Из армии пришел Самсон в начале лета. Два месяца после дембеля гулял. Пил с друзьями. Ловил рыбу на прудах. Ходил по девчонкам. Маленький депрессивный городок с единственной пятиэтажкой у автовокзала и работающим три дня в неделю полуразворованным заводом не слишком много удовольствий предоставлял своим обитателям. В конце лета в день зарплаты полупьяный отец пришел с работы вместе с другом – мастером покрасочного цеха.
- Вот, Леонид, моя смена! – нетрезво умилился он, когда на кухню, где они догонялись на кровно заработанные, вышел Самсон. – Вернулся, вишь, из армии. Работы никак не найдет. Третий месяц пошел!
- А чё ты, Иваныч, молчал? У нас же Маляев на пенсию собрался. Давай сына к нам. Хорошее место. Доплата за вредность! Как звать его?
- Мишей! – прослезился отец пьяными слезами. – Слышишь, Михаил?! Леонид Петрович тебе место предлагает! Самое элитное на всем заводе! Всегда при куске хлеба останешься!
Так Самсон попал в «малярку». Работа была адская. Респираторы, которые выдавались малярам, выработали свой ресурс еще в прошлом тысячелетии. Глаза слезились от удушливого запаха. В горле першило. Руки после смены приходилось оттирать ядреным растворителем. Зато, в отличие от других цехов, работала «малярка» пять дней в неделю. Таким похвастаться могли еще только бухгалтерия и охрана. У Самсона завелись деньги. В городишке, где в каждом магазине под прилавком лежит тетрадь, в которую продавцы пишут отпускаемые в долг до зарплаты хлеб и макароны, человек, работающий пять дней в неделю на заводе – это «финансовая элита». Вокруг Самсона засуетились невесты. Жизнь, как умела, играла яркими красками.
И всё сложилось бы у него «как у людей»: через полгодика женился бы он на какой-нибудь, уже беременной к тому времени, пигалице. Сыграли бы свадьбу на взятый кредит. А на подаренные гостями деньги купили бы большущий плоский телевизор, на который пришли бы любоваться все соседи. И по вечерам смотрели бы по нему два центральных канала, потому что больше ничего не ловит в этой забытой богом глуши. С мая по октябрь горбатились бы на огороде. Жена, родив трех ребятишек, раздобрела бы, закатывала бы за лето по полсотни банок огурцов, а по выходным ходила к матери жаловаться на мужа и безденежье. Но распорядилась судьба по-другому.
Это был выходной – четвертое ноября, «День единства». Непонятный и ненужный, если верить ворчанию матери, праздник. Завод не работал. Самсон вместе с другом Валеркой взяли «Журавлей»***(1) и две полторашки «Жигулевского» и завалились к Машке, шалаве редкой, но смешливой и фигуристой.
Пришли еще Светка, Артем, Светкин брат, его девушка Настя…. Пиво быстро кончилось. Народ заскучал. А у Самсона оформились планы на Машку, и душа просила подвига. Так оказались они с Валеркой у коопторга. Магазин был закрыт по случаю праздника, и над дверью мигала синяя лампочка охраны. Не понятно, с какого загона, рванули они двери, а после того, как замок не поддался, высадили каблуком дощатую филенку. Валерка полез было внутрь, но застрял в узком проломе. Заорала на всю вечернюю дремотную улицу визгливая сирена.
- Валера, твою мать, бежим! – спохватился Самсон.
Дернул приятеля со всей силы за руку, выломав его плечом узкую дверную раму. Валерка смачно ругнулся и, глухо топая большими сапогами, побежал вслед за другом. Отдышались в школьном дворике, поматерились и огородами разошлись по домам. Городишко – маленький, всё тайное делается явным за минуту. Ночь не наступила, а участковый уже стучался в дверь Самсоновых.
- Иваныч, знаешь ты, что Мишка твой с Валеркой Голавлевым магазин взломали?
Родители закрестились, запричитали. О сыне, который два часа назад вернулся пьяный и напуганный, не признались. Сказали:
- Загулял, не знаем сами, где!
- Тюрьма им будет! – пригрозил участковый. – Скажите, пусть лучше с повинной придет, - и ушел.
Отец зло распахнул дверь в Самсонову комнату:
- Вставай, подлец! По кривой дорожке пошел, недоносок?!
