— Ну да.
— И кто кого? — усмехнулся Аркаша.
— Мы должны были. Но он как шмальнет.
— Чего?
— Из ствола.
Аркаша призадумался. Потом спросил:
— Из какого ствола?
— Из пистолета.
— Марка?
— А я что, разбираюсь? Длинный такой ствол.
— Куда попал?
— В шину попал…
Хоря и его шайку рассовали по камерам. Весь следующий день угрозыск работал на вылавливание по домам и подворотням остававшихся на свободе членов шайки. Наконец, кроме двоих, все устроились в камерах. Трое упорствовали, ничего не желая признавать. Остальные пели, как соловьи, и теперь остановить их было трудно. Ввиду воцарившегося гуманизма долго в камере они не просидят. Большинство выйдет под подписку о невыезде, а для оплаты дорогостоящих услуг адвокатов снова пойдут воровать и рвать сумки.
Вечером Павлов и Аркаша сидели, уставшие, но довольные, в кабинете.
— Я все думаю насчет того случая, когда Хорь на Тумана налетел, — Аркаша отщелкнул металлическим зубом пробку с бутылки «Балтики» и припал к горлышку. Перевел дух. — Туман выстрелил.
— Может, хлопушка, — сказал Павлов.
— Может.
— Что на этого Тумана у нас есть?
— Да отморозок из молодых. Компашка — он. Тюрьма, Кикимора и Шварц, — знавший все про всех на свете, отчеканил Аркаша.
— Поехали, посмотрим, где эта стрельба была.
— Десять часов.
— Тебя любовница ждет?
— Жена.
— Тогда ничего. Светка подождет…
Они взяли одного из шайки, который присутствовал при той злополучной драке.
Солнце зашло. В темноте у озера мелькали какие-то тени. Слышался женский писк и смех. Аркаша чуть не споткнулся о мирно лежащего бомжа и отвесил ему пинок:
— Под ногами путаешься!
Бомж заворчал недовольно, но тут же рассмотрел обидчика, вскочил и бросился прочь с криком:
— Менты!!!
— Узнают, — самодовольно хмыкнул Аркаша. По всем кустам зашелестело, и в разные стороны заскользили тени, будто крысы на продовольственном складе, завидев санинспектора, забиваются в щели, чтобы не нашли и не обработали ядом.
— Ну, где это было? — водя трехбатареечным тяжелым фонарем защитного цвета, спросил Павлов, луч выдирал из темноты какие-то сваи, катушки.
— Вон, в ту шину он стрельнул, — показал шпаненок на шину, лежащую у склона.
— Ну-ка, — Павлов присел рядом со старой шиной. Вытащил нож. Приподнял шину Поковырял в ней. И извлек сплющенную пулю.
На следующий день он взял бутылку водки и отправился в экспертно-криминалистический отдел. Леха — эксперт-очкарик, прибившийся в отдел после института химического машиностроения, в бутылке отнесся благосклонно. Взял пулю, положил ее под микроскоп. Сравнил с фотографиями, имевшимися после прошлого исследования.
— Поздравляю. Бомжа того, у теплоцентрали, из этого же пистолета загасили.
— Ничего себе, — присвистнул Павлов.
После бегства с той хаты, на которой, кстати, забыли Кикиморин плейер и несколько нужных вещей, пришлось снимать новую квартиру.
Денег пока хватало, но, естественно, хотелось больше. Шварц предложил грабануть еще пару обменников, у него уже был подготовлен длинный список. Но для этого надо было морально созреть.
Кикимора сбежала из дома, прожила на новой съемной квартире неделю, потом рассорилась с Туманом, которому отказалась чистить заляпанные грязью и неизвестно чем ботинки, он ее отхлестал по щекам, дал кулаком по ребрам — бил он ее злобно, хорошо еще бог силой обделил. Обиженная, она вернулась домой, решив, что любовь умерла навсегда.
Там ее ждал теплый прием. Папанька вытащил ремень и засучил рукава.
— Только тронь! — истерично заорала Кикимора. Мать, что-то воркуя, увела отца, и тот вроде оттаял. В общем-то, он был рад, что дочь нашлась целая и невредимая и что вернулась в дом, поэтому сумел обуздать свой буйный нрав. Так что три дня Кикимора прожила спокойно.
На четвертый, естественно, она вновь поехала к Туману на съемную хату. Услышала стандартное:
— Где тебя, соска, носило?
