– Какое место мое? – поинтересовался я.
– Любое. Все свободны.
Навскидку, не считая, я определил, что в салоне более полутора десятков мест. Это довольно много для одного человека, даже бывшего командира роты. Тут стояли даже диваны, на спинках которых висели клетчатые пледы, чтобы можно было укрыться и уснуть. Я сразу вспомнил, что проводил ночную боевую операцию и не имел никакой возможности приклонить голову к подушке.
– Можно и на диване вздремнуть, да? – Я с разбега в чужой монастырь со своим уставом не полез, проявил вежливость, соответствующую моменту.
– Если, конечно, есть желание или необходимость. Но через сорок пять минут будет готов завтрак. Я вас тогда разбужу, да? Или перенести завтрак на более позднее время?
– Лучше попозже, часа на два, а то и три. Мне ночью поспать не довелось, – проговорил я и прошел в салон.
Я слышал за спиной шаги стюардессы и понимал, что в таких машинах обычно летают люди, имеющие лампасы на брюках и по несколько больших звезд на погонах. По крайней мере, генерал-майора, в моем понимании, в такой самолет просто не пустили бы. Чином не вышел. А вот мне, капитану, довелось попользоваться всей этой роскошью. Как после этого самооценке не взлететь до звезд!
– Через два с небольшим часа мы уже в Москве будем.
– Тогда через час или полтора.
– Тогда это уже сразу будет обед.
– Меня и это устроит. Мне сейчас обязательно нужно выспаться, чтобы потом голова была свежей.
Да, на месте прибытия мне следовало иметь свежую голову и ясный разум. Хотя отказаться от продолжения службы в новом формате я уже не имел никакой возможности. Это было бы чревато последствиями и неприятностями, возможно, связанными с колючей проволокой. Это в самом наилучшем случае.
Я разулся, упрятал пыльные берцы под диван, лег и прикрылся пледом. Заснул сразу же, по собственному приказу, подкрепленному желанием организма еще до взлета.
– Капитан! – позвала стюардесса, остановившись рядом. – Полтора часа прошло. Пора обедать, а то мы скоро в Москве будем. Там обеды дорогие.
Проснулся я сразу, все вспомнил, обулся и перешел с дивана в кресло за столом, который стюардесса уже накрыла. Дорогие обеды меня не сильно пугали, хотя я привык питаться в армейской столовой, где даже в офицерском зале цены были вполне приемлемыми. Да и деньги на первое время для проживания в Москве у меня были. А в пище я был непривередлив. Поэтому все те полуфабрикаты, которыми стюардесса кормила меня в самолете, пришлись мне вполне по вкусу.
Я, конечно же, поблагодарил девушку за обед и начал ощущать, что самолет снижается. Значит, мы уже на подлете. Но в таких самолетах бизнес-класса, как и в десантных машинах, пассажиры не обязаны пристегнуть перед посадкой ремни, хотя они есть на каждом кресле. Поэтому громкого объявления на сей счет не последовало.
– Мы в какой аэропорт прилетаем? – осведомился я.
– В Чкаловский. Там вас, товарищ капитан, машина встретит. Обещали прямо на стоянку заехать, просили вас не высаживать до прибытия автомобиля. Строгости какие!.. Но это дело обычное. Аэродром-то военный.
Я промолчал. Не объяснять же этой милой девушке с погонами старшего сержанта, что я нахожусь в розыске. Причем не только как человек, убивший наркоторговца – это обвинение, надеюсь, с меня снимут, – но и как подозреваемый, сбежавший из-под стражи. При этом были убиты три охранника СИЗО. Для пущей важности мне могут еще приписать убийство двух заключенных в самом СИЗО. Мои заявления о том, что я в одном случае только защищался от профессионального бойца ММА, а ко второму убийству никакого отношения не имею, будут звучать неубедительно для любого человека, тем более для женщины. На боевые навыки офицера спецназа можно списать все что угодно.
– А кто встречать будет? – спросил я, не особо надеясь получить ответ.
