Закон Стаи гласил: Изгнанники не возвращаются. И за последние десять тысяч лет Закон этот не преступал никто. Голос Закона запрещал: и думать не смейте о возвращении. Джонатан сказал: возвращайтесь не задумываясь.
И Джонатан уже летел над водой и был в миле от них. Если они еще немного помедлят, он встретится с враждебной Стаей один.
— Нас изгнали. Мы не принадлежим к Стае. С какой стати мы должны обращать внимание на Закон Стаи? — произнес Флетчер, обращаясь, скорее, к самому себе, чем к остальным. — И к тому же, если на него нападут, от нас больше толку будет там.
И они появились в то утро, они восьмером пришли с запада стройным звеном в форме двойного ромба. Они летели четко и слаженно, практически касаясь друг друга кончиками крыльев. Со скоростью ста тридцати миль в час они пронеслись над пляжем, где обычно проходили общие собрания Стаи. Джонатан — впереди, Флетчер — непринужденно и легко — справа от него, Генри Кэлвин, стараясь не отставать и не выпадать из общего ритма — слева. Затем все звено, как одна птица, сделало медленный вираж вправо — участок горизонтального полета — переворот — горизонтальный участок — слышно было только, как свистит рассекаемый ими ветер.
Крики и кряки повседневного быта Стаи смолкли, словно звено птиц над пляжем было гигантским ножом, вмиг отсекшим все привычные звуки. Восемь тысяч птичьих глаз, не мигая, напряженно следили за ними.
Одна за другой все восемь птиц взмыли вертикально вверх — мертвая петля — а потом — прямо из мертвой петли — вышли в пике, закончив полет посадкой с мгновенной остановкой. Затем, словно это входило в обычную ежедневную программу, Чайка Джонатан, как ни в чем не бывало, приступил к разбору полетов.
— Во-первых, — слегка усмехаясь, говорил он, — все вы без исключения опоздали занять свое место в строю. Вам не хватает быстроты реакции, чтобы действовать синхронно…
Молнией одна и та же мысль промелькнула в голове каждой чайки в Стае:
— Изгнанники! И они вернулись! Но это… этого не может быть! Так не бывает!
Замешательство Стаи было настолько глубоким, что все опасения Флетчера относительно того, что их будут бить, мигом растаяли как дым. Стая оцепенела.
Тем не менее некоторые из молодых чаек в стае позволили себе проявить интерес:
— Ну да, конечно, они — Изгнанники. О кей. Но парни, где они научились так летать?
Целый час потребовался для того, чтобы постановление Председателя обошло всю Стаю:
— Н
Изо дня в день толпа росла. Приходили задавать вопросы, поклоняться, проклинать.
— В Стае говорят, что ты — либо сам сошедший на землю Сын Великой Чайки, либо опередил свое время на тысячу лет, — сообщил однажды Джонатану Флетчер после утренней отработки сверхскоростных полетов.
Джонатан вздохнул. Вот она — цена непонимания. Либо Бог, либо дьявол.
— А сам-то ты как думаешь, Флетч? Опередили мы свое время?
Молчание. Потом Флетчер неуверенно заговорил:
— Ну, в общем-то, всегда было можно научиться так летать. Нужно было только захотеть. Время тут ни при чем. Хотя, возможно, мы опережаем моду… Общепринятый стереотип о полете чаек.
— Это уже легче, — сказал Джонатан, перевернувшись через крыло, и некоторое время летел вниз спиной. — Все же лучше, чем опережать время.
Это произошло всего неделю спустя. Флетчер показывал группе новых учеников элементы практики скоростного полета. Он как раз вышел из пике с высоты семи тысяч футов и несся — почти невидимый на бешеной скорости — над самым пляжем, как вдруг птенец, впервые оторвавшийся от земли, возник у него на пути с криком: «Мама! Мама!» За долю секунды до столкновения Чайка Флетчер Линд успел резко свернуть влево — туда, где стеной возвышалась громадная скала из твердого гранита.
Ему показалось, что скала — это исполинская твердая дверь в другой мир. Ужас, и шок, и удушливая тьма… А потом — покой незнакомого неба, воспоминания, забытье, опять воспоминания и снова — забытье. Было страшновато, а после пришли печаль и сожаление. Очень-очень глубокое сожаление.
И, как в тот день, когда он впервые встретился с чайкой по имени Джонатан Ливингстон, в уме его зазвучал голос:
— Дело в том, Флетч, что мы пытаемся преодолеть границы своих возможностей постепенно, по порядку, не торопясь. Прохождение сквозь камень значится в нашей программе несколько позже.
— Джонатан!
— Известный также как Сын Великой Чайки, — невозмутимо произнес его наставник.
— А ты что здесь делаешь? А как же скала? Я что, не того… ну, не это… не умер, что ли?