Потом он овладел ею, как-то лениво, без интереса, но ей понравилось, и она окончательно оттаяла.
Новый плейер и очки ей купили. Она также купила себе на общаковые средства кожаные облегающие брюки, бижутерию, которой обвесилась, как елка, да еще накрасилась, как ведьма с Лысой горы. И на следующий день отправилась домой.
Это была суббота. Папаня был дома, мрачнее тучи. И, естественно, начался шторм.
— Тебя где опять носило? Ты где это шмотье накупила? На какие шиши? Сколько эти брюки стоят?
— Да ерунда. Каких-то двести баксов, — скривила пренебрежительно Кикимора.
— Двести баксов?!
— А че, деньги, что ли?
— Мы с твоей матерью за такие деньги месяц на заводе корячимся! А ей не деньги! Сумочки эти! Это барахло, — он вытряхнул сумку, на пол посыпались безделушки, косметика, очки, плейер. — Это что?
— Подарили.
— Кто?
— Заработала!
— Где?! — заорал отец, снова встряхивая сумочку — из нее все сыпался какой-то мусор, потом вылетело несколько стодолларовых купюр — достались ей после налета на тот обменник.
Папашка взял купюры.
— Ты где это взяла?
— Там больше нет, — огрызнулась Кикимора.
— Ты… Ты шлюха. На панели стоишь, да? Шалава трассовая!.. Ох, — он схватился за голову. — Я матери говорил. А она — нет, нет… Шлюха. Хрен у негров сосешь за эти баксы, да?!
Он налетел, несколько раз ударил по щекам, начал трясти за плечи.
— Я всю жизнь корячился, вас поднимал. Чтобы дочь в шлюхи пошла!
От него разило перегаром и чесноком. Руки у него были мозолистые, сильные, железные, и стискивал он ими, как тисками, было очень больно.
— Отпусти! — заорала Кикимора. Он толкнул ее.
— Моя дочь — шлюха! Вон!
— Козел, — бросила она.
— Что? На отца?
— Да пшел ты, козел!
Она выбежала из дома. Мир был черный. И в этом мире было две фигуры — она, неприкаянная, обиженная, и он, грубый, дышащий перегаром, ненавистный. Как же хотелось, чтобы вообще его не было…
«Убить бы козла! Убить бы, — вращалось в ее сознании навязчиво. Убить козла!»
Павлов разослал оперов рыскать по городу, узнавать, где может быть Туман с компанией.
— Получите информацию, сами не суйтесь, — приказал он. — У них может быть ствол. Сразу нам на пейджер сбросьте.
А сам с Аркашкой сел в свой видавший виды «Фиат» и двинул по знакомому заштатному городишку, где каждый столб знаком, каждый дом. И лица все по большей части на улице знакомые, притом многие печально знакомые.
По дороге встретили горожан, которые всегда готовы поделиться с операми новостями.
— Тумана не видели?
— Это малолетний?
— Ага.
— Нет. Он вроде круто так поднялся. В Москве хату вроде как снимает.
— На какие шиши?
— Обокрали кого-то удачно. Начальник, дай бабок, опохмелиться надо.
— Держи.
Шварца дома не было Тюрьмы тоже.
Машина ехала дальше.
— Оп-па! — воскликнул удовлетворенно Аркаша, тыкая справа по ходу, когда они вывернули на улицу Сахарова — мэр-демократ в девяносто первом году переименовал ее (раньше она была улицей Маркса), снеся при этом памятник основоположнику бессмертного учения. — Смотри, прикид какой.
— Чего? — отвлекся от дороги Павлов, сбрасывая скорость и пропуская вперед синюю «Волгу» начальника отдела сбыта овощесовхоза.
— Да вон она. Кикимора!
— Она? — Павлов посмотрел на затянутуюв кожу коренастую невысокую фигурку.
— Она.
— Берем.
Машина тормознула перед Кикиморой.
— Надюша, поехали покатаемся, — предложил, выходя из салона и пошире гостеприимно раскрывая дверцу, Аркаша.
Аркашу она узнала. И сразу, не говоря ни слова, рванула резво прочь.
Аркаша необычайно бодро для своей вовсе не спортивной комплекции и возраста кинулся за ней и в несколько прыжков настиг, обхватил за талию лапами.
— Пошли.
— А-а-а! — закричала Кикимора, пытаясь укусить его за руку. Получила в ответ оплеуху.
— Э, мужики, — остановился около Аркаши работяга в кепке. — Чего от ребенка надо?