– Самолет какая-то женщина отправляла. Такая… я бы сказала, очень уж стройная. – Стюардесса проявила мягкую корректность. – Даже чересчур. Она и пилотов инструктировала. Наверное, и встречать вас будет. Строгая очень, прикрикнула на меня, торопила, когда я ей трап опускала. А ведь там механизм работает. Я же не могу его ускорить.
– С полковниками это бывает, – посочувствовал я. – Они и на младших офицеров порой покрикивают.
– Эта кусачая селедка – полковник? – искренне удивилась стюардесса, смущенная, видимо, моложавым видом полковника Самокатовой.
– Если это она, то полковник. По описанию подходит, – сказал я.
Мне было понятно, что старшему сержанту негоже так говорить о полковнике, как, впрочем, и капитану. Но замечания я все же не сделал, потому что сам недавно искал сравнение, используя схожий лексикон.
По большому счету женские разборки, как и их языки, не должны выбивать из колеи офицера спецназа. Женщина останется таковой при любом воинском звании. Она всегда будет видеть конкурентку в любой другой представительнице прекрасного пола. Уверен, что и полковнику Самокатовой не слишком пришелся по душе внешний вид старшего сержанта воздушно-космических сил. Я же, напротив, засмотрелся на ее походку, когда стюардесса прошла в конец салона. Она, настоящая женщина, даже ножками ухитрялась «строить глазки».
Вскоре снижение стало четко ощутимым. Я начал смотреть в иллюминатор и уловил момент, когда самолет опустился ниже облаков. Москву из моего иллюминатора видно не было. Она находилась за противоположным крылом. Но я туда не перешел, не желая показать своего любопытства. Все равно если я что и увижу, то вовсе не Кремль и не Красную площадь, а только обычные окраинные городские строения, которые в Москве, как и в других городах, совмещаются с промышленными предприятиями. Только по количеству автомобилей на дорогах я смогу понять, что вижу действительно Москву. Ни в одном другом городе страны нет такого количества личного транспорта. Любоваться таким пейзажем у меня настроения, естественно, не было. Потому я остался в своем кресле и продолжал смотреть в иллюминатор.
Самолет делал над аэродромом стандартную «коробочку». Саму взлетно-посадочную полосу я, естественно, со своего места разглядеть не мог, но по движению самолета ощутил, что он развернулся к ней носом и пошел на посадку. В иллюминатор было видно, как опустились закрылки. Земля стремительно приблизилась. Крылатая машина покатилась по взлетно-посадочной полосе.
Пробег был не слишком большим. После чего самолет вырулил на стоянку и остановился. Вот и все. Приехали.
Самолет не двигался, замер на месте. Но я с кресла не вставал, помнил предупреждение стюардессы насчет того, что ей не велено выпускать меня из салона, пока за мной не приедет кусачая селедка в полковничьем мундире. Впрочем, сама она могла и не беспокоиться по столь незначительному поводу, прислать кого-то из подчиненных. Я опять вынужден был ждать.
Этот самый армейский «УАЗ» я увидел в иллюминатор издалека. Хотя ошибиться было не сложно. Все-таки аэропорт Чкаловский принадлежит Министерству обороны, и здесь таких автомобилей можно встретить, наверное, великое множество. Но тот, который привлек мое внимание, целенаправленно ехал в нашу сторону между стояночными рядами и быстро приближался.
Я не ошибся. Автомобиль и в самом деле остановился неподалеку от нас, но из него никто не вышел. Сквозь лобовое стекло машины я видел, как военный, занимавший переднее пассажирское сиденье, с кем-то общался по рации.
Наконец-то из пилотской кабины вышла все та же красавица-стюардесса и нажала какую-то клавишу на стене. Дверь стала медленно открываться, трап коснулся бетона. Девушка сделала мне приглашающий жест, и я двинулся на выход.
– Рюкзак не забудьте.
Она могла бы и не предупреждать. У меня память хорошая. Обычно я своих вещей нигде не оставляю. Просто еще не дошел до него. Я сделал пару шагов, поднял рюкзак и забросил лямку за плечо.
Пилотов я так и не видел. Они не покидали кабину. Наверное, хорошо выдрессированы, много чему научены при сотрудничестве с военной разведкой. Чем меньше видишь и знаешь, тем дольше живешь. Это закон.