- Нет, бать! – торопливо зачастил Самсон. – Мы ничего не взяли, только дверь сломали. Да и то – Валерка!
Мать, утирая слезы и что-то про себя шепча, укладывала рубашки и носки в армейский Самсонов чемодан:
- Езжай, сынок, в город! Отсидишься, выждешь, может, пронесет?!
«Городом» называли областной центр. Переночевал там Самсон у одноклассника, который работал охранником в банке и жил, неясно на каких условиях, у сорокалетней, как он представил ее, «подруги». Одноклассник и надоумил его ехать в Москву.
- У меня друган непыльно так устроился: снимается в порнушке! Прикинь, работа: баб ебать! И денег платят знатно! Он хату там снимает. И почти новую «Приору» купил.
Вот как вышло, что вчерашний маляр приехал в столицу и появился в огромном дворе спального района, куда домчало его такси по записанному на бумажке адресу. Задрав голову, оглядывал Самсон шестнадцатиэтажки. Светилась огнями новенькая школа. Плотно втиснулись друг к другу дорогие машины. Девушка с пушистой собачкой, разговаривая по телефону, прошла очень близко, едва не задев его плечом. Кажется, весь родной город Самсона разместился бы в этом дворе! Минут через пятнадцать подошел к нему рослый мужик:
- Ты – Самсонов? Ты звонил? Пошли!
Едва успевая за его широкими шагами, Самсон испуганно покосился на консьержку в подъезде, споткнулся о постеленную в тамбуре дорожку и в первую секунду отшатнулся от раскрывшихся дверей освещенного голубоватым светом лифта. Провожатый усмехнулся снисходительно:
- Привыкнешь, не робей! Звать-то тебя как?
- Михаилом! – выпалил Самсон, потом смутился и поправился: - Ну, то есть – Мишей...
- А я – Александр Аркадьевич. Студия наша – здесь, в этом же подъезде, на четвертом этаже. А жить ты будешь на девятом, вместе с одним из наших артистов.
На девятом этаже лифт остановился, мужик уверенно открыл ключом одну из дверей и пропустил Самсона впереди себя.
- Вот здесь. На второй койке спит Олег. Он тоже будет с тобою сниматься. Он – парень хороший. Третий год у нас работает. Ты с ним подружись, он тебе освоиться поможет. Вот твои ключи. Всё, я ушел. До завтра!
Миша оставил вещи в коридоре и прошелся по квартире. Панельная однушка. Небольшая кухня, совмещенный санузел. Две узких кровати по двум стенам комнаты, шкаф и стол. Компьютер с посявканным корпусом и старым монитором. Маленький телевизор. Для кого-то – тоска и казенщина. А Самсону после древнего дивана со сломанной пружиной, после ковра на стене и серванта с хрустальными сахарницами, квартира эта показалось такой же удивительной, как жизнь на Марсе! Он достал из чемодана тапочки, повесил куртку и пошел в слепящую светильниками, зеркалами и никелированными кранами ванную комнату.
* * *
- Привет! Ты, что ли, будешь здесь жить?
- Ты – Олег?
- Да. А ты? – спросил парень, проходя на кухню и щелкнув чайником. – В холодильнике две верхние полки – мои, остальное можешь занимать.
- Я – Миша, - Самсонов протянул руку для пожатия, но Олег не обратил на нее внимания.
Мишка постоял две минуты в дверях, потом ушел в комнату и лег лицом к стене. Спустя четверть часа Олег закончил возиться на кухне, распахнул дверь и остановился в дверном проеме, уплетая из тарелки пельмени.
- Значит, ты теперь ебать меня будешь?
- Что? – встрепенулся Мишка. – Кого?
Олег хмыкнул:
- А ты думал – Милу Йовович? Тебя продюсер, что, не предупредил? Конечно, с твоим типажом будешь как twink***(2) сниматься. Для того чтоб трахать баб, нужно быть качком. Или толстым папиком. Или с продюсером «вась-вась» иметь. Ты, как я понимаю, ни к тем, ни к тем, ни к этим не относишься?
Миша покачал головой. Олег подцепил из тарелки последний пельмень.
- У тебя на мужиков-то стоит?
Миша смутился.
- Ты еще и краснеешь, как баба?! Сниматься-то как будешь? А болт у тебя - большой? – Олег, не обращая внимания на смущение собеседника, кивнул куда-то в сторону его пупка.
- Семнадцать сантиметров! – с хмурым вызовом ответил Михаил.