— Милиция, — кивнул Аркаша, пытаясь взвалить бешено отбивающуюся Кикимору на плечо.
— Все милиция, — недоверчиво пробормотал работяга. — А документ?
Тут Кикимора на весу извернулась, попыталась лягнуть довольно неловко Аркашу. И послышался стук — из-за ее пояса выпал «ТТ».
Мужик-работяга во все глаза смотрел на пистолет, потом сообразив, что к чему и почем, обернулся и быстрым шагом, готовый в любую секунду перейти на бег, двинул прочь.
Тут Кикимора обмякла, и Аркаша затолкал ее в машину. Павлов поднял пистолет и вернулся в салон.
— Ласточка, — начал он. — Девочки в куклы играют, а не в пистолетики.
Кикимора захлюпала красным носом. И тут же разревелась.
— Пистолет откуда? — полюбопытствовал Павлов.
— Взяла.
Слезы текли уже в три ручья.
— У Тумана? — наобум брякнул Аркаша.
— Угу, — всхлипывала Кикимора. — Из подвала.
— А зачем?
— Убить его, козла.
— Кого?
— Папашку-у-у, — в голос взвыла она, вытирая слезы и размазывая ладошками по щекам.
Кикимора покололась до основания. Выложила все, что знала, и готова была выложить то, чего не знала. Признавалась она с детским простодушием, увлекаясь рассказом.
В подвале, где она показала, нашли черный «дипломат» с коробками патронов и одним «ТТ».
— Так. У нас еще два «ТТ» ходят, — подбил бабки Аркаша, когда они вернулись после выезда в отдел и расположились в кабинете, самом большом в розыске, где обычно располагалось трое оперов — сейчас все были на выездах.
— Один у Тумана, он с ним не расстается, — кивнул Павлов. — Еще один — или у Шварца, или у Тюрьмы.
— Скорее всего, у Тюрьмы, — сказал Аркаша. — Шварцу только деньги нужны на протеиновые таблетки для мышц. Его больше ничего не интересует.
Настала пора собирать всю шайку.
Расклад был суровый. Задержание вооруженных огнестрельным оружием отморозков — тут могут быть любые варианты. Павлов знал, что кидать в огонь своих оперов, у большинства из которых стаж работы в розыске меньше года и пороха они не нюхали, ни в коем случае нельзя.
— Сбор всем, — сбросил он на пейджеры, которые он выцыганил в порядке спонсорской помощи в прошлом году у фарфорового завода.
Через полчаса в кабинете собрался весь розыск — одиннадцать человек, в большинстве своем совсем пацаны. Глаза у них азартно горели, как у волчат, которых берут на первую настоящую охоту. Не каждый день вылавливаешь вооруженных преступников. Мальчишки рвались в бой. А Павлов, с усмешкой поглядев на них, распределил:
— Лунев — на телефоне, в штабе.
Опер обиженно взвыл:
— А можно на задержание?!
— Успеешь назадерживаться. Марков, Васильев — резерв. Столешников — со мной.
Костя Столешников был боксером, резким и подвижным, прошел службу в армии в Чечне, умел принимать быстрые и, как правило, верные решения, и толк с него какой-то был.
— Начинаем…
По полученной информации Шварц мог быть в самом престижном в городке спортзале «Спутник». Как появились деньги, он все свободное время проводил там, тягая стальные блины.
— Ваш билет, — заслонил проход в здание спорткомплекса, бывший спортзал ныне скончавшегося ПТУ, молодой, бойкий и ничего не понимающий охранник.
— Милиция, — не останавливаясь, произнес Павлов.
— Все милиция. А билеты?
Павлов, не вдаваясь в разговоры, просто снес его животом, а Аркаша еще наградил пинком:
— Знай, кого не пущать, смерд!
Охранник хлопал глазами.
Они прошли в спортзал. Народу там было немного. Один спортсмен колотил, прыгая, ногой по кожаной черной груше. Другой вертелся на турнике. Девушка в спорт-костюме просто сидела на скамейке и чего-то терпеливо ждала. В углу были застелены маты, торчало баскетбольное кольцо. Но главное, что привлекало в спорткомплексе, — отделенный сеткой тренажерный зал. Тренажеры были действительно не хилые, на них хозяева спорткомплекса денег не пожалели — Во, — указал молодой опер.
Надувшийся Шварц лежал на скамейке, всем своим видом демонстрируя великое напряжение сил. В двух шагах от скамейки стоял его накачанный товарищ. Шварц крякнул, и штанга стала приподниматься.