Я передал свою благодарность пилотам через стюардессу. Старший сержант согласно наклонила голову, совершенно справедливо принимая эту благодарность и в свой адрес.
Я спустился по трапу. Из машины меня видели. С переднего пассажирского сиденья вышел капитан в форме ВДВ. Опять и снова. Но лицом и фигурой на утреннего капитана из Моздока этот человек ничуть не походил.
– Капитан Онучин? – спросил десантник.
– Он самый.
– Мне приказано доставить вас к месту службы.
– Едем, – сказал я, забрался на пустующее заднее сиденье и осведомился. – На Хорошевку?
– Никак нет. На секторальную базу. Полковник Самокатова ждет вас там.
Москву и Подмосковье я более-менее знал, предполагал, что мы выедем на Щелковское шоссе. Как-то так повелось, что в этих местах почти в каждом лесочке располагаются базы армейских подразделений и разных спецслужб. Почему-то я решил, что со Щелковского шоссе мы будем выезжать южнее, свернем в сторону Балашихи. Но машина гораздо раньше выскочила на Фряновское шоссе и миновала деревню Ледово.
Оттуда дорога повела нас в лес, под знак, запрещающий проезд. Но значительно больше, чем он, движению мешала сама эта грунтовка. Даже «УАЗ», отличающийся высокой проходимостью, несколько раз буксовал на коротком пути. Погода стояла теплая, если не сказать жаркая, но колея была заполнена жидкой грязью. Глубина ее была изрядная. Если бы сюда забралась легковая машина, то она села бы карданом на землю и не смогла бы выбраться без помощи трактора. А найти его здесь не так-то просто. В ближайшей округе почти нет обыкновенных деревень, сплошь дачные домики современной постройки, так называемые садоводческие товарищества. Даже если тут и найдется тракторист, то его придется долго поднимать и похмелять, иначе он никуда не поедет.
Но «УАЗ» не зря давно служит в армии. С дорогой он справился, довез меня до металлических ворот с красной звездой на каждой створке. Они были вписаны в стандартный железобетонный забор, каким обычно огораживают стройки. Его звенья всегда устанавливаются в тяжеленные, тоже бетонные «стаканы», укрепляются клиньями. Понизу подгребается бульдозером земля. На армейских объектах под ней, как правило, проходит крепкая арматурная сетка, которую руками сорвать невозможно. А на строгих режимных объектах она в дополнение ко всему всегда соединена с сигнализацией.
Внешне, если со стороны посмотреть, это был какой-то заброшенный объект, построенный, видимо, еще в советское время. Будка КПП представляла собой старый строительный вагончик.
Из будки вышел старший прапорщик с нарукавной эмблемой инженерных войск. Он мог с таким же успехом носить и любую другую, но от этого не стал бы больше походить на военного разведчика, такого, каковых я видел все годы своей службы, – подтянутого, спортивного, уверенного в себе, имеющего пружинящую походку и прямую спину, не допускающего появления перед офицером в не совсем чистой одежде. А старший прапорщик внешне был именно из тех, кого в армии зовут разгильдяями.
Я сразу подумал, что это может быть банальный вариант маскировки. Или же пример того, что может допустить женщина, занимающая ответственный пост в армии.
Старший прапорщик подслеповато сощурил глаза, посмотрел на номер машины, вернулся через ту же дверь на КПП, сверился там, как я подумал, со списком и вышел к воротам уже изнутри. Чтобы хотя бы чуть-чуть, приблизительно, проверить свои впечатления, я вышел из машины, якобы желая помочь старшему прапорщику открыть ворота и пропустить «УАЗ». Ветер был крепкий, и створки требовалось придерживать.
– А что, солдат на КПП нет? – поинтересовался я.
– В столовую, товарищ капитан, отпустил. Сам пойду, как вернутся.
С воротами мы справились. «УАЗ» заехал на территорию. Я вышел за ворота, придержал их с обратной стороны, чтобы было удобнее закрывать, и только после этого забрел в сам вагончик КПП.