- Ну и нормально! – примиряющим тоном сказал Олег. – А у меня – пятнадцать. Меня все любят поэтому. А еще у нас есть Клей – у него 24! Его ненавидят. С ним ни в задницу долбиться, ни в горло – врагу не пожелаешь.
- А почему «Клей»? – спросил Михаил, чтобы как-то поддержать этот неудобный разговор. – Нюхает?
- Нет. Знаешь, такой боксер был: Мухаммед Али, а настоящее имя – Кассиус Клей. Так наш «Клей» - мулат, потому и размер такой. Его тоже зовут Али, Мухамед и что-то там еще, четыре слова… Сокращенно – Клей.
- Понятно, - ответил Михаил.
- Мыло и шампунь мои не брать! Не люблю! – сказал Олег, заваливаясь на узкую койку и щелкая пультом телевизора. – Футбол смотришь?
- Да.
- А болеешь за кого?
- За «Челси».
- Дурак, что ли? – обиделся Олег. – А из наших?
- За Локо.
- Отлично! Будет из-за чего подраться! – ответил Олег, увеличивая громкость какого-то скетч-шоу, начинающегося по телевизору.
Миша отвернулся к стене и накрыл голову подушкой. Никто не обещал, что будет легко. Куда теперь деваться-то? С мужиками – так с мужиками!
Утром Миша долго перекладывал в чемодане рубахи, соображая: какая годится для первой встречи с продюсером? Олег с чашкой чая, хрустя баранкой, выглянул из кухни и пару минут наблюдал буридановы метания нового соседа. Потом не выдержал:
- Чего ты там роешься? Все равно сниматься будешь голым! Ты как завтракать привык? Учти, до трех часов дня перерывов не будет. Что сейчас съешь, на том и просидишь.
Миша вышел на кухню и растерянно посмотрел на плиту.
- Ну это… бутерброд с маслом, чай.
Олег хохотнул:
- И ГДЕ ВСЁ ЭТО? Что ты с собой принес вчера?
- У меня деньги есть, - нерешительно проговорил Миша.
- Вот и жри их, придурок! Что, никогда без мамочки не жил?
- Я, между прочим, служил на таджикско-афганской границе! У меня боевое ранение есть, ножевое, - ответил Михаил с вызовом и задрал футболку, обнажая перечеркнувший ребра пятисантиметровый шрам, оставленный заточкой «героинового конвоира», за задержание которого получил боевую медаль Мишин старшина.
- Геро-о-ой! – примирительно, без насмешки протянул Олег. - Ладно, ешь! – он подвинул соседу пакет баранок. – Потом – отдашь. Свалился на мою голову. Режиссеру не говори, что целка. Здоровее будешь, понял? Скажи, что было у тебя уже.
Михаил покивал «спасибо» и с неопределенным видом пожал плечами.
Студия занимала четыре квартиры, отгороженные от лифта металлической дверью. В одной, за запертыми кожанами дверями, был офис. Остальные квартиры были - настежь. У электрических щитков курили несколько молодых пацанов и разновозрастных - от восемнадцати до сорока лет - баб. С Олегом поздоровались. На Михаила покосились равнодушно и на его бодрое «Здравствуйте!» не все ответили кивками. Только коротко стриженная несвежая девица подошла, оттерев Михаила от кружка курящих и томно заглянула ему в глаза:
- Новенький? Будем знакомы: Марина!
Михаил покраснел, а за его спиной загоготало несколько голосов. Из «офиса» выглянул вчерашний мужик:
- Самсонов пришел? К начальству!
Пожилой седой человек, вальяжно откинувшись в высоком кресле, не представившись, начал:
- Ну, здравствуй, Михаил Самсонов! Паспорт давай! Сколько лет тебе? Откуда приехал? Служил? Военный билет есть? Раздевайся!
Михаил ответил на вопросы, подал документы и стоял, переминаясь с ноги на ногу и неуверенно теребя верхнюю пуговицу рубахи.
- Раздевайся живей! Что как рыба сонная? – заторопил его стоящий у окна Александр Аркадьевич. – Встает у тебя? Подрочи, покажи!
- Что?
- А ты зачем сюда явился? Здесь тебе не Голливуд. Давай, «товар лицом показывай», - мужик протянул Михаилу лежавший на столе журнал. – На, листай!