— Ну, Флетч, брось… Подумай: если ты со мной сейчас разговариваешь, стало быть ты определенно жив. Так? Просто тебе удалось достаточно резко сдвинуть уровень сознания. И теперь у тебя есть выбор. Хочешь — можешь остаться на этом уровне — кстати, он гораздо выше того, на котором ты находился прежде, — а можешь вернуться обратно и продолжить работу в Стае. Их Старейшины, между прочим, так и ждали, чтобы с кем-нибудь из нас приключилось какое-либо происшествие, предпочтительно с летальным исходом. Так что, оставшись здесь, ты их весьма обяжешь. Они и мечтать не смели о столь роскошном подарке, и, главное — так своевременно…
— Понятно. Разумеется, я возвращаюсь. Только-только новую группу набрал…
— Очень хорошо, Флетчер. Помнишь, что мы говорили о теле? Тело есть мысль, облаченная в доступную восприятию форму?..
Флетчер шевельнул головой, расправил крылья и открыл глаза. Он обнаружил, что находится у подножия скалы, а вокруг него толпится вся Стая.
— Ожил! Он умер, и он снова — живой!!!
— Коснулся его крылом! Вернул ему жизнь! Сын Великой Чайки!
— Да нет, он сам говорит, что не Сын! Он — дьявол! ДЬЯВОЛ!!! Да! Он пришел извести всю стаю!
Все четыре тысячи птиц, составлявших толпу, были в страхе. Случившееся напугало их, и потому крик «ДЬЯВОЛ», ураганом пронесшийся над толпой, упал на благодатную почву. Сверкая глазами и зловеще навострив клювы, толпа сжимала кольцо, готовая разорвать их в клочья.
— Как полагаешь, Флетчер, не лучше ли нам сейчас отсюда убраться? — поинтересовался Джонатан.
— Я был бы, пожалуй, не против того, чтобы находиться где-нибудь подальше от этого места…
И мгновенно они оказались в полумиле от подножия скалы, а разинутые клювы обезумевших птиц, сомкнувшись, ухватили только воздух.
— Почему, — недоумевал Джонатан, — почему самое трудное на свете дело — убедить свободного в том, что он свободен и что он вполне способен сам себе это доказать, стоит лишь потратить немного времени на тренировку? Почему так?
Флетчер никак не мог прийти в себя от столь неожиданного поворота событий:
— Что ты сделал? Как мы здесь оказались?
— Но ты же сам сказал, что непрочь оттуда убраться… Или нет?
— Говорил. Но как это ты…
— Очень просто, Флетчер. Так же, как и все остальное: практика.
К утру все в стае и думать забыли о вчерашнем массовом помутнении разума. Но только не Флетчер.
— Джонатан, помнишь, ты говорил как-то — давно уже — насчет любви к Стае, достаточной для того, чтобы возвращаться и учить?
— Помню, конечно.
— Так вот, я не могу понять, как ты умудряешься любить эту тупоумную ораву, готовую в любой момент взбеситься и прикончить тебя. Как, например, вчера…
— Ох, Флетч, кто же такое полюбит? Ненависть и злоба — вовсе не то, что следует любить. Научись видеть в них истинную Чайку, воспринимая то лучшее, что в них есть, и помогая им самим это лучшее рассмотреть. Вот что я имел в виду, когда говорил о любви. Знаешь, как радостно, если это удается! Я, кстати, припоминаю одного очень яростного парня — кажется, его звали Чайка Флетчер Линд — так вот он, когда его изгнали, готов был драться насмерть со всей Стаей сразу. И уже направился было к Дальним Скалам, чтобы там в одиночестве устроить себе настоящее пекло — такой знаешь ли, индивидуальный ад до конца дней. Но вместо этого он сейчас строит свои Небеса, да еще и всю Стаю ведет в том же направлении…
Флетчер повернулся к нему, и в глазах его промелькнул испуг:
— Я
Мерцание прекратилось. Джонатан растаял в воздухе. Прошло некоторое время, прежде чем Чайка Флетчер смог заставить себя подняться в воздух, где его ожидала новая группа учеников, жаждавших получить первый урок.
— Для начала, — мрачно сказал он, — вам следует понять, что чайка есть ничем не ограниченная идея свободы, воплощение образа Великой Чайки, и все ваше тело от кончика одного крыла до кончика другого — это только мысль.
Молодые чайки глядели недоумевающе. Ну, парень, думали они, не очень-то эта инструкция поможет нам выполнить мертвую петлю.
Флетчер вздохнул и заговорил снова, окинув их критическим взглядом:
— Хм… Э-э-э… Ладно, начнем с освоения искусства горизонтального полета.
И стоило ему это произнести, как он уже понял, что происхождение его Друга было ничуть не более божественным, чем его собственное.
— Нет ограничений, Джонатан? — подумал он. — Тогда недалек тот день, когда я соткусь из воздуха на твоем берегу и кое-что расскажу тебе о том, как нужно летать!
Он старался выглядеть строгим перед учениками, но вдруг увидел их всех такими, каковы они были в действительности, он рассмотрел их истинную сущность. Это продолжалось недолго — всего лишь какое-то мгновение, но ему понравилось то, что он увидел, очень понравилось, вплоть до любви. «Нет пределов, Джонатан?» — И он улыбнулся. Начинался его собственный путь знания.