображают волосы. Тут же, где-нибудь поблизости, стоят две или три лиственницы без сучьев и с кольцевыми вырезами по коре. Иногда на лиственницах укреплены деревянные птицы «К у а». На дороге, ведущей к юрте, поставлены колья с изображением человеческих голов (Цзайгда); они тоже ограждают жилища шамана от посягательств черта.
Необходимой принадлежностью шаманского костюма является короткая юбка из нерпичьей кожи, отороченная по подолу цветной полосой, на которой опять-таки нашиты люди, звери и птицы.
Черта надо запугать сильным шумом, для чего шаман одевает тяжелый пояс, увешанный сзади множеством железных трубок, подымающих во время пляски неистовый лязг. Его надо запугать страшным видом, для чего служит маска, отороченная мехом медведя. Черта может прогнать только гром. Этот гром шаман изображает с помощью бубна (Ункту). Бубен представляет из себя обруч, обтянутый с одной стороны кожей, а с другой имеются веревочные крестовины в виде змей, обращенных в разные стороны головами. Шаман держит бубен в одной руке за крестовины, а в другой колотушку в виде тоненького загнутого валька, обтянутую мехом выдры, с изображением быстроногих ящериц. В бубне таится великая сила-гром. Когда она оставляет бубен, кожа с треском лопается. Это великое несчастье. Шаману угрожает смертельная опасность. Тогда черт имеет свободный доступ в его жилище. Для предохранения бубна от порчи его держат в берестяном футляре, на котором изображены змея с крыльями (Агды), медведь (Мафа), тигр (Амба), бездна (Сункта) и властитель морей (Тэму).
Удэхейцы полагают, что у каждого человека есть две тени: одна световая, другая астральная. Последняя имеет вид человека, которому она принадлежит. Если тень его оставит, он теряет рассудок и становится сумасшедшим. Тень удаляется в загробный мир. Не всякий шаман может вернуть ее обратно. Это чрезвычайно трудное дело и под. силу только очень сильному шаману.
В 1909 году, зимой, когда я шел по р. Анюю около притока ее Тормасунь, мне удалось присутствовать при одном таком камлании. Дело было так. Один молодой удэхеец шел при луне по льду реки и вдруг увидал, что от него отделился такой же человек, как он сам, и бросился в сторону. Больной страшно испугался, еле добрался до своей юрты, лег на пол и стал заговариваться.
Тотчас родные послали за шаманом, который, к счастью, оказался живущим недалеко. Всю ночь и весь следующий день больной метался в бреду. Вид у него был дикий, испуганный и растерянный. На третий день, когда на западе угасли последние отблески вечерней зари, пришел шаман, и начались приготовления к камланию. Женщины взяли листья багульника, зажгли их так, чтобы они не горели, а тлели, и поставили к ногам шамана. По всей юрте распространился едкий ароматичный дым смолистого растения. Затем два удэхейца взяли в руки тлеющие листья багульника и стали ими обтирать одежду шамана, начиная от головы и кончая подошвами его обуви. Пока делались эти приготовления, одна старуха нагревала кожу бубна над огнем и слабыми ударами колотушки пробовала, достаточно ли она натянулась.
Огонь в юрте был притушен, в очаге оставались одни только тлевшие уголья. Наконец, очищения были кончены. Шаман одел юбку, нагрудник, на голову нацепил длинные ленты из стружек и подвязал позвонки к поясу. Он сел у огня по-турецки и, прислонив лицо к коже бубна, начал петь свою песню. Пение его было похоже на плач и чрезвычайно напоминало мне голосование (причитывание), которое в детстве приходилось мне слышать в деревне у русских женщин, на могилах их родственников. Наконец, началось и самое камлание. Шаман встал, начал сильно бить в бубен, он как будто пел и плакал в то же время. Он сильно потрясал позвонками и плясал вокруг угасавшего костра. Пение его становилось громче, удар в бубен сильнее и пляска неистовее. От музыки его становилось жутко. Он говорил неясные и не всем понятные слова. Шаман летел в загробный мир. Севон, которому он служил, помогал ему в этом трудном путешествии. На дороге встречалось ему много препятствий. Он блуждал в горах, попадал в болота, шел по лесу во время тумана, то переплывал реки, то встречал тигра и т. д. Глаза шамана были закрыты, лицо покрывалось потом и имело изможденный вид. Но вот он достиг царства теней. Пение его стало тихим, печальным. Теперь шаман стоял на коленях. На минуту он замолчал. Присутствующие сообщили, что сейчас шаман приступит к отыскиванию тени. Перед ним много теней; это души умерших, и все они похожи друг на друга, только травматические повреждения, которые когда-либо человек получил в бытность его на земле, сохраняются и по ту сторону смерти. Шаман должен среди них отыскать пропавшую. Вдруг он заговорил: «Больной десять лет тому назад порезал ногу, у него шрам на правой ступне». Родственники не подтвердили. «У него на правом плече родимое пятно»… «Неверно», отвечала мать… «На левой ноге раньше мизинец был отморожен»… «Да, это было», сказал отец. «На охоте медведь помял его, следы когтей остались у него около бедра, с левой стороны». «Тоже было». «Ребенком он ушиб колено» и т. д. По этим признакам шаман нашел душу. Тогда он поднялся и стал подходить к больному с пляской. Сумасшедший пришел в большое волнение: он бился, стонал, царапал себе грудь, но не вставал с земли. Шаман вытянул над огнем свой бубен, и вдруг я увидел на нем какое-то небольшое черное животное, похожее на мышь. Зверок быстро бегал по кругу и, несмотря на то, что шаман наклонял бубен, маленькое животное царапалось по коже и взбиралось к обручу, не падая на землю. Тогда шаман направился к душевнобольному и быстро сбросил черное животное на раскрытую грудь бесноватого. Женщины быстро запахнули халат. После этого шаман взял прутик, привязал к нему обрывок бересты, намазанной сажей, и стал читать свои заклинания, несколько раз проводя этой берестой по лежащему на земле больному от головы до ног и обратно. Обряд был кончен-тень найдена и возвращена человеку.