Журнал был порнографический. Девятнадцатилетнее тело быстро откликнулось на откровенные картинки. Стыдливый румянец еще не сошел с Мишиных щек, а член уже стоял после пары десятков движений и четырех пролистанных страниц.
- Молодец, годишься! – подбодрил его седой. – Анально жил?
- Нет, - помотал головой Миша и только потом спохватился, что сосед по квартире советовал так не отвечать.
- Ну и отлично! Ну что, Аркадьич, снимаем “first time”***(3)?
- Может быть, “rape”***(4)? – неуверенно предложил Аркадьич. – Тебе деньги-то нужны, Самсонов?
- Кому ж не нужны? – откликнулся Михаил.
Седой достал из верхнего ящика стола папку. На листах, запакованных в прозрачные «файлы», были расценки съемочных эпизодов.
– Смотри: вот будет тариф твоего рабочего дня! – палец с ухоженным, полированным ногтем провел по строке, в конце которой стояла недельная зарплата мастера покрасочного цеха. – За каждый утвержденный режиссером эпизод – доплата. «Садо-мазо» – тройной тариф, – палец съехал не несколько строк ниже.
- А что надо делать? – настороженно спросил Михаил.
- Да почти ничего! – усмехнулся Аркадьич. – Станешь раком, постонешь. Покричишь, если режиссер тебя попросит. Калечить тебя никто не собирается, ты нам живой и здоровый нужен. Вон у тебя как отлично встает. Мы на тебе деньги будем делать, понял?! Нам тебя беречь придется.
Михаил никак не мог поверить, что ему за один день «работы» заплатят такие деньги. Какая там «приора»?! Да он приедет домой на дорогом кабриолете, таком же, как на картинке, висевшей в курилке малярного цеха. Остановит машину перед клубом. И, с небрежным видом облокотившись на капот, будет курить дорогие сигареты, ожидая, пока новость о его приезде сама облетит маленький городок….
- Эй, Самсонов, ау! – Аркадьич толкнул его в плечо. – Заснул, что ли? Подписываешь? Один эпизод «садо-мазо», плюс полдня – обычного режима?! Завтра утром сдашь анализы, если - норма, то подпишем контракт на год. А до того будешь работать в презервативе. Ок?
Михаил покивал, расписался в протянутом ему листе и вышел из офиса, все еще не стряхнув с себя видЕние с роскошной машиной. Начиналось всё просто отлично!
В одной из квартир снималась большей частью «классика» и бабы, в другой – мужики и «садо-мазо». В третьей были «гримерки», стояли софиты, усилкИ и прочая аппаратура. Съемочные комнаты сильно отличались по интерьеру: классическая спальня с огромной кроватью и бархатными шторами с ламбрекеном, медицинский кабинет, «пыточная» с деревянными скамьями и обоями «под кирпич», «тренажерный зал»….
Посмотрев несколько дублей и еще не успев придти в себя от будничного равнодушия, с каким здесь перед камерами делалось то, что обычно у людей принято скрывать, Михаил услышал свою фамилию.
- Пионерский лагерь, - без предисловий затараторил лысоватый режиссер. – Он – разбил мячом окно в столовой. Ты – вожатый. Наговариваем текст!
Немудреные реплики были написаны на большом экране. По строкам бежала подсветка, как в караоке. Мишин партнер – круглолицый шатен, не по возрасту наряженный в короткие шорты и пионерский галстук – читал с выражением текст, добавляя в голос визгливые и извиняющиеся нотки. Звукооператор одобрительно кивал. Миша тоже начал, волнуясь, читать.
- Четче, четче, не частИ! – остановил его режиссер. – И, ты – злишься на него, ты понял?
Миша повторил реплику, стараясь «не частить» и «злиться». Требования к артистизму, судя по всему, были невысокие, потому что уже с третьего повтора режиссер остановил микрофоны:
- Супер! Следующая сцена: ты – соглашаешься на наказание, ты – его ебешь. Встань сюда. Левее. Руку будешь высоко держать, а то не видно. Вот, отлично!
Шатен послушно опустился перед Михаилом раком. Миша опешил.
- И что делать?...
Операторы и несколько человек, пришедших поглазеть, как снимается новенький, заржали.
- Ты что – девственник? Суй, давай. Почему не стоит у тебя? Дрочи! Катюша, дай картинку!
Помреж Катюша защелкала пультом, листая на том же экране порнофотографии.