— А меня можешь поднять вместе со штангой? — спросил Павлов, кладя ладонь на гриф и прижимая штангу к его рельефной груди.
Шварц выпучил глаза.
— Э, ты чего, мужик? — завопил напарник-качок, но Аркаша оттер его и прошипел:
— Вали отсюда прыжками, щенок. Тут свой разбор. «Щенок» все понял. Дяди пришли серьезные. Шварц зашипел, штанга давила на грудь и перекрывала дыхание, жилы вздулись.
— Ну, слабо? — спросил Павлов, еще сильнее вдавливая гриф. — Это тебе не валютники ломать. Шварц запыхтел.
— Признанку писать будешь? Или я сяду на штангу. Спортивная травма. Они бывают смертельными.
— У-ф-ф, — зашипел Шварц.
— Ты кивни, дружок. Будешь признаваться? Шварц кивнул.
Павлов приподнял штангу и устроил ее на подставке. Кряхтя и держась за грудь, Шварц поднялся. Тут же на его руках защелкнулись наручники.
— Где ствол? — спросил Аркаша.
— У меня нет! — кашляя, выдавил Шварц.
— А где?
— Какой ствол?
— Не зли нас, урод… Мы и про московский валютник, и про бензоколонки, и откуда стволы — все знаем… Шварц закусил губу. Потом прошептал:
— У Тумана.
— А у Тюрьмы?
— Тюрьма не ходит со стволом. А Туман ни шагу без ствола…
— Ясно…
Шварца отвезли в отдел и передали на руки следователю прокуратуры.
Следующий адрес — квартира Тюрьмы. Павлов нажал на звонок.
— Кого? — настороженно спросили из-за двери.
— Вас, Серафима Степановна, — сказал Павлов.
— Кто?
— Знакомый ваш. Сюрприз.
Она открыла и застыла, увидев Павлова.
Павлов знал ее отлично — в прошлом содержательница притона, воровка, она полжизни провела в тюрьме, сын появился на свет там же, а вторую половину жизни решила замаливать грехи.
— Что вам, Святослав Кондратьевич?
— Сыночка, — отстранив ее, Павлов, а следом за ним и Аркаша зашли в квартиру. Еще на улице, глянув на окна, они различили за шторами четкий силуэт, определенно Тюрьмы.
Тюрьма действительно был дома. Завидев оперов, он схватил первое, что подвернулось под руку, — увесистый деревянный стул — и во весь голос завопил:
— Не подходи, менты! Живым не дамся!
Аркаша пожал плечами и шагнул ему навстречу. Для него этот стул в руках Тюрьмы был не страшнее мухобойки.
— А-а-а! — Тюрьма бросил в Аркашу стул, сиганул на балкон и спрыгнул вниз.
— Третий этаж! — воскликнул Аркаша, отбивший стул рукой.
А мамаша Тюрьмы дико заорала.
Костя Столешников, считавший, что его поставили внизу просто так — клиент с третьего этажа не выпрыгнет, обалдел, увидев, как с балкона сиганула фигура. Прыжок был классным — как заправский шимпанзе, Тюрьма допрыгнул до росшего в нескольких метрах от балкона дерева и заскользил по веткам вниз.
— Стой, урод! — бросился к нему Столешников. Тюрьма спрыгнул на землю, ловко увернулся от оперативника и бросился бежать.
Столешников, более быстрый, настиг его.
— Не возьмешь! — зашипел Тюрьма, пихая ногой оперативника и нагибаясь за куском асфальта, которым хотел приголубить настырного мента.
Столешников примерился и саданул его своим коронным хуком в челюсть.
Тюрьма рухнул, как подкошенный, и задергался, не в силах подняться.
Тут подоспел Павлов и осведомился с тревогой:
— Не убил?
— Нокаут, — сказал Столешников. Тюрьма наконец пришел в себя и с трудом приподнялся, сплевывая кровь.
— Вставай, родимый, — поддержал его Аркаша, обшаривая, нет ли чего в карманах.
— Нам теперь долго общаться, — добавил Павлов.
— Может, ОМОН вызовем, — Аркаша задумчиво поглядел на окна пятого этажа, где банда снимала квартиру.
Только что они прозвонили туда по телефону-автомату, ответил Туман. Он был на хате. Изменив голос, Павлов попросил Марью Анатольевну, нарвался на матерный ответ — отморозок вежливостью никогда не отличался.