Внутри все было чистым и белым. Стены были обклеены светлым пластиком с холодным мраморным рисунком. На вполне современном столике стоял компьютер-моноблок со светящимся монитором. На нем была вовсе не какая-нибудь игрушка, а что-то деловое, какой-то список. Рассматривать содержимое документа мне никто не разрешал. Я встретился в двери со старшим прапорщиком, пропустил его в будку, а сам вышел на внутреннюю территорию.
«УАЗ» ждал меня. Я предположил, что закрытая территория довольно велика, поэтому необходимо ехать. Но определиться с этим даже приблизительно было сложно, поскольку база располагалась в лесу, и широкому обзору мешали деревья.
Я сел в машину. Мы поехали и остановились метров через пятьсот, рядом с двухэтажным зданием из силикатного кирпича.
– На первом этаже сидит дежурный по штабу. Доложи ему, что приехал, представься, он даст тебе провожатого до кабинета командира, – сказал мне капитан-десантник, как-то резко перейдя на «ты». – Моя миссия завершена. Мне еще до головного управления добираться.
Я вышел из машины, не забыв прихватить свой рюкзак с личными вещами и стандартный шлем от «Ратника», который снял, когда вышел помогать старшему прапорщику на КПП. Но делать доклад дежурному по штабу я предпочитал в шлеме, чтобы иметь возможность и честь отдать, как полагается по уставу.
Дальше все пошло так, как говорил капитан-десантник. После доклада дежурный майор, тоже, кстати, в форме ВДВ, вызвал из внутренней комнаты сержанта с нарукавной эмблемой инженерных войск, который и проводил меня на второй этаж, где располагался кабинет командира. Этот парень, в отличие от старшего прапорщика с КПП, выглядел настоящим солдатом, опрятным и подтянутым, таким, который может служить примером для рядового состава.
– Мне доложить? Или вы сами представитесь, товарищ капитан? – спросил сержант.
Видно было, что он робел перед дверью командира.
– Иди. Свободен. Сам представлюсь, – смилостивился я и постучал в дверь.
– Войдите.
Я вошел и увидел полковника Самокатову. Она сидела за рабочим столом, хмурилась и читала какие-то листы принтерной распечатки. Сам я делать этого не люблю, привык читать с монитора. Не понимаю людей, которые зачем-то текст распечатывают, но сидят все равно перед тем же включенным монитором. Можно подумать, что он в таком виде не воздействует на глаза.
Я шагнул вперед под суровым взглядом полковника и доложил по всей форме о прибытии в ее распоряжение.
– Садись, Максим Викторович. Можешь не рассказывать, чем там у вас в Дагестане дело завершилось. Я уже с Валентином Валентиновичем связывалась. Он мне кратко рассказал, что твой преемник провел успешную операцию, консультантом в которой выступал капитан Иван Васильевич Овсов, – проговорила Алевтина Борисовна, поправила очки и улыбнулась.
Я не мог не отметить, что улыбка весьма шла ей, делала лицо мягче, женственнее, убирала из взгляда армейскую суровость. Короче говоря, она почти что делала из полковника человека.
Я всегда считал, что практически полностью лишен тщеславия. Тем не менее мне было приятно, что она знает не только о том, как завершилась операция, но и об участии в ней Ивана Васильевича Овсова. Хотя это, возможно, было и не тщеславие вовсе, а только желание привезти с собой хорошую рекомендацию с прежнего места службы. А что может служить лучшей характеристикой, чем так вот успешно проведенная операция?
– Нам с тобой сейчас предстоит серьезный разговор, капитан, – заявила Алевтина Борисовна и снова обрела серьезный вид, соответствующий, видимо, тому, что она хотела сказать.
Эта особа сразу потеряла женственность, превратилась в жесткого и сурового командира. Я обратил внимание на то, что носила она костюм от оснастки «Ратник». Только шлема, как на мне, на ней не было. Но прическа у нее была короткая, армейская, без женских выкрутасов и украшательств. Это импонировало мне, человеку военному.
Я даже собственную жену заставлял стричься коротко, выбросил из дома всякие бигуди и разноцветные заколки для волос. Естественная, природная простота всегда лучше всяких замысловатых выдумок парикмахеров и персон, им подобных.